Умение нашего банка выбрать самый подходящий момент проявилось и в случае с какао. Он умудрился купить контракты на максимуме, где-то по 48 центов за фунт, после чего рынок покатился вниз. К июню 1970 г. цена контракта составляла уже 30 центов за фунт, и на 10-процентной марже банк потерял в три или четыре раза больше того, что поставил на кон, — а может, и больше — и стал абсолютно неплатежеспособен, не считая тех крох, которые головной офис из Калифорнии подбрасывал время от времени.
Штука, однако, в том, что никто об этом не знал, потому что к тому времени гроссбухи банка уже были «подправлены». «Баланс вне всяких сомнений фальсифицирован», — сказал Макс Штудер, аудитор Швейцарского общества банковских инспекций. Но это было не все. Банк не полностью отразил свои убытки от фиаско с Leasing Consultants. «Они были слишком большими, — сказал Пол. — Списать 5 млн швейцарских франков за один квартал невозможно. Больно уж много для одного раза. Вот их и размазали на более длительный период. А иначе это выглядело бы очень, очень плохо». Кальтенбах со своей стороны сделал следующее: он получил от норвежской фирмы, с подачи которой банк и связался с этими акциями, письмо с обязательством купить акции по $25, хотя к тому времени их цена уже упала на 40 %. Банк же обещал компенсировать норвежцам все убытки. Иначе говоря, обе организации обменялись ничего не значившими листками бумаги. «Норвежские гарантии ничего не значат», — сообщил Пол калифорнийскому банку. «Лишь бы аудиторы были довольны», — последовал ответ из Лос-Анджелеса. Похоже, их эта ситуация не тревожила.
Аудит проводила фирма Gessellschaft für Bankenrevision, принадлежавшая двум банкам из швейцарской Большой тройки: Swiss Bank Corporation и Credit Suisse. Аудиторы были не просто довольны: они подтвердили баланс, в котором уже недоставало 20 млн швейцарских франков.
Куммерли со своей командой отчаянно пытался использовать стрэдлы для ограничения потерь на фоне падения цены на какао. Точнее сказать, аудиторы старались минимизировать потери по контрактам, покрывая кратковременные колебания цены сменой месяцев доставки, но даже стрэдлы не помогли. В тех редких случаях, когда по какао получалась хоть какая-то прибыль, она шла в бухгалтерские книги. Убытки же — а они случались гораздо чаще — накапливались в ящике письменного стола Куммерли.
Позднее — в тот день, когда Пола выпустили под залог, — я спросил его, каким образом в наш век компьютеров и бухгалтерского учета такое стало возможным.
Одна из ошибок, сказал он, заключалась в том, что департамент товарных рынков находился там же, где и валютный департамент вместе с департаментом расчетно-кассового обслуживания, т. е. там, где принимались депозиты и производились выплаты в самых разных валютах.
— Большая тройка контролировала валютный рынок, — сказал Пол. — Мы действовали предельно агрессивно. Мы выросли до пятого места в Швейцарии с дневным оборотом более 5 млрд швейцарских франков на обмене валют. Собственные позиции банка, форвардная и спотовая, — это еще $2 млрд с хвостиком. Когда через руки проходят такие деньги, никто не озаботится несколькими миллионами.
С брокерами, продавшими UCB контракты на какао, рассчитывался валютный департамент. Калифорнийский банк иногда косился в сторону своей буйной «дочки» и даже намекал, что $2 млрд в валюте, пожалуй, многовато для банка такого размера. Калифорнийцы рекомендовали базельцам держаться где-то на уровне $1 млрд.
Мы с Полом сидели на террасе его квартиры в Базеле, обсуждая всю проблему так, словно были внешними консультантами, анализирующими процесс.
— Слушай, — сказал я, — а ты помнишь, что я писал о какао?
— Конечно, — сказал Пол. — Здорово было написано.
— И ты помнишь, как подарил мне высохший плод какао, когда я впервые приехал в Базель?
— Конечно.
— А ты помнишь, что говорится в конце той истории? Насчет того, что на рынке какао есть серьезные игроки? Hershey, Nestle и прочие ребята? И что если у тебя возникает искушение поиграть на какао, надо лечь и лежать, пока это желание не пройдет?
Пол пожал плечами.
— Те парни сказали, что в этом деле разбираются как следует.
— А Куммерли? Он читал мою историю?
— Нет. Das grosse Spiel ums Geld тогда еще не вышла, а Куммерли не знает английского.
Тут я впервые вышел из себя.
— Но ведь он заключал контракты на какао на английском? — спросил я.
Неловкое молчание. Атмосфера сердечности внезапно испарилась.
— Да, на английском, — Пол снова пожал плечами. — Но я уверен, что твою историю он не читал.
Мы снова вернулись к обсуждению главной проблемы.
— Как могло случиться, — спросил я, — что в современном швейцарском банке ХХ века столько денег бесконтрольно исчезло, а документы, свидетельствовавшие об убытках, просто складывались в ящик чьего-то стола? В конце концов, это же не ограбление, не растрата. Насколько я знаю, никто эти деньги не прикарманил.
— Нам не следовало объединять товарный, денежный и валютный департаменты, — повторил Пол. — Это позволило с легкостью прятать убытки за каким-нибудь срочным депозитом от другого банка. А если департамент отдает приказ, то подтверждение должно поступать из какого-нибудь другого департамента, для двойной проверки. Каждая строка в балансе должна перепроверяться, а этого-то и не делалось.
— А разве независимые аудиторы не должны проверять этот процесс, хотя бы раз или два раза в год?
— Должны, но швейцарские аудиторские фирмы заботит только одно: чтобы цифры, которые ты им предоставляешь, сходились. Что стоит за цифрами — их не волнует. Ну и, конечно, еще один прокол.
— А именно?
— Исполнительный директор банка должен знать всю операционную кухню — все процедуры, процессы бухгалтерского учета и т. п. Я думал, что передал эти функции надежным людям, но ошибся. И, конечно, я сам не делал то, что должен был делать.
Мне хотелось понять, какими соображениями руководствовался Куммерли. Я понимал, как можно купиться на аферу с какао, — когда-то я купился на нее сам. В конце концов, в каком-нибудь году в мире действительно может возникнуть дефицит какао — хотя до сих пор этого так и не случилось. Но одно дело купиться на идею, и совсем другое — прятать убытки в ящик стола, чтобы обрушить собственный банк как карточный домик.
— Думаю, поначалу он хотел произвести впечатление на своих же трейдеров. Эго у него будь здоров, плюс репутация очень умного человека. Когда же он оказался в минусе на пару миллионов, то просто не мог в этом признаться. Как игрок в рулетку. Удваивая и удваивая ставку, в ожидании, что выигрыш после очередного удвоения позволит разом компенсировать потери. Но в конечном итоге — не знаю, может, он увидел зловещее предзнаменование и решил: раз уж его в один прекрасный день все равно прихватят, не отложить ли немножко на те времена, когда он выйдет из тюрьмы. Не знаю. Во всяком случае, для того, чтобы это провернуть, ему нужно было иметь сообщников — кого-то среди товарных брокеров.
Летом 1970 г. Пол собирался в отпуск. К тому времени он уже смирился с убытками по Leasing Consultants и знал, что банк спекулирует на товарных рынках, но глубина проблемы была еще скрыта от его взора. Он заглянул в офис главного бухгалтера, который сказал, что у него есть вопрос. Он показал Полу листок розовой бумаги, где в графе «расход» значилась сумма в 25 млн франков. Бухгалтер сказал, что это какая-то ошибка. Пол вообще понятия не имел, что бы это могло значить.
— Я понял, что здесь что-то не так, — сказал Пол. — Мне бы надо было остаться и разобраться со всем этим. Но мы уже так давно не были в отпуске всей семьей…
Среди бумаг на столе Пола лежала выписка из годового отчета для внутреннего использования. Валютные обороты, валютная позиция и маржинальная позиция на товарном рынке — все это было сведено к одному показателю. Здесь же был и таинственный розовый листок с 25 млн швейцарских франков — судя по всему, реализованный контракт на какао. Пол вычеркнул в отчете ссылки на «маржу», несмотря на то что в немецком варианте отчета они уже были напечатаны и даже одобрены Швейцарской банковской комиссией.
— Зачем размахивать красной тряпкой, если в этом нет нужды? — сказал Пол. — Нам нужно было время, чтобы во всем разобраться.
Его семья отправилась в Марбелью, в Испанию, но Пол никакого удовольствия от отпуска не получил.
— Спал я плохо, — сказал он. — И желудок побаливал.
Пол решил, что из отдыха ничего не выйдет при всем множестве вопросов, на которые ответов пока не было. Зачем бухгалтер показал ему этот листок с 25 млн швейцарских франков, а потом спросил, что это значит? И что еще может быть не в порядке?
— Что-то было не так, а я не захотел добраться до правды, — сказал Пол, придя к этому выводу с серьезным запозданием.
