Хурдо повторил удавшуюся ему вертушку, попытался вновь свалить Мак-Левуда ударом в корпус. Горец устоял, и они схватились врукопашную. С каждым мгновением сопротивление Мак-Левуда слабело. Он отбросил ставший ненужным меч и обеими руками ухватился за рукоятку меча Хурдо. Пытаясь освободить клинок для решающего удара, Хурдо ногами наносил удары Горцу, хватка Мак-Левуда слабела.
В этот момент состав дотянулся до горячей мойки. В пылу борьбы соперники не заметили, как скрылись в пелене шипящих жаром струй. Очки Хурдо запотели, он со злостью сорвал их. Воспользовавшись заминкой соперника, Мак-Левуд вырвался из тесных объятий, сделал шаг назад. Хурдо бросился вслед за ним, но неожиданно споткнулся и, нелепо взмахнув руками, выронил меч. Секундной растерянностью телохранителя воспользовался Конор, вложив всё свои 86 килограммов в прыжок, Мак-Левуд впечатался в плотное тело соперника, опрокинул его, и они вместе покатились к краю вагонной крыши. Хурдо еще не оправился от падения, и Мак-Левуд резко столкнул телохранителя в просвет между вагонами.
Мак-Левуд спрыгнул с крыши вагона, готовый вновь схватиться с врагом. Мгновенно развернувшись, он ожидал встретить натиск Хурдо. Тот упал на рельсы и пытался выкарабкаться из-под наплывающего тяжелого колеса, но было поздно. Одним махом многотонный вагон отдавил голову вместе с рукой, инстинктивно выставленной Хурдо для защиты.
Ужасная смерть Хурдо потрясла Мак-Левуда. Последний вагон, дребезжа на стыках всеми заклепками своего изношенного корпуса, скрылся за поворотом, а Горец всё не мог оторвать глаз от раны, пропахавшей тело Хурдо.
Бесконечная опустошенность отражалась в глазах Мак-Левуда. Он выиграл бой, но надежд выжить у старого ученого не было. Где-то рядом его ждал второй боец, а сил не хватало даже просто поднять руку.
Лежащеё тело врага внезапно дернулось. Витано, переполнявший недавно подпитавшегося Хурдо, настойчиво искал воплощения. Язычки серебристого огня рванулись по рельсам, потом ручейками стали растекаться по земле. Стоявшую у дороги легковушку лизнул один из потоков — и вмиг взорвал всю электропроводку. Одна маленькая молния зигзагом устремилась к хранилищу с горючим.
Взрыва баков с мазутом Мак-Левуд не слышал. Он, шагнул навстречу основному потоку — и теперь витано наполнял его тело. Но это было не то легкое покалывание, которое испытывал молодой воин на Зайсте. Энергия рвала и крушила наносы старости, в муках возвращалась молодость. Ужасная боль бросила Горца на землю, он застонал, застыв в неестественной позе с обращенными в небо руками и запрокинутой головой.
Мак-Левуд не слышал взрыва емкостей бензина. Не видел, как, оторванная взрывной волной, катилась на него по рельсам цистерна с авиационным топливом. Коснувшись Конора, цистерна рассыпалась и бензин воспламенился.
Боль прошла. Мак-Левуд с удивлением осмотрел море огня вокруг себя. Старый профессор почувствовал необычную легкость в теле. Его черный плащ, незагоревшийся в пламени стал тесноват в плечах. Руки… На них была упругая молодая кожа. Прядь волос в пальцах блеснула не привычной сединой, а черным отливом воронового крыла. «Да, я снова молод», — и Мак-Левуд не позавидовал участи Ордо.
Еще живой телохранитель Катано, опоздав к концу схватки из-за обрубленного Хурдо мостика, видел только, что мощный взрыв потряс стены депо. В жарком пекле наверняка погибли старый профессор и зазнавшийся Хурдо. Телохранитель заржал: его напарник погиб, а слава победителя Горца достанется ему, Ордо.
Смех оборвался, и исполнитель генерала Катано почувствовал, как его коснулось дыхание смерти. Из огня неторопливо вышел помолодевший и уже бессмертный Мак-Левуд.
Конор не сомневался в победе. Он опять был молод и силен. Ордо удивил его своим реактивным ускорителем, в прежние времена на Зайсте бои в воздухе велись на легких летающих сандалиях, именно таких, какие были на ногах Хурдо. Защелкнув на своих ногах снятую с убитого обувь и взяв в руки меч, Горец легко отбивал лихорадочные налеты Ордо. Только один раз Мак-Левуд оказался в трудном положении. Телохранитель располовинил его клинок выстрелом из бластера. Но и тогда Ордо напрасно взвыл от радости:
— Пора попрощаться, Горец!
— С чего бы это? Разве ты куда-то собрался?
В следующеё мгновение шею рванувшегося безоглядно в атаку пришельца захлестнула тугая петля из троса — Мак-Левуд в Америке неплохо освоил лассо, и сила инерции оторвала голову Ордо, стремительно пролетевшего над уклонившимся от удара меча Горцем
Энергия вновь побежала по земле. Мак-Левуд встал в её поток. Она была нужна не ему самому. Горец решил использовать витано для материализации Учителя.
— Рамирес! Мой старый друг Рамирес!
* * *
Вечером в Гленко шел дождь, сверкали молнии. Гроза здесь — как и повсюду на Земле — гремела каждый день. Но вот группа Шекспировского мемориального театра из Стратфорда-на-Эйвоне приезжала в небольшой шотландский городок на реке Спей не часто. Сюда вообще мало кто приезжал. Сегодня, в последний день «месячника гастролей», гости давали «Гамлета» с первым трагиком Великобритании Мак-Кормиком в главной роли. Можно было смело идти в заклад, что в городе никто не слышал о нападении на установку «Декабрь», о которой неустанно твердили во всех уголках Земли средства массовой информации. В Гленко сегодня вечером слушали давнюю историю датского принца — практически весь город с мэром и местным судьей во главе заполнил ветхие, но заново окрашенные по такому случаю скамьи своего «Гленкуса».
Недавно начался последний, пятый акт вечной трагедии. Мак-Кормик сегодня был в ударе и уже предвкушал бесконечные овации — так их встречали на гастролях во всех городах. Топая, удалились со сцены могильщики. Канальи, это были местные доморощенные актеры, подменявшие заболевших Стива и Джона Талкеров. Они едва не загубили спектакль! Волосатый недотепа, первый могильщик, уронил череп «бедного Йорика», и теперь большим пальцем Мак-Кормик вынужден был прижимать едва не отлетевшую нижнюю челюсть муляжа. Но ничего, он вытянет роль. Монолог на кладбище у Мак-Кормика обычно шел при гробовом молчании. «Пауза, всегда держи паузу до конца», — этот урок актерского мастерства он помнил всю свою сознательную жизнь. Дотянув до предела, когда зрительское терпение должно было бы сломаться, сорваться недоумением и перешептываниями, Мак-Кормик выдохнул:
— Увы, бедный Йорик! Я знал его, Горацио.
Теперь надо вскинуть глаза и держать, держать выражение «познания бренности всего земного».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
