— Сейчас… достану… — пролепетал Борька и, пятясь, ушел на балкон и нырнул в подвал.
Прошло минуты три, а Борька все не выходил. Ромка начинал терять терпение.
— Ну чего ты там? — крикнул он. — Забыл, что ли, где лежит?
Борька высунулся из люка и виновато сообщил:
— Не забыл… Просто тут света нет, темно… Володька, возьми спички на кухне, у плиты… Иди сюда, посветишь.
Начиная смутно догадываться, что Борька успел что-то придумать, я схватил спички, быстро спустился к Борьке в подвал и начал, для вида, жечь спичку за спичкой. Наконец, взбешенный Ромка склонился над люком и закричал:
— Эй, только честно: есть кассета или нет?
Я молча продолжал жечь спички.
— Значит — есть! — заключил Ромка. — Учтите, мы вас отсюда не выпустим, пока не получим кассету. Мамаша во сколько придет?
— В десять, — честно ответил Борька.
— Вот и прекрасно! — заключил Суровцев. — Нам спешить некуда. Сидите в своем швейцарском банке, пока не найдете.
Он сбросил нам в подвал еще два блока спичек, которые увидел на кухне. В каждом из них было по пятьсот спичек, и жечь их можно было до конца учебного года.
— Привет! — засмеялся Ромка и со страшным стуком захлопнул люк. По скрежету над головой мы поняли, что он поставил на крышку люка стул и сел.
Я зажег спичку. Тусклый свет выхватил счастливое лицо Борьки.
Ты все понял? — радостно зашептал он.
Все, — вздохнул я. — Сидим в каменном мешке.
— Вот чудак! — растормошил меня Самохвалов. — Для чего ж мы с тобой лаз рыли? Давай, лезь к себе — и быстро в школу, за Николаем Алексеичем.
Услышав это, я чуть не упал от изумления. Наконец, придя в себя, прошептал:
Ты… Борька… Ты — гений!.. Представляешь, со-о-всем забыл. Думал, что нам теперь здесь капут — пока мама твоя не придет… Слушай, побежали вместе!
Нельзя, — отклонил Борька. — А вдруг они поднимут крышку — что, мол, да как? Нет, я здесь побуду.
Борька был прав. Кто-то должен был усыплять бдительность Ромки и Шакала. Я нырнул в лаз и через мгновение поднял крышку люка в своем подвале.
Мама была на кухне. Увидев меня, спешно выходящего с балкона, она вскинула удивленные глаза:
Разве ты дома?
А где же еще… — пробурчал я, пробиваясь к двери.
— Погоди! — заволновалась мама. — Ты куда? Помоги хоть пельмени налепить — ведь Акрам сейчас приедет. Будь человеком!
— Сейчас… сейчас… — механически повторял я, выкатывая велосипед в подъезд. Мама таращила на меня глаза, ничего не понимая и просыпая муку на палас.
— Я быстро…
В школу я мчал, думая лишь о том, чтобы Николай Алексеевич был там. Я увидел его издали, еще въезжая во двор. Физик стоял в группе учителей, был с ними и директор школы Леопард Самсонович Мантюш-Бабайкин. Выбора у меня не было. Подлетев к учителям, я спрыгнул с велосипеда и, тяжело дыша, потянул за рукав Николая Алексеевича.
— Скорее! Там… Медали… А то уйдут!
— Медали?! — вздрогнул физик. — Уйдут? — Он перевел растерянный взгляд на директора:
— О чем он, Леопард Самсонович?
— Говори толком! — сердито сказал директор. — Что случилось? Где медали?
— У Самохвалова… В третьем доме…
— У Самохвалова! — всплеснула руками Наталья Умаровна. — Какой ужас! Кто бы мог подумать! А такой, казалось бы, хороший мальчик… Ох, горе ты горькое… Вот она — безотцовщина!
Я хлопал глазами, силясь понять, о чем это толкует Наталья Умаровна. По ней и вовсе выходило, что медали стащил Борька. И сообразив наконец, это, я вскричал:
— Вы не поняли… В смысле — не у Самохвалова, а у него дома! А сам Борька сейчас в плену сидит… В подвале… Они его не выпускают.
Видимо, я все-таки объяснял по-прежнему путано. Учителя переглядывались. Какой подвал? Какой плен?
Может, мальчик нездоров? — покосился Леопард Самсонович на Наталью Умаровну. — Переутомился малость. Знаете, после третьей четверти это иногда случается…
Да здоров я, здоров! — в отчаянии закричал я. — Идемте скорее! Говорю же вам — там Борька в плену. А медали у Ромки и у Шакала. Скорее надо! Ну, пожалуйста…
Пожалуй, надо пойти, — сказала Наталья Умаровна. — Вы идете, Николай Алексеевич?
— Ну конечно, конечно… — закивал физик.
— Я тоже пойду! — сказал Леопард Самсонович и, глянув на Лену Авралову, прибавил — И вам, Леночка, тоже советую присоединиться к нам. Разберемся на месте, что происходит.
От школы до нас ходу быстрым шагом — минут восемь. Но мне казалось, что мы идем целую вечность. Я кружил на велосипеде и нервно поторапливал группу спасателей:
— Скорее… Скорее…
Николай Алексеич быстро устал от спешной ходьбы, и я предложил ему сесть на багажник. Так и повез…
Мы уже подходили к дому, как вдруг я увидел — из подрулившего к подъезду такси выходит с чемоданом Акрам! Приехал! Приехал через два часа после телеграммы… Да, недаром мама спешила с пельменями. Акрам уже ступил в подъезд, когда я догнал его и, дав Николаю Алексеичу сойти с багажника, повис на шее Акрама.
— Акрам! Брат!
Но в ту же секунду я замахал всем рукой:
— Скорее!.. Сюда!.. Сюда!.. — и первым взбежал по ступенькам к нашей двери и позвонил.
Бедная мама! Ее изумление и растерянность не имели границ. На пороге стояли Леопард Самсоныч, Наталья Умаровна, Николай Алексеич, Лена Авралова и — Акрам с чемоданом!
— Гости… д-дорогие! — испуганно отступила назад мама. — П-проходите…
Но гости не спешили входить.
Что за шутки? — глянул на меня Леопард Самсонович. — Ты же вел нас к Самохвалову, а не к Балтабаеву! — и, повернувшись к маме, развел руками.
Вы уж простите нас. Недоразумение вышло… Мы, впрочем, так и думали.
Да проходите же! — приглашала растерянная мама. — Очень хорошо… что… недоразумение… Вот — радость у нас. Акрам приехал. Старший мой… Проходите. Мы сейчас… пельмени…
Учителя мялись у порога, не решаясь войти.
— Скорее же! — не выдержал я. — Погоди, мама!.. Пельмени потом… У нас тут совсем другое дело, — и я чуть ли не силком заставил гостей войти в дом и пройти на балкон. Мама повисла было на шее Акрама, но я схватил брата за руку и взмолился:
— Акрам, миленький, ты нам страшно нужен! Пойдем на балкон… Мама, имей совесть — дело же у нас!
Бедная мама в изнеможении опустилась на стул, а Акрам, разводя руками, поплелся за мной на балкон. Я включил свет в подвале, поднял крышку и первым спустился по лесенке вниз.
— Скорее! — пригласил я. — А то будет поздно.
— Да тут у вас действительно цунами… — пробормотал Акрам.
Пока удивленные гости безропотно спускались в подвал, я подбежал к лазу и окликнул друга:
— Борька, живой?
— Живо-ой! — хохотнул Самохвалов. — Два раза уже открывали и спрашивали — нашли ли мы кассету.
— Держись! Подмога идет!
Вконец смирившись с моими странными просьбами, Наталья Умаровна, Лена Авралова и все остальные отважно полезли в лаз — теперь уже в подвал Самохвалова. Когда все были в сборе, я постучал крышку люка:
— Эй, на палубе! Открывай…
Заскрипел стул, крышка заныла, приподнялась и со стуком отвалилась. В подвал хлынул свет.
— Что, нашел все-таки? — засмеялся Шакал. — То-то же. Давай вылазь.
Иду! — крикнул я и шепнул Акраму:
Выйдешь первым…
Не задавая лишних вопросов, Акрам взбежал по лестнице, как по трапу. На балконе стояла тишина.
— Мамочка-а-а! — застонал вдруг Шакал. — Эт-то…кто… это?..
— Брат! — крикнул я из подвала. — Мой брат. Моряк. Вы же хотели с ним познакомиться… Вот и знакомьтесь!
Я высунулся из люка и увидел, что Ромка с Шакалом стоят вжавшись что есть сил в углы балкона и не сводя с Акрама выпученных от страха глаз. Их широко распахнутые рты говорили о том, что дружки надолго и всерьез потеряли дар речи.
— Ну, как кассета? — подмигнул я. — Погодите, это только ее начало. Сейчас включим и продолжение.
Один за другим вышли из подвала Леопард Самсонович, Наталья Умаровна, Лена Авралова и Николай Алексеевич. Увидев физика, Ромка трясущимися руками с трудом достал из кармана звенящую тряпицу и протянул Николаю Алексеевичу.
— Я… — выдавил из себя Ромка. — Я- Я… Я…
Николай Алексеевич развернул тряпицу и, увидев медали, просиял.
Мои… — уронил он дрогнувшим голосом. — Родненькие!.. Это вот — за Севастополь… Эта — за Киев… А вот — и за взятие Берлина.
Это когда вы фашистов фейсом по тейблу? — спросил я, искоса поглядывая на Ромку Суровцева. Но Ромка, похоже, ничего сейчас не слышал. Отвисшая челюсть и выпученные глаза хорошо говорили о том, что его фейсу сейчас не мог бы повредить и тейбл. Дальше просто некуда.
Но тут пришла очередь удивляться и нам. Потому что из люка высунулась голова мамы.
— Вы здесь? — сказала она. — Вот не думала, что у нас две квартиры, а не одна. Чудеса! Да что случилось-то, объясните хоть…