Едва сержант проорал первое слово, как человек уронил газету и сорвал с себя наушники. Видать, ему крепко ударило по барабанным перепонкам. Раззява какой-то, подумала Амалия. Нерасторопный.
Человек встал с лавки и объявил:
— Я не нарушал никаких законов!
— Нарушили закон, сэр, в четвертую поправку к Конституции, сэр. (Ай да белобрысый…подумала Амалия.) Вы подслушивали приватный разговор. У вас есть разрешение прокурора на использование подобного прибора в отношении служащего полиции и частных лиц? — Раззява молчал, — Нет? Я вынужден вас задержать, сэр, и составить соответствующий акт.
Он еще не договорил, когда раззява с поразительным проворством метнул свой подслупшватель вверх в в сторону, аппаратик описал дугу — Амалия и полицейский не успели опомниться, а какой-то человек, стоявший у окна, уже поймал подслупшватель и метнулся вон из зала, по движущейся дорожке к посадочным воротам.
Расчет был точный: для составления акта полицейский офицер должен иметь оба, так сказать, предмета — и обвиняемого, и его аппарат. Но расчет не удался, поскольку Джон стоял как раз у выхода, и он тоже был точен — подставил ногу бегущему, рухнул на него сверху и выхватил подслушиватель.
Какая-то дама завизжала. Полицейский крепко держал псевдо-раззяву за плечо. Джон поставил беглеца на ноги и встряхнул, потому что тот, видимо, ушибся головой.
Последовала стандартная процедура — раз-раз! Обоих нарушителей порядка поставили к стене, ощупали, и у обоих было изъято оружие, причем не какое-нибудь, а крупнокалиберные «вальтеры». Набежала небольшая толпа восторженных зевак. Очень скоро объявился полицейский наряд, увел раззяв, и Амалия высказала сержанту свое восхищение.
— Да что уж там, мэм, — скромно сказал сержант, и они стали проверять следующие по расписанию рейсы.
Вернее, проверяла одна Амалия: сержант подводил ее к стойке, представлял и начинал прогуливаться по залу. Право же, это был сообразительный парень — вопреки наивному своему виду и манере смотреть куда не надо.
Эйвона не оказалось ни в одном списке.
— Спасибо, сержант… — с тоской сказала Амалия. — К сожалению, это все. Огромное вам спасибо. Сержант сочувственно улыбался.
— Всегда рад помочь, мэм. Меня зовут Карл — Карл Эйно. А вас?
Амалия сказала, как ее зовут, и протянула сержанту руку, прощаясь, но тот смущенно покачал головой.
— Извините, Амалия… э-э… вы же свидетель и потерпевшая. Нас ждут с протоколом и все прочее…
— Ах да, конечно, — ответила она, думая в то же время, что вот еще один влюбился и непременно попытается назначить свидание, когда закончит со своими протоколами. Вот незадача, досадовала она, и почему я взяла в голову, что Берт непременно улетел, и притом именно отсюда, а не из Уиллоу-Ран, который даже ближе к Хоуэллу? Почему? Мало ли куда он мог рвануть в ходком «ауди»… Например, в Чикаго, где человек тонет, как монетка в Ниагарском водопаде. Милое дело…
Она кивком подозвала Джона, и они прошли в участок и дали показания сержанту Эйно. Подтвердили, что на столе лежат именно те пистолеты, кои были изъяты у арестованных, равно как прибор с узконаправленным микрофоном. Арестованные вели себя не то чтобы нагло: они были абсолютно спокойны и все отрицали. Начисто. И требовали, чтобы им дали позвонить по телефону.
Почему, почему, почему? — вертелось у нее в голове. Почему я была так уверена, что он поехал сюда? Амалия участвовала в этой процедуре в как бы не участвовала. Она словно ощущала невидимый тяж, протянутый от Эйвона к ней, к ее лбу — точно в середину, над глазами. И тут она подумала: а что, если он имеет документы на другое имя?
…Арестованных увели, сержант что-то втолковывал своему стенографисту, и тогда Джон сказал;
— Слушай, Амми, надо же доложить об этом инциденте, как ты думаешь?
Амалия словно вернулась с другой планеты. Опять стала отчетливой, рассудительной рабочей машинкой, ничего не упускающей из виду. Достала из сумочки мобильный телефон, отошла к окну, вызвала Мабена,
На этот раз Мабен ответил и согласился принять короткий доклад. {Он ехал с президентом компании от Президента Соединенных Штатов — в машине, на аэродром.) Выслушав доклад, шеф ответил неприятным голосом:
— Попросите начальника полиции, чтобы они связались с агентом ФБР Джо Родригесом, повторяю: Джо Родригес. Он ведет дело о взрыве. Передайте ему, мы имеем основания считать, что слежка за служащими безопасности фирмы может быть связана со взрывом. Пусть свяжутся срочно. Повторяю: срочно.
На доклад о бегстве Эйвона Мабен не отреагировал вообще, словно знал о нем или предвидел.
Амалия представляла себе, какой втык она получит за самовольную экспедицию в Метро-Уэйн. Что же, заслужила… Она встряхнула головой я пересказала все сержанту. Тот вдруг расплылся в улыбке,
— А-а, вот оно как! А я все думаю, как такая девушка очутилась в полиции Хоуэлла! Так вы из «Джи Си»…
Очень четко все было у них поставлено здесь, в полиции аэропорта. И капитан принял их с хода, и решение его было мгновенное: с ФБР связаться, арестованных до появления ФБР к телефону не подпускать, а представителям заводской полиции и в дальнейшем оказывать всяческое содействие.
Штука в том, что заводской комплекс «Джи Си» в Детройте был здесь всеми почитаем — примерно как ЗИЛ в Москве. Или еще сильнее: Детройт ведь куда меньше Москвы. И взрыв на этом комплексе воспринимался как пощечина всему городу, особенно — его полиции.
— Чем еще могу быть полезен? — спросил начальник полиции.
— Разрешите еще доболтаться по вашему хозяйству, — сказала Амалия.
И они опять двинулись втроем по терминалам, но на этот раз Амалия твердо знала, чего хочет. Подошла к стойке «Дельты» — там все еще сидела блондинка, при которой случился этот спектакль с подслушиванием, обыском и прочими кинотрюками. Блондинка улыбнулась Амалии, как старой знакомой, и в ответ на вопрос, не она ли вела регистрацию на рейс в Торонто, сказала, нет, не она, на регистрации сидел господин такой-то; сейчас он у седьмого выхода на посадку.
Амалия по-прежнему не могла бы объяснить, почему она прицепилась именно к этому рейсу; ее снова влекло что-то непонятное и неосознаваемое. Слишком долго она надзирала за господином Эйвоном, за Бертом, и просто з и а л а: он должен был поступить вот так.
Господин такой-то оказался пожилым джентльменом — лет пятидесяти с хвостиком; благожелательный, спокойный. Амалия показала ему фотографию Эйвона, подумав при этом, что надо бы вынуть ее из дорогой кожаной рамки. Джентльмен покачал головой.
— Не узнаю, не было такого человека, мэм.
— Вы уверены?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
