Голос у нее сделался резким:
— В чем дело, суперинтендант?
— Я спрашивал вас сегодня утром, нет ли у вашего сына финансовых затруднений. Почему вы мне не сказали, что он очень сильно задолжал фирме букмекеров, которая теперь настойчиво требует уплаты денег?
Она сказала:
— Очевидно, вам удалось все это выяснить и без моей помощи.
— Не является ли это второй причиной вашей враждебности к его лошади по кличке Шустринг?
— Это относится к делу?
— Самым непосредственным образом.
— Да, это было причиной, — ответила леди Фолей.
Роджеру показалось, что она слегка покачнулась. Наверняка ей хотелось опереться о стену для поддержки, но сделать это не позволяла гордость.
— Он себя разорял. А эта лошадь только бы усугубила остроту положения… Сколько он должен? — устало спросила она. — Возможно ли рассчитаться с этим долгом и…
— Леди Фолей, почему вы сегодня днем подожгли свою машину?
Она не ответила, но краска на глазах сбегала с ее лица, а на щеках внезапно выступили два красных пятна. Только и всего. Глаза у нее выглядели необычайно блестящими, как если бы у нее снова начался приступ мигрени.
Роджер повторил вопрос уже более резким голосом:
— Так почему же? Что вы так жаждали уничтожить?
Она закрыла глаза.
Хупер удивленно смотрел на Роджера, Перси ухмылялся с довольным видом. Он и раньше видел, как суперинтендант «загоняет в угол» непокладистых свидетелей.
— Леди Фолей, если вы не ответите сейчас на все вопросы, мы будем вынуждены отвезти вас в Арнткотт и учинить вам там допрос по всей строгости закона.
Она открыла глаза, на этот раз они смотрели с мукой и болью на Роджера.
— Я заметила кровавые пятна на обивке машины, — ответила она чуть слышно, — и хотела их уничтожить. Я прекрасно понимала, что если вы их обнаружите, то будете знать наверняка, что Сида Картрайта убили в нашем «Остине».
— Вам известно, что свидетели показали — вы находились этим утром в машине, не так ли?
— Да.
— Это правда?
— Нет, я не пользовалась машиной.
— А кто же тогда?
Она не ответила.
Роджер вкрадчиво заговорил:
— Неужели вы считаете, что такое промедление может принести какую-то пользу? В машине имелось пятно свежей крови, некоторые свидетели видели, как кто-то ехал в «Остине», кто-то, следы пальцев которого вы тоже хотели уничтожить. Возможно, были еще и другие улики. Так кто же вел эту машину после того, как был убит мальчик-конюх? И кто ее вел, пока его убивали?
Она вздрогнула, услышав последнюю фразу, может быть впервые оценив трагизм содеянного.
— Кто это был? — рявкнул Роджер.
Она ответила со вздохом:
— Полковник Мэдден. Мой брат.
И на минуту снова закрыла глаза, после чего как будто взяла себя в руки.
Всю свою жизнь она была всего лишь маленькой женщиной, но она умела держаться с необычайной грацией и достоинством, горделиво держа голову, так что казалась и выше ростом, и представительнее.
— Я сказала вам это только потому, что в скором времени вы все равно бы сами все узнали. Это очевидно…
Роджер молча смотрел на нее, и она продолжала:
— Мой сын пытался уничтожить машину и вместе с ней все вещественные доказательства, но вы ему помешали. Он мне сказал, каковы его намерения, и тогда я — я закончила работу за него. Если это преступление, значит, я совершила его.
Хупер больше не мог сдерживаться:
— Ну, теперь Мэдден не сумеет отвертеться! — воскликнул он. — Давайте пойдем и поговорим с ним!
В большой нарядной комнате, единственном помещении, сохранившем атмосферу старого Фолей-Холла, каким он был лет двадцать назад, полковник Мэдден стоял спиной к камину. Огонь наполовину был заслонен его массивной фигурой. Двумя руками он держал стакан с бренди. Глаза у него были испещрены прожилками, лицо было красным и обветренным, а синевато-бордовый нос выдавал алкоголика.
Набычившись, он посмотрел на Роджера и его спутников.
Лайонел Фолей сидел на кушетке, одна нога у него была высоко поднята, колено, с наложенной на него повязкой, некрасиво выделялось под тканью брюк.
Кэтлин Рассел пристроилась на пуфике, так легко и «случайно», как случайным и мимолетным было ее пребывание в доме сестры. Свет камина отражался на ее золотистых волосах, превращая ее в удивительную несравненную красавицу. Он отражался так же и в ее глазах. Внешне она выглядела необычайно спокойной.
Фолей насмешливо заявил:
— Ни ночью, ни днем мы покоя не знаем. Скажите мне, вы, фараоны, когда-либо спите?
— На работе — никогда, — деловито ответил Роджер, не замечая ни его тона, ни «фараонов». — Полковник Мэдден, не будете ли вы столь любезны ответить на несколько моих вопросов?
— Зависит от самих вопросов, — прокаркал полковник.
— Все они касаются расследуемых нами убийств, — ответил Роджер с нарочитой формальностью. — В котором часу вы прибыли сегодня в этот дом?
Мэдден никак не ожидал такого вопроса.
— Час назад, полагаю.
— Где вы находились до этого?
— В своем коттедже. А где еще, как вы думаете, я мог быть?
— Были ли вы там один?
— Всегда бываю один, за исключением утренних часов, когда приходит убираться поденщица. В чем, собственно, дело?
Мэдден сделал вид, что намерен взорваться, но сдержался.
— Видели ли вы конюха Фредерика Три, которого здесь все называют Дубом, сегодня вечером?
— Да, видел, в «Арнткотт-Армзе». Я зашел туда обсудить кое-какие дела с одним своим знакомым.
У полковника всегда было готово алиби на любое время дня: «он был в кабаке». Интересно, предусмотрено ли таковое время на то, когда убили Фреда Три и бармена?
— В чем все-таки дело, Вест?
— Когда вы последний раз видели Фреда Три?
— Должно быть, было часов восемь, как я полагаю. Возможно, раньше, я не вполне уверен. Он пошел домой. А что?
— Есть ли у кого-нибудь ключи от вашего коттеджа, полковник?
— Что за вопрос? Один есть у тебя, так, Марта? У поденщицы тоже. Десятки ключей, разве кто интересуется, у кого они есть?
Роджер чуть повысил голос:
— Были ли вы каким-нибудь образом связаны с Фредериком Три?
Мэдден огрызнулся:
— Не ваше дело!
Но потом все же добавил:
— Мы оба интересовались лошадьми и скачками. Общие интересы, только и всего.
Роджер не стал комментировать. Его забавляли недоуменные взгляды, которые на него бросал несчастный Хупер, никак не понимавший, почему Роджер медлит с обвинением.
Кэтлин Рассел обхватила свои колени двумя руками, плутовато посмотрела на Лайонела Фолея и сказала с мимолетной улыбкой:
— В этом доме столько родственной близости и семейных традиций, мистер Вест, что я сильно сомневаюсь, что вам удастся узнать правду таким путем. Но я не являюсь членом семьи и меня не заботит будущее полковника Мэддена. Поэтому я могу говорить, не испытывая угрызений совести. Да, конечно, он был связан с Фредом Три, он мне сам частенько говорил об этом. Как раз Фред Три и поставлял ему большую часть информации о конюшне Гейла, а полковник передавал ее «Ипподрому» и другим журналам. Я работаю секретарем одного из директоров компании, которой принадлежат эти журналы.
Лайонел запротестовал:
— Не надо, Кэт!
Леди Фолей подошла к креслу и села в него, как будто последние разоблачения явились той последней каплей, которые переполнили чашу ее терпения.
— Это правда, Мэдден? — спросил Роджер.
Мэдден с ненавистью посмотрел на девушку.
— Он не выдавал мне никаких секретов, а сообщал лишь то, что я мог бы узнать и без него из местных слухов. Только и всего!
— Уж если быть вполне откровенной, это далеко не так, — снова заговорила Кэтлин Рассел, — можно сказать, что полковник, — как бы это выразиться? — полковник себя чувствовал как дома в каждом стойле. Я не сомневаюсь, что поступавшая от него информация зачастую касалась того, чего муж моей сестры не хотел бы видеть в спортивных газетах. Моя сестра была уверена, что эти данные мог сообщить только полковник, и поэтому она так не любит вас, мистер Мэдден, и вашу сестру. И она имеет на то все основания.
— Благодаря вашей деятельности за конюшнями мистера Гейла закрепилась неважная репутация, вследствие чего многие владельцы лошадей избегали его. Единственное, в чем моя сестра ошиблась, это в своем предположении, что леди Фолей и Лайонел тоже были причастны к вашей некрасивой игре, полковник. Мне кажется, теперь мне удалось ее переубедить.
Мэдден продолжал смотреть на нее с непередаваемым негодованием.
— Сука, — произнес он чуть ли не по слогам, — дрянь! Я знаю тебя вот уже пятнадцать лет, паршивка, и ты меня так продала! Мелкая ин…
— Достаточно! — прикрикнул на него Роджер. — Хотел бы я знать, мисс Рассел, что заставляет вас теперь говорить так свободно? Лояльность к вашим хозяевам?
