Больше Анна не пыталась говорить с королем. Было очевидно, что он принял решение все сохранить в тайне, но не скажет ли он об этом ее отцу? При мысли об Уорвике ей становилось нехорошо. Она боялась его гнева и надеялась лишь на то, что оправданием ей послужит весть о предательстве Кларенса. Но что предпринять дальше? Теперь к любому ее решению Генрих отнесется с подозрением. С одной стороны, он весьма проницателен, с другой же – не следовало лишний раз раздражать его. Джордж Кларенс сделал верный ход, натравив на нее безумного монарха!
Под вечер Анне стало совсем скверно. Они по-прежнему двигались медленно, и, тем не менее, она чувствовала себя совершенно разбитой, глаза щипало, кружилась голова.
Они все еще ехали вдоль южного берега Темзы, где не было ничего примечательного. И лишь раз, когда на противоположном берегу показалась колоколенка церкви селения Грейс-Таррок, Анна оживилась. Именно отсюда год назад она покидала Англию, уплывая навстречу штормам, что едва не стоило ей жизни, но вслед за этим она познала упоительное счастье…
Небо было светлым, затянутым легкими перистыми облаками, в воздухе звенели птичьи трели, остро пахло мокрой травой и набухающими почками. На обочинах дорог попадались истощенные, оборванные мужчины, женщины и дети, неимоверно грязные, с изможденными, по-волчьи мрачными лицами. Иной раз к кортежу приближались скопища нищих, и тогда солдаты принимались древками копий разгонять их – полумертвых от голода, но все еще осмеливавшихся просить милостыню. В такие минуты Анна терялась и вопросительно смотрела на короля, ожидая, что тот заступится за несчастных. Но Генрих после их разговора, казалось, пребывал в мистическом трансе. Его взгляд был устремлен куда-то между ушей коня, он почти машинально перебирал поводья.
На поворотах Анна оглядывалась на дормез с придворными дамами. Его швыряло и дергало на дорожных ухабах, но обычно в эти раззолоченные неуклюжие кареты набивали столько ковров и мягких тюфяков, что за здоровье фрейлин можно было не опасаться. Рядом с окошком дормеза ехал здоровенный рыжий гвардеец в начищенной до блеска кирасе, о чем-то весело переговариваясь с хорошенькой Бланш. Фрейлина смеялась, жуя пирожок, и Анна вдруг почувствовала, что от голода у нее сводит желудок.
Лишь поздним вечером, когда совсем стемнело, они сделали остановку в женском доминиканском монастыре близ Норфлита. Анна была так утомлена, что едва сошла с коня. Все тело болело, движения были замедленными, глаза воспалились. Двое суток без сна и день в дороге дались ей тяжело. Но тем не менее, она отстояла с королем вечернюю службу, равнодушно исповедалась приходскому священнику, едва не задремав, пока тот отпускал ей грехи, и, отказавшись от ужина, поднялась в отведенную ей келью.
Здесь ей все же удалось взять себя в руки. Вызвав Бланш Уэд, Анна велела принести письменные принадлежности и пергамент. Откладывать письмо к отцу не было ни малейшей возможности. Слишком измученная, чтобы обдумывать каждое слово, Анна написала все как есть, за одним исключением – не стала упоминать имени Филипа Майсгрейва, прибавив, что подробности отец узнает при встрече. В приписке она сообщала, что по желанию короля сейчас находится на пути в Кентербери.
Перечитав и запечатав послание, она кликнула фрейлину.
– Бланш, кто тот рослый гвардеец, с которым ты сегодня кокетничала в дороге?
Бланш вспыхнула и смущенно отвела взгляд.
– О, не подумайте дурного, миледи! Он совершенно рыжий, весь в веснушках и совершенно мне не нравится.
Видя, что принцесса продолжает ждать ответа, она добавила:
– Его имя Джек Терсли, он джентри[47] из графства Суррей. Наши поместья находятся совсем рядом, и мы часто виделись с ним, когда были детьми. Но Терсли всегда были бедны, не чета нам, Уэдам.
– Как ты полагаешь, он честный малый? На него можно положиться?
Глаза Бланш сверкнули.
– Да, он честен, хотя и не блещет умом. Зато неудержимо храбр. И он многим обязан мне, ведь именно я помогла ему определиться в гвардию.
Анна кивнула.
– Тогда передай Джеку, что, если он хочет немедленно получить повышение по службе, пусть не теряя ни минуты скачет в Западный Йоркшир, в крепость Понтефракт, и передаст Делателю Королей это письмо.
И она протянула Бланш свернутый и перевязанный пергамент с печатью принцессы Уэльской на шнуре.
– Поспеши же, Бланш. Я полагаюсь на тебя.
Взяв письмо и скрыв его в складках платья, девушка торопливо вышла. Ей предстояло миновать длинный сводчатый переход, тянувшийся вдоль стены монастыря. Ее окружала благоговейная тишина. Подхватив юбки и пригнув голову, чтобы не задеть высоким энненом нависающие арочные своды, леди Бланш торопливо пробежала по галерее, пересекла двор и очутилась возле пустующего монастырского амбара, который настоятельница отвела для гвардейцев и лучников королевской свиты.
Переговорив с одним из охранников, она вызвала рыжего Джека Терсли. Тот вышел, сонно потягиваясь, но, увидев разрумянившуюся, с ямочками на щеках Бланш, сразу заулыбался.
– Клянусь спасением души! Бланки! Вот это подарок!
Он тут же схватил ее в объятия и попытался расцеловать, но девушка с силой оттолкнула его.
– Прочь, болван! Бог свидетель, я скоро раскаюсь, что была так добра с тобой.
– Что ты, Бланки! Да я для тебя хоть Священный Грааль отправлюсь добывать!
Тогда она притянула его к себе за отвороты и жарко зашептала:
– Мигом седлай коня, а я выведу тебя через калитку в саду. Повезешь послание принцессы. Она тебе за это кое-что обещала.
– Вот это да! А куда везти?
Бланш улыбнулась, и ее мелкие зубки блеснули в темноте.
– В Лондон. К герцогу Кларенсу.
Она вдруг чего-то испугалась и оглянулась. Но вокруг было по-прежнему тихо. Луна освещала шиферные крыши и крест на колокольне старинного монастыря.
– Скорее, Джек. И учти – это тайное поручение. Никто не должен о нем знать. Письмо отдашь только в руки его светлости. Помни – от того, как ты справишься с этим поручением, зависит твое будущее. И мое…
Поздней ночью, когда удар колокола позвал к полуночной мессе и череда монахинь проследовала в церковь, на дороге в Лондон прозвучал одинокий топот копыт. Полная луна осветила мчавшегося во весь опор всадника. Его каска блестела, кольчуга позвякивала в такт хода коня. Позади оставался притихший монастырь, где в беспокойных видениях метался слабый разумом король Англии и без снов почивала усталая Анна Невиль.
8
Прерванное покаяние
В Кентербери они прибыли через неделю, и то лишь потому, что погода начала портиться, изо дня в день гремели весенние грозы, и лорд Джекоб Лэтимер уговорил короля поторопиться. В город они вступили в послеобеденное время, стояло безветрие, солнце светило размытым молочным светом, но горизонт оставался темным. Все предвещало новую грозу.
