Мы видим в западной историографии явную тенденцию ревизии оценок времен «холодной войны». Нельзя утверждать, что эта тенденция уже является господствующей, но не исключено, что она станет таковой. Во всяком случае, Р. Девис и С. Виткрофт сделали для этого все возможное. На суперобложку своей книги они вынесли вердикт самого Р. Конквеста: «Это действительно выдающийся вклад в исследование столь важной проблемы». После этого печатается авторская аннотация, не оставляющая камня на камне от выводов, сделанных в монографии «Жатва скорби». Это, — говорят авторы о своей книге, — «первое всестороннее исследование ужасных лет советского голода, базирующееся на ранее засекреченных и совершенно секретных российских и украинских архивах. В нем голод рассматривается на фоне долгосрочных и среднесрочных факторов, приведших к сельскохозяйственному кризису, и определяется степень, в которой голод был «организованным» или «искусственным». Контраверсийные выводы авторов отличаются от сделанных ранее многими историками, в том числе Робертом Конквестом».
Не ограничиваясь сказанным, Р. Девис и С. Виткрофт приводят в своих выводах позаимствованное из книги «Жатва скорби» утверждение о том, что голод в Украине был «сознательно применен» ради его (Сталина. — Авт.) выгоды (1986)», после чего в примечании цитируют отдельные фразы из письма Р. Конквеста, адресованного им в сентябре 2003 года. В переписке, пишут они, доктор Конквест настаивал: «Не считаю, что Сталин преднамеренно устроил голод 1933 года. Нет. Я доказывал, что когда голод стал неотвратимым, он мог предупредить его, однако поставил «советский интерес» выше спасения голодающих, — таким образом, сознательно содействовал голоду».
Утверждение Р. Конквеста является отходом от его позиции, обнародованной в 1986 году. Первичная позиция основывалась на свидетельствах людей, оставшихся в живых после пребывания в украинском селе в 1932–1933 годах. Теперь под давлением «ревизионистов» он отказывается от сказанного в годы «холодной войны». Другими словами, он продолжает обвинять Сталина в убийствах, но отказывается квалифицировать их как «убийства с предварительно обдуманным намерением». Получается что-то вроде того, что в уголовном праве квалифицируется как «убийство по неосторожности». Вот такую неожиданную ревизию постоянного сталинского курса на превентивный террор несет с собой окончание «холодной войны». Если солидаризироваться с этим заявлением Р. Конквеста, то исчезает фундамент, на котором строится концепт голода-геноцида.
Украинских историков ждет нелегкая работа: убедить зарубежных коллег в своей правоте. Чтобы доказательная база Голодомора как геноцида выдержала международный аудит, нужно отнестись к ее формированию очень серьезно. Главным камнем преткновения является, без сомнения, вопрос о том, кого уничтожал Сталин — украинцев или граждан Украины? На первый взгляд, этот вопрос лишен смысла, потому что погибали те же самые люди. Но от убедительного ответа на него зависит, признает ли мир украинский Голодомор геноцидом.
5. Кого уничтожал Сталин?
В октябре 2005 года мне пришлось принять участие в работе международного научного семинара, который проводил Институт Антонио Грамши (Рим). Тему семинара сформулировал профессор Неаполитанского университета Андреа Грациози, плодотворно работающий над проблематикой по истории СССР: «Сталин, советский голод 1931–1933 годов и украинский Голодомор». Итальянские участники семинара объяснили, что ООН в 2003 году не признала Голодомор геноцидом из-за того, что украинская сторона не предоставила доказательств уничтожения советским режимом именно украинцев. Представленные документы свидетельствовали о том, что в 1932–1933 годах в Украине погибли миллионы людей, но это было известно и раньше. С сообщения об этом заявлении итальянской профессуры началась серия моих публикаций на тему «Почему Сталин нас уничтожал?» («День», 20 октября 2005 года).
Если иностранцы только вежливо просят доказать, что режим уничтожал именно украинцев, то современные граждане Украины в своей основной массе решительно не соглашаются с таким утверждением. Киевский международный институт социологии при Национальном университете «Киево-Могилянская академия» в сентябре 2006 года провел опрос взрослого населения Украины по проблематике Голодомора в четырехступенчатой последовательности. Он дал интересные результаты.
Первый вопрос был такой: «Вы слышали или читали о голоде 1932–1933 годов в Украине?» На него ответили утвердительно 94,4 % опрошенных.
Тем, кто ответил утвердительно, поставили второй вопрос: «Был ли этот голод вызван главным образом действиями власти или природными обстоятельствами?» Ответы были такими (в процентах): действиями власти — 69,0; природными обстоятельствами — 12,1; не думали об этом — 5,4; трудно сказать — 13,5.
Тем, кто возлагал ответственность за голод на действия власти, адресовался третий вопрос: «Считаете ли вы, что власть организовала голод преднамеренно?» Ответы распределились таким образом (в процентах): да — 84,2; нет — 5,7; трудно сказать — 9,0; не думали об этом — 1,0.
Наконец, только тем, кто считал, что власть организовала голод преднамеренно, задавался четвертый вопрос: «Был ли этот голод направлен против всех жителей Украины независимо от их национальности, или только против украинцев по национальности?» Ответы оказались такими (в процентах): против всех жителей Украины независимо от их национальности — 60,8; против украинцев по национальности — 26,2; трудно сказать — 11,2; не думали об этом — 1,8. Процент убежденных в том, что голод был направлен только против украинцев по национальности, по регионам распределялся так: Западный — 40,8; Центральный — 20,8; Южный — 16,4; Восточный — 22,7.
Приведенные данные настолько выразительны, что не нуждаются в особых комментариях. Нужно поздравить журналистов и ученых с тем, что современное поколение граждан уже понимает преступный характер действий сталинской власти. Наоборот, те, кто погибал от голода, не понимали, что с ними случилось. Не понимали этого даже партийные функционеры на высоких должностях. Не стоит сомневаться в искренности (в данном случае) воспоминаний Никиты Хрущева, который тогда работал вторым секретарем Московского горкома и обкома ВКП(б): он знал о жестоком голоде в Украине, но не понимал причин.
Опрос показывал, что процент тех, кто не видел в Голодоморе геноцида по национальному признаку, преобладал во всех регионах. Даже в Западном регионе, который находился в 1933 году вне пределов СССР, половина опрошенных утверждала, что голод был направлен против всех жителей Украины независимо от их национальности.
Социологический опрос дает представление о состоянии обыденного сознания. Не менее интересно проанализировать высказывания нашей интеллектуальной элиты. Ограничусь отрывком из статьи журналиста «Газеты по-киевски» Леонида Швеца. Статья была опубликована в день рассмотрения Верховной Радой законопроекта о Голодоморе, и автор еще не мог знать результатов. Швец приводил три аргумента, которые противоречили, как ему казалось, концепции Голодомора как геноцида:
«Для многих в России и Украине оказалось сложным увидеть в Голодоморе сознательную политику уничтожения населения по признаку украинскости, вот этот самый геноцид. Во-первых, изначально такую юридическую квалификацию получили преступления, связанные с открыто провозглашенной и демонстративно проводимой правительственной политикой по уничтожению национальных, этнических, расовых и религиозных групп. В случае же Голодомора факты массового вымирания населения скрывались от остальной страны и внешнего мира, и не то что украинофобской истерии, наподобие юдофобской пропаганды Геббельса, — даже намеков на антиукраинскость в СМИ тех лет вы не найдете. Большевики, выжимая последние соки из села, обходились терминами классовой борьбы.
Во-вторых, признаки целенаправленной политики уничтожения украинского этноса сложно обнаружить как до Голодомора, так и после. В борьбе с «националистическим уклоном» пошерстили как интеллигенцию, так и партийцев, почти 10 лет, с 1923 года, кстати, с благословения центра, проводивших как раз «коренизацию» — украинизацию, но это вполне укладывается в параноидальную логику Сталина и режима в целом. Опять-таки: били не по морде, не по паспорту, а по «подозрительным элементам».
В-третьих, сами масштабы голода 1932–1933 годов настолько выходят за пределы территории Украины и заселенной украинцами Кубани, что сужать жуткую картину массового вымирания населения до национальных пределов минимум некорректно. Да и в украинских селах умирали рядом болгары, поляки, русские, все…»
Цитата слишком длинная, но в концентрированном виде она воспроизводит образ мышления противников концепта геноцида. Приведенные аргументы кажутся логичными, но иногда только потому, что мы не знаем собственной истории. Точнее, не знаем ее «подземных» срезов и понимаем советскую терминологию в буквальном смысле, хотя она часто означала что-то противоположное по содержанию.
