— В тюрьме?
— Да, за кражу. Но он хороший человек. С ним все будет хорошо.
Каким страшным и гнусным ни казалось Джейн то, что окружало Марка, этому все же нельзя было отказать в величии. Когда же хозяин сравнил его участь с участью простого вора, Джейн покраснела от обиды и ничего не ответила.
— И еще, — продолжал хозяин дома. — Надеюсь, вы поймете, почему я не приглашаю вас на наше совещание.
— Конечно, сэр, — сказала Джейн, ничего не понимая.
— Видите ли, — пояснил Хозяин, — Макфи считает, что если вы узнаете нашу догадку, она проникнет в ваши сны и лишит их объективной ценности. Его переспорить трудно. Он скептик, а это очень важная должность.
— Я понимаю, — отозвалась Джейн.
— Конечно, речь идет только о догадках, — уточнил хозяин. — Вы не должны слышать, как мы будем гадать. О том же, что мы знаем достоверно, знать можете и вы… Макфи и сам захочет вам об этом поведать. Он испугается, как бы мы с Грэйс не погрешили против объективности.
— Я понимаю… — снова сказала Джейн.
— Я бы очень хотел, чтобы он вам понравился. Мы с ним старые друзья. Если нас разобьют, он будет поистине прекрасен. А что он будет делать, если мы победим, я и представить себе не могу.
Наутро, проснувшись, Марк почувствовал, что у него болит голова, особенно затылок, и вспомнил, что упал… и только тогда вспомнил все. Конечно, он решил, что это страшный сон. Сейчас это все исчезнет. Какая чушь! Только в бреду он видел когда-то, как передняя часть лошади бежит по лугу, и это показалось ему смешным, хотя и очень страшным. Вот и здесь такая же чушь.
Но он знал, что это правда. Более того, ему было стыдно, что он перед ней сплоховал. Он хотел «быть сильным», но добрые качества, с которыми он так боролся, еще держались, хотя бы как телесная слабость. Против вивисекции он не возражал, но никогда ею не занимался. Он предлагал «постепенно элиминировать некоторые группы лиц», но сам ни разу не отправил разорившегося лавочника в работный дом и не видел, как умирает на холодном чердаке старая гувернантка. Он не знал, что чувствуешь, когда ты уже десять дней не пил горячего чаю.
«В общем, надо встать, — подумал он. — Надо что-то сделать с Джейн. Видимо, придется привезти ее сюда». Он не помнил, когда и как сознание решило это за него. Надо ее привезти, чтобы спасти свою жизнь. Перед этим казались ничтожными и тяга в избранный круг, и потребность в работе. Речь шла о жизни и смерти. Если они рассердятся, они его убьют, а потом, может быть, оживят… О, Господи, хотя бы они умертвили эту страшную голову! Все страхи в Беллбэри — он знал теперь, что каждый здесь трясся от страха — только проекция этого, самого жуткого ужаса. Надо привезти Джейн. Делать нечего.
Мы должны помнить, что в его сознании не закрепилась прочно ни одна благородная мысль. Образование он получил не классическое и не техническое, а просто современное. Его миновали и строгость абстракций, и высота гуманистических традиций; а выправить это сам он не мог, ибо не знал ни крестьянской смекалки, ни аристократической чести. Разбирался он только в том, что не требовало знаний, и первая же угроза его телесной жизни победила его. И потом, голова так болела, ему было так плохо… Хорошо, что в шкафу есть бутылка. Он выпил и тогда смог побриться и одеться.
К завтраку он опоздал, но это было неважно, есть он все равно не мог. Выпив несколько чашек черного кофе, он пошел писать письмо Джейн и долго сидел, рисуя что-то на промокашке. На что им Джейн, в конце концов? Почему именно она? Неужели они поведут ее к Голове? Впервые за всю жизнь в душе его забрезжило бескорыстное чувство; он пожалел, что встретил ее, женился на ней, втянул ее в эту мерзость.
— Привет, — раздался голос над его головой. — Письма пишем, да?
— Черт! — подскочил Марк. — Я прямо ручку выронил.
— Подбери, — посоветовала мисс Хардкастл, присаживаясь на стол. Марк подобрал ручку, не поднимая глаз. С тех пор, как его били в школе, он не знал сочетания такой ненависти с таким страхом.
— У меня плохие новости, — начала Фея. Сердце у него подпрыгнуло. — Держись, Стэддок, ты же мужчина.
— В чем дело?
Она ответила не сразу, и он знал, что она смотрит на него, проверяя, натянуты ли струны.
— Узнавала я про твою, — сказала она наконец. — Все так и есть.
— Что с моей женой? — крикнул Марк.
— Т-ш-ш! — шикнула на него мисс Хардкастл. — Не ори, услышат.
— Вы мне скажете, что с ней?
Она опять промолчала.
— Что ты знаешь о ее семье?
— Много знаю. Причем это здесь?
— Да так… Интересно… и по материнской линии, и по отцовской?
— Какого черта вы тянете?
— Ай, как грубо! Я для тебя стараюсь. Понимаешь… странная она какая-то.
Марк хорошо помнил, какой странной она была в последний раз. Новый ужас накатил на него — может, эта гадина говорит правду?
— Что она вам сказала? — спросил он.
— Если она не в себе, — продолжала Фея, — послушайся меня, Стэддок, вези ее к нам. Тут за ней присмотрят.
— Вы мне не сказали, что она такое сделала.
— Я бы твою жену не отдала в вашу тамошнюю психушку. А теперь — тем более. Оттуда будут брать на опыты. Ты вот тут подпишись, а я вечером съезжу.
Марк бросил ручку на стол.
— Ничего я не подпишу. Вы мне скажите, что с ней.
— Я говорю, а ты мешаешь. Она несет какой-то бред — кто-то к ней вломился, или на станции напал — не разберешь — и жег ее сигарами. Тут, понимаешь, увидела она мою сигару — и пожалуйста! Значит, это я ее жгла. Как тут поможешь? Я и уехала.
— Мне надо немедленно попасть домой, — твердо сказал Марк, вставая.
— Ну прямо! — Фея тоже встала. — Нельзя.
— То есть, как это — нельзя? Надо, если это правда!
— Ты не дури, — посоветовала Фея. — Я знаю, что говорю. Положение у тебя — хуже некуда. Уедешь без спросу — все. Давай-ка я съезжу. Вот подпиши тут, будь умница.
— Вы же сами только что сказали, что она вас не выносит.
— Ладно, перебьюсь. Конечно, без этого было бы проще… Эй, Стэддок, а она не ревнует?
— К кому, к вам? — спросил он, не скрывая омерзения.
— Куда тебя несет? — резко спросила Фея.
— К Уизеру, потом домой.
— Ты со мной лучше не ссорься…
— Да идите вы к черту! — огрызнулся Марк.
— Стой! — крикнула Фея. — Не дури, так-перетак!
Но Марк был уже в холле. Все стало ясным для него. Сперва — к Уизеру, не просить, чтобы тот отпустил, а просто сообщить, что он уходит, жене плохо, и не ждать ответа. Дальнейшее было туманней, но это его не тревожило. Он надел пальто, шляпу, взбежал наверх и постучался к ИО. Ответа не было. Тогда Марк заметил, что дверь прикрыта неплотно. Он толкнул ее и увидел, что ИО сидит к нему спиной. «Простите, — сказал Марк, — можно с вами поговорить?» Ответа не последовало снова. «Простите», — сказал он громче, но Уизер не шелохнулся. Марк нерешительно обошел его и тут же испугался — ему показалось, что перед ним труп. Нет, Уизер дышал, даже не спал, глаза у него были открыты. Он даже скользнул по Марку взглядом. «Простите», — снова начал Марк, но тот не слушал. Он витал где-то далеко, и Марку явилась дикая мысль — а вдруг душа его газовым облачком летает в пустых и темных тупиках Вселенной?.. Из водянистых глаз глядела бесформенная бесконечность. В комнате было холодно и тихо, часы не шли, камин погас. Марк не мог говорить, но не мог и уйти, ибо Уизер его видел.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
