– Он светло-голубой, с широким хромированным молдингом вдоль кузова и с помятым задним бампером. Большие окна по бокам. Он был переделан из грузового фургона.
Лицо Чака расплылось в улыбке.
– Не думал, что ты сможешь его так точно описать.
– Я старалась. Я должна была это сделать.
Она ждала, что Лоуч рассердится, но вместо этого он слегка сжал ее руку. Затем он открыл бардачок машины и достал пистолет.
– Когда мы прибудем туда, – предупредил Чак, – ты не сделаешь ни шагу из машины.
– Смотри, Чак! – Напарник указал на дом впереди. Перед ним на обочине дороги стоял точно такой фургон, какой описала Мари.
– Тебе знакомы эти места?
Мари напрягла память. Ничего знакомого. Вокруг были жалкие, маленькие домишки. По сравнению с ними район, где жил Диген, выглядел, словно квартал миллионеров.
Они остановились позади фургона, немного не доезжая до него, и Чак негромко передал по рации их координаты в полицейский участок. Затем он выключил рацию, чтобы кто-нибудь не услышал ее.
– А где же, черт побери, Бенни и Джис? – пробормотал он. – Они что, пьют с этим парнем чай? – Внезапно их внимание привлек какой-то шум, доносящийся из дома на противоположной стороне улицы. С упавшим сердцем Мари узнала в нем дом, перед которым стояла во время страшной грозы. Дверь распахнулась, и из нее вышел Диген, смеясь и болтая, как будто со старым другом. За ним следовал человек с рыжей бородой. Похоже было, будто Бенни пытается объяснить ему, что перепутал адрес.
– Какого черта? – Чак слегка повернулся к Мари. – Этот тот самый малый?
Девушке хотелось закричать, но она удержалась.
– Да, – выдавила она. – Да.
– Тогда все очень просто. Как только Бенни окажется в фургоне, я постучу в дверь, и мы арестуем этого типа. Ты останешься здесь. Понятно?
Мари парализовал ужас. В тот самый момент, когда Чак инструктировал ее, дверь фургона Дигена внезапно открылась. Джизус стоял теперь на тротуаре. Человек с рыжей бородой увидел его одновременно с Мари.
– Джис! – закричала она.
Размышлять было некогда, как и обдумывать действия. Мари знала только одно – ее любимый в опасности. Она оказалась на улице, прежде чем поняла, что делает.
– Джис! Он убьет тебя.
Бертон посмотрел на нее.
– Мари!
Какой-то металлический предмет ярко блеснул на солнце. Послышался звук, похожий на тихий взрыв. Мари упала на землю. Последовал еще один взрыв.
– Джис! – крикнула она.
Потом вокруг наступила тишина. И темнота. И снова пустота.
– Тали, дорогая, не бегай так быстро по ступенькам.
– Нет, папа. Я никогда этого не делаю. Мама бранит меня за это.
Она была в огромном белом доме, и она плакала.
– Почему мама умерла, папа?
– Тали, дорогая, этого нам не понять.
– Не называй меня так, папа. Маме это бы не понравилось.
Дальше. Она была во внутреннем дворике, какой-то мужчина обнимал ее за талию. Внезапно ей стало грустно. Почему?
– Кевин, перестань. Я не хочу выходить замуж.
Потом были выстрелы. Она сжимала в руках пистолет и расстреливала картонную мишень снова и снова. Потом тот человек схватил ее. Нет! Отец пытался спасти ее. Папа! Он лежит у ее ног.
Воображение уносило ее дальше. И некому остановить ее. Джизус был мертв. Она вспомнила его ласковые руки, ощущение его губ на своих. Джизус теперь был мертв. Она приговорена к участи все терять, терять и снова терять безвозвратно.
– Мари?
Она все еще плыла, уносимая прочь течением своих воспоминаний.
– Мари. Дорогая. Это я, Джис.
Удивительно, какие трюки выделывает с ней память. Она знала, что, открыв глаза, обнаружит себя на больничной койке. Рядом с ней будет сидеть, раскачиваясь, пожилая женщина. Энни Нил безумна настолько, насколько может быть безумным любой смертный.
– Мари. Открой глаза.
Ей хотелось умереть. Но чтобы умереть, нужно оставаться какое-то время в живых. Сейчас она уже не жила, но и не была при смерти. Мари находилась где-то посреди между жизнью и загробным миром.
Она столько пережила, что наверняка сможет переступить и этот порог. Ей нужно немного посуществовать, чтобы потом умереть. Это было парадоксально, но и сама жизнь – ужасный парадокс.
– Мари!
Она ощутила, как ее веки медленно приподнимаются. Рядом с ней на коленях стоял ее Джизус. Невдалеке раздавались звуки сирен полицейских машин. Она моргнула, пытаясь сфокусировать зрение.
– О, любимая. Ты жива. – Бертон сгреб ее в объятия.
– Я же просил тебя не трогать ее. Боюсь, не расшибла ли она голову, когда я сбил ее с ног. – Она узнала голос Чака.
Мари осторожно погладила любимого по щеке. Кожа под пальцами была теплой. Он был совершенно реален.
– Джизус, ты жив.
Он рассмеялся, но голос его дрожал.
– К тому же совершенно здоров.
– Бенни?
– Я здесь, Мари.
Она подняла глаза.
– Чак?
– Чак застрелил Пэрли Харбисона, прежде чем тот успел выстрелить во второй раз. В первый раз он чуть было не попал в меня.
– Пэрли Харбисон. Да, действительно его так звали. – Она положила голову на грудь Джису. – Я рада, что его больше нет.
Джис тихонько покачивал ее, словно ребенка.
– Он больше не причинит тебе вреда, дорогая. Все худшее уже позади, Мари.
Она прислушалась к тому, как нежно звучит в его устах это имя. Ей неловко было поправлять его. И все же он должен знать правду. Чувствуя сильные руки, обнимающие ее, тепло, исходящее от его ладоней, она собиралась с силами.
– Мари?
– Милый, Мари тоже звучит очень хорошо, но мое настоящее имя Натали Рэйми.
11
Мари почувствовала, как напряглись руки Бертона, обнимавшие ее, когда наконец он осознал смысл слов.
– Натали Рэйми?
– Я попала сюда из Палм-Бич… и, думаю, не так уж давно.
Она выпрямилась.
– Я дочь покойного Найджела Рэйми, убитого человеком, которого я знаю под именем Джон Морел. – В ее голосе Джис уловил слезы.
– Успокойся, дорогая. Не обязательно рассказывать все сейчас.
Они слышали, как Чак разговаривал с только что прибывшим полицейским. Джизус ласково гладил ее волосы, продолжая удивляться услышанному.
Натали Рэйми. Он пробовал про себя произнести это имя. Оно удивительно подходило ей.
– Папа называл меня Тали, когда я была еще совсем маленькой. Моей маме это имя очень не нравилось. Она считала, что все должно быть по правилам. И маленьких девочек нужно называть теми именами, которые были им даны при рождении. После ее смерти я не разрешала папе называть себя иначе, кроме как Натали. – Она дрожала, и Джизус, успокаивая, стал гладить ее по спине.
– Джис! Ну как она? – Рядом с ними стоял Чак.
– Она вспоминает. – Он пытался глазами дать понять Лоучу, чтобы он оставил их вдвоем, но тот, казалось, ничего не понимал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
