Пол решил, что из отдыха ничего не выйдет при всем множестве вопросов, на которые ответов пока не было. Зачем бухгалтер показал ему этот листок с 25 млн швейцарских франков, а потом спросил, что это значит? И что еще может быть не в порядке?
— Что-то было не так, а я не захотел добраться до правды, — сказал Пол, придя к этому выводу с серьезным запозданием.
Семья вернулась в Базель, а Пол, сев за стол Куммерли, тихо и незаметно начал расследование. Похоже, что в департаменте товарных рынков были огромные убытки. Тогда-то, по словам Пола, он и позвонил Куммерли. Между ними произошел примерно такой разговор:
Пол: Что происходит?
Куммерли: Убытки, убытки.
Пол: Я знаю, что убытки — но сколько?
Куммерли: Я не знаю.
Пол: Почему?
Куммерли: Я потерял контроль. Я просто потерял контроль.
Пол: Какие у нас убытки? Пять миллионов?
Куммерли: Больше. Я потерял контроль.
Пол: Десять миллионов? Пятнадцать?
Куммерли: Я думаю, больше.
Пол: Двадцать миллионов?
Куммерли: Да, около того. Я так думаю.
И Куммерли продолжал бормотать: «Убытки, убытки… Мы потеряли контроль…»
Убыток в 20 млн мог потопить не только наш банк, но и еще полтора банка такого же размера в придачу. Пол решил, что должен лично доложить обо всем в Лос-Анджелес. Он сел на ближайший рейс Swissair из Базеля до Парижа, а затем на Air France полетел через полюс в южную Калифорнию.
В Лос-Анджелесе Пол и Хелли сняли номер в отеле Century Plaza. Там их встретил Нил Мур, старший вице-президент UCB.
— Не надо деталей, — сказал Мур. — Просто назови убыток. До цента.
В воскресенье, 30 августа, Фрэнк Кинг во главе группы руководителей UCB встретился с Полом в конференц-зале гостиницы Beverly Hilton. По словам Пола, президент банка был настроен философски. «Где-то выигрываешь, где-то теряешь», — сказал он. Похоже, всех заботило лишь то, как сохранить случившееся в секрете и не допустить бегства вкладчиков. «Сколько народу об этом знает? — спросили у Пола. — Мы можем сохранить это в секрете?»
Главный аудитор банка был озабочен размером убытков.
— С $5 млн мы бы справились, — сказал он. — Но $20 млн… Это проблема даже для Фрэнка Кинга.
Двумя днями позже Пол, Хелли, Нил Мур и банковский юрист летели в Базель.
— Во время полета мы почти не разговаривали, — вспоминала Хелли.
С банковской документацией начали работать независимые аудиторы. Убытки оказались ближе к $30 млн, чем к $20 млн. Еще в Лос-Анджелесе Пол положил на стол прошение об отставке, но он должен был оставаться руководителем и консультантом «пока не разгребут весь этот бардак». Идея была в том, чтобы банк продолжал работу как швейцарское отделением United California Bank, а тем временем головная компания должна разработать схему защиты вкладчиков и кредиторов.
Совет директоров United California Bank in Basel собрался на заседание 6 сентября, но Пол пробыл там совсем недолго. Ему велели покинуть конференц-зал и сказали, что он уволен.
— Я пошел домой и выпил стаканчик скотча.
Представители UCB отправились в Швейцарскую банковскую комиссию в Берне, где представили план компенсаций вкладчикам и кредиторам. Швейцарскую банковскую комиссию, естественно, волновала репутация швейцарских банков. В Базеле поговаривали, что как только угроза будет ликвидирована, она с удовольствием поставит фингал под глазом американскому банку — это будет хорошим поводом держать иностранцев подальше от Швейцарии. Детали переговоров между представителями UCB и Швейцарской банковской комиссией неизвестны. Опять-таки по слухам, Комиссия заявила UCB, что если они компенсируют убытки клиентам и уберутся из Швейцарии, то с ее стороны будет сделано все для прекращения судебного разбирательства. Банк 10 сентября прекратил операции, а 16 сентября в 14.00 на дверях появилось извещение о банкротстве банка.
Конечно же, United California Bank in Basel AG не был первым швейцарским банком, который лопнул. Во время Великой депрессии 1930-х гг. ко дну пошли три из семи крупнейших банков Швейцарии точно так же, как и в других странах. Швейцарские банки неумеренно инвестировали в Германию и пострадали сначала в результате немецкой инфляции 1920-х гг., потом из-за прихода нацистов к власти и, наконец, от того, что война сделала со всеми инвестициями в Германию. Ближе к нашим временам German Bank обанкротился из-за плохих кредитов, Aeschen Bank и Arbitrex погорели на спекуляциях, а Seligman Bank купил огромный участок земли к югу от Рима, не позаботившись о получении разрешений на строительство, после чего задохнулся от неликвидности. Так что банки-банкроты для Швейцарии — вовсе не новинка.
Но мой банк имеет право на место в Книге Гиннесса. Это был самый большой швейцарский банк из всех, что пошли ко дну.
В среду, 9 сентября, Пол собирался спуститься вниз, чтобы позавтракать. На нем были мягкие туфли без носков и рубашка с короткими рукавами, когда в дверях возникли два базельских полицейских. Они сказали, что должны отвезти его на допрос. Пол ожидал такого поворота событий, но думал, что пробудет в полиции два-три дня. Базельская полиция задержала и Lee boys — Куммерли с Цурмуле — а также Хельмута Бручи, бухгалтера Беата Швейцера, Луиса Толе и Альфреда Кальтенбаха.
Пола поместили в камеру с туалетом, складной кроватью и столом. Расписание было следующим: в 6.30 включался свет, через окно в двери просовывалась швабра. В 7.00 — чашка какао и хлеб. Завтракать можно было до 7.30. Иногда разрешалось полчасика погулять и размяться во дворе, потом — ланч, через ту же дверь, в 11.00. «Ланч был вполне сносным», — рассказывал Пол. Ужин — суп и черный хлеб — передавали через дверь в 17.00, а свет выключался в 21.30.
В 8.00 каждое утро у двери в камеру появлялся надзиратель и спрашивал, все ли в порядке.
Базельская тюрьма представляет собой мрачное здание XVII века в центре города — с маленькими окошками, размещенными высоко от пола. Хотя Полу не было пока предъявлено никаких обвинений, ему не разрешали встречу с адвокатом. Разрешены были два письма в неделю и 15-минутное свидание женой. Вопросы, которых ждал Пол, так и не прозвучали.
Потом в один прекрасный день в замочной скважине провернулся ключ, и охранник проводил его в другое здание на допрос. Я спросил, был ли охранник вооружен. «При нем была собака», — сказал Пол, имея в виду, что другого оружия не было. Пол оказался за столом напротив следователя-магистрата.
— Так что произошло? — спросил тот.
Для Хелли настали тяжелые времена. Во-первых, она осталась без гроша, поскольку все семейные сбережения были в банке. Она устроилась секретаршей в какую-то фармацевтическую фирму и перебралась с девочками и домработницей, которая согласилась работать бесплатно, в маленькую квартиру.
— Мне было страшно, — рассказывала Хелли. — Никто в Базеле не разговаривал со мной. Мне казалось, что за домом следят. Люди боялись звонить мне по телефону. Все это смахивало на дурной полицейский телесериал.
Позднее кое-кто из базельских друзей Хелли заявил, что так ей и надо, будет знать, как выходить замуж за американца. Он был слишком агрессивным и вел себя неразумно, а значит, получил по заслугам. Другие базельцы стали намекать, что это самое подходящее время для развода.
— Базель, — сказала Хелли, — не самое приятное место для одинокой женщины с детьми, особенно если у ее мужа серьезные проблемы.
Когда у Хелли выдавалась минутка, она делала все, чтобы Пола выпустили под залог. Она встречалась с адвокатами, но похоже было, что если даже залог и будет назначен, размер его составит не меньше миллиона швейцарских франков — а это четверть миллиона долларов. Такую сумму ей было не под силу собрать. По общему мнению, муж Хелли совершил преступление столь ужасное, что о нем нельзя даже говорить вслух. Убийство, по крайней мере, можно понять. Но Полу до сих пор не предъявили никаких обвинений. В Швейцарии человека могут держать в заключении на основании подозрения в течение трех недель, а потом этот срок раз за разом продлевается, если полиция считает, что нужно дополнительное время на расследование. Полу предстояло провести в базельской тюрьме 10 месяцев — большинство из них в одиночке — без возможности выйти под залог и без предъявления обвинений. Когда адвокат Пола обратился к властям с официальным запросом, ему сказали, что обвинением, скорее всего, будет Verdacht der ungetreuen Geschäftsführung, т. е. вовсе не «преступление против банка», а «подозрение в ненадлежащем управлении». К этому было добавлено еще и Urkuenden-fälschung — «фальсификация документов».
Позднее мне удалось узнать мнение одного швейцарского адвоката об этом процессе.
— Это не англосаксонская страна, — сказал он. — У нас нет ни доктрины habeas corpus, ни вытекающей из нее презумпции невиновности, пока не доказана вина. Работа следователя-магистрата заключается в том, чтобы выяснить суть происшедшего как можно точнее. А если гражданин сидит в тюрьме и не может говорить ни с кем, кроме следователя, то это весьма эффективный метод работы.
