— Да. Ха-ха. Должно быть, для человека несведущего это выглядит довольно странно.
— Тогда поведай, как это выглядит для человека сведущего.
— Просто у нас сложились отношения такого рода. По возрасту я гожусь ему в отцы. А он — мне в сыновья. Поэтому…
— Ты по возрасту годишься в отцы любому, моложе двадцати. Почему именно этот мальчик?
— Не знаю. Так бывает. Может быть, перейдем на вино, или заказать еще китайского пива? Не важно, расскажи мне про свои отношения с Али. Они такие же сложные, как мои с Маркусом?
— Нет. Я переспала с его отцом и через девять месяцев родила, вот и все. Все довольно просто, но так оно обычно и бывает.
— Да, я тебе завидую.
— Извини, что я без конца возвращаюсь к этому, но я все же не совсем поняла. Ты — приемный отец Маркуса, но ты не живешь ни с ним, ни с его матерью.
— Да, можно и так на это посмотреть.
— А как еще на это можно посмотреть?
— Хм, понимаю, о чем ты, — сказал он задумчиво, будто бы лишь в этот момент осознав, что на это можно смотреть только одним образом.
— А ты когда-нибудь жил с мамой Маркуса?
— Уточни, что ты имеешь в виду под "жил с"?
— Ты когда-нибудь держал пару чистых носков у нее дома? Или зубную щетку?
Сказать, что Фиона подарила ему пару носков на Рождество? И сказать, что он оставил их у нее дома и все никак не соберется забрать? Тогда он с чистой совестью сможет утверждать, что не только когда-то держал пару чистых носков у Фионы дома, но и держит до сих пор! К сожалению, она подарила ему не носки, а дурацкую книжку. И он даже забрал ее. Так что эти фантазии про воображаемые носки останутся только фантазиями.
— Нет.
— Просто… нет?
— Да.
Он взял с тарелки последний крохотный фаршированный блинчик, обмакнул в соус чили, отправил в рот и сделал вид, что тот слишком велик для него и он не сможет говорить несколько минут. Говорить придется Рейчел, и ей в конце концов захочется поговорить о чем-нибудь другом. Пусть она расскажет ему о новой книжке, которую иллюстрирует, или о том, что хочет провести выставку своих работ, или о том, как сильно ждала встречи с ним. На эти темы он побеседовал бы с удовольствием; он устал говорить о выдуманных детях, а еще больше — о том, почему он их выдумал.
Но Рейчел просто сидела и ждала, пока он дожует, и как бы Уилл ни жевал, ни кривлялся и ни давился, он не мог растянуть крошечный блинчик на целую вечность. Поэтому, как он и предполагал, ему пришлось рассказать ей всю правду, и она пришла в ужас, на что имела полное право.
— Я ведь никогда, собственно, не говорил, что он мой сын. Слова "у меня есть сын по имени Маркус" никогда не слетали с моих уст. Ты сама так решила.
— Ага, да. Это я патологическая врунья. Я захотела поверить в то, что у тебя есть сын, и дала волю воображению.
— Знаешь, а это интересная теория. Я как-то читал в газете о парне, который цеплял стареющих женщин, потрошил их до нитки, и удавалось ему это, потому что все они были убеждены, что он богат. И самое интересное, что ему даже не приходилось ничего делать, чтобы это доказать. Они просто верили ему.
— Значит, он говорил им, что богат. Он лгал. А это другое дело.
— Ах да. Я понимаю, что ты имеешь в виду. В этом и состоит разница между нами, да?
— Да, ведь ты не врал. Это я сама все выдумала. Я подумала: "Симпатичный парень. Ах, если бы только у него был ребенок, ненормальный сынок, желательно предподросткового возраста", — и тут вы с Маркусом заявляетесь ко мне домой, и — бац! — из-за этого подсознательного стремления в моей голове все странным образом складывается одно к одному.
В конечном счете все оборачивалось не настолько ужасно, как того боялся Уилл. Она явно видела в этом и смешную сторону, хотя определенно считала его ненормальным.
— Не нужно бичевать себя. Такое может произойти с каждым.
— Эй, поосторожнее! Если я реагирую терпимо и с юмором, это мое дело. Но я пока не настроена выслушивать твои шутки.
— Извини.
— А откуда взялся Маркус? Ведь не нанял же ты его на один вечер. Между вами существуют какие-то отношения?
Конечно, она была права, и, чтобы спасти вечер, грозивший обернуться катастрофой, он решил рассказать ей все как есть. Почти все: во-первых, он не рассказал о том, что повстречал Маркуса потому, что вступил в ассоциацию "ОРДА". Он не упомянул об этом, потому что решил, что в сочетании с предыдущим откровением это будет слишком. Ему не хотелось, чтобы она решила, что у него клинический случай.
После обеда Рейчел пригласила его к себе на кофе, но Уилл понял, что секс в атмосфере не витает. Или, скорее, витает, но едва-едва, легким облачком, которое исходит от него самого, так что это не считается. Рейчел была настолько притягательна, что секс витал в воздухе всегда, когда он был рядом с ней. Она же излучала лишь легкое удивление и недоуменную терпимость, и он, даже будучи благодарным ей за эти проявления милосердия, знал, что они крайне редко предвещают какую-либо телесную близость, кроме, разве что, мимолетного прикосновения руки, взъерошившей тебе волосы.
Рейчел налила кофе в замечательные огромные голубые чашки авторской работы, и они уселись друг напротив друга — Рейчел растянулась на диване, а Уилл вытянулся в струнку на краешке старого кресла, накрытого каким-то восточным покрывалом.
— Почему ты решил, что с Маркусом ты представляешь больший интерес? — спросила она после того, как с кофе были произведены все надлежащие манипуляции: его налили, размешали, на него подули и сделали все, что только можно проделать с чашкой кофе.
— А я представлял больший интерес?
— Думаю, да.
— Почему?
— Потому что… Тебе действительно интересно знать правду?
— Да.
— Потому что я подумала, что ты какой-то никакой — ничем не занимаешься, ничем сильно не интересуешься, с тобой было, в общем-то, не о чем поговорить, но потом, когда ты сказал, что у тебя есть ребенок…
— Вообще-то, я не сказал…
— Ну, как бы то ни было… Я подумала, что у меня о тебе сложилось ложное впечатление.
— Ну вот, видишь. Ты сама ответила на свой вопрос.
— Но у меня действительно сложилось о тебе ложное впечатление.
— Как ты это поняла?
— Потому что в этом что-то есть. Ты не просто выдумал все эту историю с Маркусом. Ты к нему неравнодушен, он тебе небезразличен, ты переживаешь за него… Так что ты не тот, за кого я тебя приняла прежде, чем ты рассказал о нем.
Уилл понимал, что, услышав это, должен был бы почувствовать себя лучше, но лучше ему не стало. Для начала он был знаком с Маркусом всего несколько месяцев, так что Рейчел заставила его задуматься о тридцати шести годах жизни, утекших сквозь пальцы. Ему бы не хотелось остаться в памяти людей только в связи с Маркусом. Он хотел иметь свою собственную жизнь, собственную личность; ему хотелось быть интересным самому по себе. Где-то он уже слышал подобные жалобы. Ах, да, "ОРДА'. Каким-то образом он смог превратиться в родителя-одиночку, даже не утруждая себя рождением ребенка.
Но жаловаться на судьбу было бесполезно. Слишком поздно. Он решил пренебречь собственным принципом, принципом, который выручал его всю сознательную жизнь. По мнению Уилла, многие члены ассоциации "ОРДА" оказались в столь плачевной ситуации не потому, что имели детей, — их проблемы начались гораздо раньше, когда они в кого-то влюблялись и тем самым делали себя уязвимыми. А теперь Уилл сделал то же самое и, по собственному мнению, заслуживал всего, что получил. Не ровен час, он начнет петь с закрытыми глазами, но пути назад нет.
Глава 29
Недели три-четыре ничего не происходило — дольше это продолжаться не могло, хотя позже, когда Маркус вспоминал это время, ему казалось, что прошли месяцы, годы. Он виделся с Уиллом, с Элли (и Зои) в школе; Уилл купил ему новые очки и повел в парикмахерскую постричься; благодаря Уиллу он узнал несколько новых певцов, которые ему понравились, даже не будучи Джони Митчелл и Бобом Марли, из тех, которых знала и не презирала Элли. Казалось, он начал меняться, внешне и внутренне, но тут мама снова принялась плакать.
Как и прежде, для этого, казалось, не было причин. И, как и прежде, это началось постепенно: со всхлипа-другого после обеда, ее плаксивость однажды вечером переросла в долгий приступ пугающих рыданий, с которыми Маркус ничего не мог поделать, сколько бы вопросов ни задавал и как бы ни обнимал ее. И в конце концов она опять начала плакать за завтраком — тогда он понял, что это серьезно и у них неприятности.
Но кое-что в этот раз было по-другому. Когда она впервые заплакала за завтраком, сто лет назад, он был один; теперь же его окружало много людей. У него был Уилл, у него была Элли, был… Ну, по крайней мере, у него было двое людей, двое друзей, и, по сравнению с прошлым, это, несомненно, определенный прогресс. Он мог просто подойти к любому из них и сказать: "Мама опять принялась за старое", и они бы поняли, что он имеет в виду, и смогли бы сказать что-нибудь по существу.
