Одновременно он вел сложные телефонные переговоры с собственной супругой. Через две фразы до меня дошло, что он объясняет ей свое отсутствие в течение недели поездкой на машине к больной бабушке в деревню под Курском, непролазной грязью размытых дождем проселков, двумя проколами шин, осенним перекапыванием восемнадцати соток из сорока, невозможностью отыскать трактор и буксировочный трос в деревне без стольника или бадьи самогона. Ну и дырками в сотовой связи на полдороге к Курску, забытой дома подзарядкой для мобильника, бабушкиным девяностолетием и чем-то еще, произносимым в самую трубку тихим низким голосом с хрипотцой.
— И она этому верит? — вякнул я.
Пол показал мне жестом «заткнись, все в порядке», и я ушел натягивать домашние джинсы. И тут до меня дошло. Зараза Пол каждому из нас предложил ту версию, в которую мы готовы верить. Был ли он в Чечне? Был ли он у бабки? Может, он с девчушкой из отдела информации на Кипре неделю загорал. А поэму мою в номере под кроватью или в Ту- 54-м, только не эмчеэсовском, а какой-нибудь «Ямал-авиа», под сиденьем забыл.
И что мне теперь делать, скажите на милость? Вышвырнуть его пинком ноги или плюнуть на все в 13528-й раз и выпить с ним рюмку водки? Вопрос настолько риторический, что не был задан даже мысленно. Я надел джинсы, футболку и пошел есть яичницу, способную произвести впечатление только в горячем виде.
Кстати, о рюмке. После третьей, кажется, Пол, дослушав мои приключения, вдруг стал оглядываться по сторонам и как бы что-то искать. Я ему в этом не помогал, так что он вынужден был начать сам.
— Слушай, я тут, помню, снимал что-то на новую камеру.
Зараза, думаю, ты у меня сейчас за поэму утащенную попляшешь.
— Камеру? А, это то маленькое безобразие, в которое превратили великолепный инструмент XVII века, — камер-обскуру, магический и одновременно естественнонаучный…
— Да-да-да, то самое. И ради Бога, не надо лекций. Это безобразие стоит кучу денег, а я даже не успел его толком рассмотреть.
— Ты уверен, что оставил ее здесь? Что ты ее покупал? Что был здесь с камерой? Что улетел в Чечню? Что ездил к больной бабушке? Что копал в Чечне грядки? Что вертолет МЧС проколол шасси? Что под Курском мобильник не берет? Что у тебя есть мобильник? Что у тебя есть совесть? Что у тебя есть друг?
Пули с визгом вонзались около его подошв, но он так этого и не заметил. Пол подтянул ноги к креслу, потянулся к центру и поставил «Whiskey & Wimmen».
— Ответ: да, да, да, нет, нет, нет, нет, да, да, не знаю, да. И хватит злиться из-за ерунды. Ты сегодня чуть не разделился на три неравные части, а выходишь из себя из-за дрянной книжонки.
— На, получи свою игрушку. Я, может быть, из-за той книжонки под поезд и попал.
Пол поймал камеру одной рукой и тут же стал нажимать на кнопки, одновременно делая знаки, в которых не было ничего таинственного. Я налил.
— Смотри-ка, вон твоя книжка, только, правда, первая и последняя страницы.
Он протянул мне камеру. На экране отчетливо была видна последняя страница поэмы с нарисованным на ней колоколом.
— Слушай, Пол, этот кадр можно увеличить?
— А то. Вон в твоем Acer'е.
— Значит, так. Я сейчас иду за водкой в… холодильник. Когда я вернусь из… холодильника…
— С водкой?
— С водкой. Кадр с рисунком должен быть там и там. — Я ткнул пальцем в компьютер и принтер. — И не говори «нет». Это самое малое послушание за грех вранья. И забудем об этом.
Я удалился твердым шагом. Сочувствую соседям снизу. Иногда им приходится нелегко.
Когда я вернулся, звучала «I Got Some Help». Пол протянул мне лист бумаги, на котором был крупно отпечатан рисунок колокола и один мой палец. На юбке колокола отчетливо видна была надпись в две строки. Точнее, надписью можно было назвать только верхнюю строку. Там значились два слова: «Оть рождешя». На нижней строке не было ни одной буквы, только стрелки вверх или вниз и после каждой стрелки число. Выглядело это так:
↓ 5.1; ↓ 3.5; ↑ 17.5; ↑ 5.2; ↑ 10.1; ↓ 6.8; ↑ 7.2; ↑ 21.5; ↑ 11.9
На языке колокола тоже были цифры, расположенные в три ряда:
↑ 1.6.3
↓ 1.4.4
↑ 4.2.2,3
— Числа и мудрость одно есть, — единственное, что пришло мне в голову, пока я рассматривал рисунок.
— Это кто ляпнул?
— Августин.
— Блаженный?
— Он.
— Это ты блаженный, а не он. Водка греется, а мы тут заняты тенью хрена.
— Чем мы заняты?
— Хренотенью, вот чем. Затемненным контуром означенного, образующимся на земле или прочей какой поверхности при размещении означенного между ней и солнцем, а также иным, природным или рукотворным источником света.
— Это кто намудрил?
— Дионисий Ареопагит. «О природе вещей и явлений, или Божественный помысел во всем видимом и ощущаемом. Комментарии на Аристотеля». Книга 4, глава 12.
— Нет у него такой книги.
— Тебе видней. Но «нет» звучит слишком категорично. Может быть, так: в современном состоянии нашей исторической науки отсутствуют сведения об этом произведении Дионисия Ареопагита, но надежда на пополнение наших фрагментарных знаний о выдающемся мыслителе такого-то века заставляет ученых-мысленологов чего-то такое делать — на деньги главным образом зажравшихся олигархов, вынутые из карманов трудящихся всех стран.
— Или так. Ты мне только поясни: выражение «главным образом» туг к чему относится — к деньгам или к зажравшимся олигархам?
— Это как редактор решит. Правка текста есть процесс, имманентный природе означенного, воплощаемый в бесполезном вождении рукойпо пергаменту или же глиняной или вощеной табличке, или же по воздуху. Ibid. Книга 6, глава 2. А хочешь, я расскажу, почему в метро у тебя все кончилось так хорошо и иначе не могло?
И Пол в обычной своей манере начал вспоминать, как в шесть лет он увидел первый цветной сон в своей жизни. В этом сне я, Вася Сретенский, ехал на красивой машине (красный кабриолет — нуда, это не мой сон) по шоссе, обгоняя убогие машинки отечественного производства, выехал на встречную полосу и на полном ходу врезался в «Ладу». После этого Пол видел во сне уже себя, участвующего в моих похоронах. Много цветов, мужчин в серых костюмах и девушек в красных платьях. Я, по его словам, лежал в гробу довольный, улыбался ему и подмигивал. Причем, как запомнилось Полу, оба мы в этом сне приличного возраста, не дети.
(Спасибо. Это как раз то, что мне нужно сегодня. Лучший друг всегда найдет способ подставить плечо в трудную минуту.)
— Не помню я, чтобы ты мне говорил об этом сне.
— То-то ты машину до сих пор не водишь.
— Я не люблю автомобилей. По-моему, именно здесь прогресс пошел не в ту сторону. Появление автомобиля уничтожило разницу между кучером и пассажиром. Вот что мне не нравится. Раньше говорили «ругается как извозчик». И это значило, что так не ругается больше никто. Пассажир по своему статусу должен быть человеком культуры, точнее, культурности. Он представляет собой ценность, которую нужно переместить в пространстве, сохранив ее качества. А извозчик — существо по определению служебное, мелкое, лакейского происхождения. Автомобиль же каждого, кто садится за руль, переводит в состояние кучера, то есть лакея, со всеми его культурными признаками: пьянством, грубостью, угодничеством перед полицией, жадностью и…
— Премного благодарны, барин.
— О присутствующих…
— …aut bene, aut nihil. Такты недослушал. На позатой неделе брал я интервью для одного научно-непопулярного издания у физика, настоящего доктора наук, занимающегося чем-то таким, что я сейчас выговорить не возьмусь. Он мне на диктофон много чего наговорил, да я никак расшифровать не соберусь. А между делом рассказал одну свою теорию насчет снов. Это последняя?
— Ну, еще виски есть, коньяк, ром…
— Хорошо, тогда расскажу — и к кофе.
Теория этого физика, если Пол его на ходу не придумал, состоит в том, что в каждый конкретный момент времени одновременно существует несколько параллельных миров. Он называл их «слоями реальности». В них, в этих слоях, параллельно живут одни и те же люди, но история в каждом своя. Таким образом осуществляется поливариантность мира и человеческой истории, как выразился то ли физик, то ли Пол. Сон — переход из одной реальности в другую. Заснуть в этом мире — значит проснуться в каком-то другом. Там человек живет в тех же обстоятельствах места и времени, но совершает поступки, какие до сна не мог. Или не хотел.
Поэтому он может во сне выбрать крутую работу, жениться на девушке, к которой не решился подойти на танцах в десятом шассе. Или попасть на войну, которой избежал, поступив в институт, и стать инвалидом. Или петь у метро. А может выиграть по лотерейному билету или уйти в бизнес и купить себе красный кабриолет. Все это реализация возможностей, возникающих в этой жизни.
— Ты не обращал внимания, как часто люди, только что проснувшиеся, бывают хмурыми или ошарашенными, а то и просто дикими?
