"Падай! Суровыми жатвами…"
Падай! Суровыми жатвамиСрезывай всходы стыда.Глума над лучшими клятвамиЯ не прощу никогда.
Пусть над тобой окровавленныйБич измывается. Пусть! —В сердце моем обезглавленыЖалость. И нежность. И грусть.
"Мы все свершаем жуткий круг…"
Мы все свершаем жуткий круг,Во тьме начертанный не нами.Лишь тот, кто легок и упруг,Пройдет, не сломленный годами.
О, будь же легкой, как крыло,Упругой будь, как сгибы стали,Чтоб ты сгорать могла светло,Когда зажгутся наши дали!..
КТО?
Заблудившись в крови, я никак не пойму,Кто нас бросил в бездонную тьму?И за что мы вдали от родимой земли,Где мятежные молнии нас оплели,И зачем наших буйных надежд кораблиВ безнадежность плыли, уплыли?Опустись в глубину проклинающих дум!Как метель, как буран, как самум,Острой пеной взрывая покорное дно,В ней горит не сгорая проклятье одно:Полюби эту тьму. Все равно, все равноНичего вам свершить не дано!..И забыв свой порыв, свою горечь, свой гнев,На бездольных кострах отгорев,В злую ночь, где хохочет невидимый враг,Мы несем свой обугленный муками стяг,И… никак не поймем, не поймем мы никак —Кто нас бросил в заплаканный мрак!
"Придут другие. Они не вспомнят…"
Придут другие. Они не вспомнятНи боли нашей, ни потерь,В уюты наши девичьих комнатТолкнут испуганную дверь.Им будут чужды немые строкиНаивных выцветших страниц,Обоев пыльных рисунок строгий,Безмолвный ряд забытых лиц.Иному Богу, иной невестеМоленье будет свершено.И им не скажет никто: отвесьтеПоклон умолкнувшим давно…Слепое время сотрет скрижалиГодов безумных и минут,И в дряхлом кресле, где мы рыдали,Другие — песни запоют…
ЗВЕНЯЩАЯ МЫСЛЬ
Вот ты уснул. Тибет родной,Изрытый желтыми пустынями,Заголубел под снами синими.Ты спишь в шатре, и мир инойТебя влечет: в немолчном шелесте,В снегу танцующие дни,Зигзаги улиц, гул, огни,Такой исполненные прелестиДля глаз доверчивых, толпа,Нестынущая, непрестанная,И белых женщин ласка пряная,И белой ночи ворожба…И ты, опять глазами соннымиУвидев пыль, утесы, мох,Пред ликом Будды горький вздохГлушишь напрасными поклонами…Так мнится мне. И я с тоской,Тебе приснившийся ликующим,По дням, над безднами танцующим,Иду, ненужный и слепой.И каждый раз, когда обидою,Как струны, мысли зазвенят, —Тебе, пастух тибетских стад,Тебе мучительно завидую!Приди. Возьми всю эту ложьСамовлюбленности упадочной.Ее ни умной, ни загадочнойТы, разгадав, не назовешь.Приди! Все блага, все, что знаем мы,Все, чем живем, — я отдаюЗа детскость мудрую твою,За мир пустынь недосягаемый,За песни девушек простых,Цветущих на полянах Азии,За тихий плеск твоей фантазииИ крики буйволов твоих…
КРЕЩЕНИЕ
Какая ранящая негаБыла в любви твоей… была!Январский день в меха из снегаКрутые кутал купола.Над полем с ледяным амвономВ амвоне плавала заря.Колокола кадили звоном,Как ладаном из хрусталя.Ты с нежностью неповторимойМне жала руки каждый раз,Когда клубился ладан мимо,Хрусталь клубился мимо нас.Восторженно рыдал о Боге,Об Иоанне хор. ПлылиПо бриллиантовой дорогеЗвенящих троек корабли.Взрывая пыль над снежным мехом,Струили залпы сизый дым,И каждый раз стозвучным эхомТолпа рукоплескала им.И каждый раз рыдали в хоре,И вздрагивало каждый разСлегка прищуренное мореТвоих необычайных глаз…
"В больном чаду последней встречи…"
В больном чаду последней встречиВошла ты в опустевший дом,Укутав зябнущие плечиЗеленым шелковым платком.
Вошла. О кованые двериТак глухо звякнуло кольцо.Так глухо… Сразу все потериТвое овеяли лицо.
Вечерний луч смеялся ало,Бессвязно пели на реке.Ты на колени тихо всталаВ зеленом шелковом платке.
Был твой поклон глубок и страшенИ так мучительна мольба,Как будто там, у райских башен,О мертвых плакала труба.
И в книге слез пером незримымОтметил летописец Бог,Что навсегда забыт любимымЗеленый шелковый платок.
"Что мне день безумный? Что мне…"
Что мне день безумный? Что мнеНочь, идущая в бреду?Я точу в каменоломнеСлово к скорому суду.Слово, выжженное кровью,Раскаленное слезой,Я острю, как дань сыновьюМатери полуживой.Божий суд придет, и ношуСняв с шатающихся плеч,Я в лицо вам гневно брошуСлова каменного меч:«Разве мы солгали?Разве Счастье дали вы? Не вы льНа земле, как в гнойной язве,Трупную взрастили быль?Русь была огромным чудом.Стали вы — и вот она,Кровью, голодом и блудомПрокаженная страна.Истекая черной пеной,Стынет мир. Мы все мертвы.Всех убили тьмой растленнойТрижды проклятые вы!»Божий суд придет. БичамиМолний ударяя в медь,Ангел огненный над вамиТяжкую подымет плеть.
У ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ
И. Бунину
По дюнам бродит день сутулый,Ныряя в золото песка.Едва шуршат морские гулы,Едва звенит Сестра-река.
Граница. И чем ближе к устью,К береговому янтарю,Тем с большей нежностью и грустьюРоссии «Здравствуй» говорю.
Там, за рекой, всё те же дюны,Такой же бор к волнам сбежал.Всё те же древние ПеруныВыходят, мнится, из-за скал.
Но жизнь иная в травах бьется,И тишина еще слышней,И на кронштадтский купол льетсяОгромный дождь иных лучей.
Черкнув крылом по глади водной,В Россию чайка уплыла,И я крещу рукой безроднойПропавший след ее крыла.
"Я был рожден для тихой доли…"
Я был рожден для тихой доли.Мне с детства нравилась играМечты блаженной. У костраВ те золотые вечераЯ часто бредил в синем поле,Где щедрый месяц до утраБросал мне слитки серебраСквозь облачные веера.
Над каждым сном, над пылью малойГлаза покорные клоня,Я всё любил, равно храняИ траур мглы, и радость дняВ душе, мерцавшей небывало.И долго берегла меняОт копий здешнего огняНеопалимая броня.
Но хлынул бунт. Не залив взора,Я устоял в крови. И вот,Мне, пасечнику лунных сот,Дано вести погибшим счетИ знать, что беспощадно скороВселенная, с былых высотУпав на черный эшафот,С ума безумного сойдет.
БУРЯ
В парче из туч свинцовый гробНад морем дрогнувшим пронесся.В парчу рассыпал звездный снопСвои румяные колосья.Прибою кланялась сосна,Девичий стан сгибая низко.Шла в пенном кружеве волна,Как пляшущая одалиска.Прошелестел издалека,Ударил вихрь по скалам темным —Неудержимая рукаВзмахнула веером огромным,И черную епитрахильНа гору бросив грозовую,Вдруг вспыхнул молнии фитиль,Взрывая россыпь дождевую…Так серые твои глазаТемнели в гневе и мерцалиСияньем терпким, как слезаНа лезвии черненой стали.
"Блажен познавший жизнь такую…"
