276.
ОТРАЖЕНИЯ
Дул оркестрик из семи бродяг
Всею медью желтизны осенней
В медь листвы, внизу, над жёлтой Сеной,
Окунувшейся в прозрачный лак, -
Город в трёх раструбах отражаясь,
То в валторне, то в трубе вращаясь,
В медных горлах спрятаться спешил.
Разворачиваясь в трёх воронках,
Три Парижа разлетались звонко,
И плясал над чёртом Сен-Мишель!
Так плясали троицей латунной
Геликон, валторна и труба,
Что почти не слышны были струны
И неопытной, и слишком юной
Скрипки.
Так была она слаба.
А кларнет хихикал из Брассанса,
БИкала валторна, как баран,
И двусмысленностями бросался
Непристойно алый барабан,
Но аккордеон взрывался Брелем —
И опять раструбами горели
Блики на танцующей трубе,
В отраженьях искажался кто-то,
Но узор балконов был — как ноты,
Вызов посылавшие судьбе:
Так цвета играют ветром. Так
День домам расписывает спины,
Так звучит листва, уткнувшись в стены,
И на нижней набережной Сены
Тот оркестрик из семи бродяг…
А когда каштаны отзвучали,
И остались чёрным голяком —
(Будто бы мундиры их украли!) —
Осень, скручиваясь по спирали,
Вся втянулась в медный геликон…
277.
ЦЕРКОВЬ У МОРЯ
В пустоте шуршащей вся — от шпиля до дверей,
Распахнутых к морю близкому…
На истёртых плитах отраженья витражей
Дрожат опадающими листьями.
В зеркале отлива деревенский этот храм —
Опрокинутая в море вера, -
Каменные призраки расселись по углам:
На каждом из углов — химера.
Может люди вовсе никогда и не придут?
В зеркале песчаном химера лает,
И дожди, и ветры ей бока грызут,
Распахнутая пасть не умолкает:
Бесчувственно небо —
Ни надежд ни вер,
И не отделить от были небыль…
Химера выветренная — морду вверх —
Облаивает бессовестное небо…
Бретань
278–281.
ВЕНЕЦИЯ. ЗИМА.
"В городе осталось всего 60 тыс. жителей,
а после войны нас было 160 тысяч"
Знакомая венецианка…
1.
Дворец пустынный и ничей.
На пьяццах — дыры вместо лавок,
И маски вместо овощей
Среди кулонов и булавок.
Тряпицы. Бусы. Колпаки.
(А прежде торговали сыром).
Но выросли везде, где сыро,
Грибообразные ларьки.
И на Риальто толпы прут.
(Их топот — вместо фарандоллы).
А на прилавках продают
Фольговой красоты гондолы,
С давно облезлых вапоретт
Туристок стайки с птичьим свистом
Сбегают на пустую пристань —
Венецианцев больше нет:
Старинный веницейский дух
С недвижным ветром над лагуной
Уходит тихо в холод лунный,
И маски замыкают круг…
2.
ЖАЛОБА КОТА
Блик солнца съёжился в углу.
Сполз незаметно по стене,
Ему на мраморном полу
Так неуютно… Вот и мне.
Пустой венецианский дом.
Тоскливо прячась от туристов,
Тут на диване я с котом.
И за стеной играют Листа…
— Нет, чтоб Вивальди, чёрт возьми! -
Мурчит мне полосатый кот —
Морока с этими людьми,
Ну, всё у них наоборот…
Не знаю уж, какой властитель
Наляпал тысячи мостов,
Но город на воде, простите,
Не предназначен для котов!
3.
Я зимой купил в Венеции
Шутовской колпак с бубенчиками,
Карнавал недавно кончился,
Но остались колпаки…
Да и маски не распроданы,
Хоть давно в них делать нечего:
Все баутты по домам сидят
И сдыхают от тоски.
Да… Остались колпаки…
Я вернулся из Венеции
И пристроил шапку пёструю
Где-то рядом с книжной полкою,
И теперь уж навсегда
Между полкой и компьютером
Дребезжат его бубенчики,
Шутовской колпак — на глобусе —
Там ему и место. Да!
4.
"Холодный ветер от лагуны…"
А.Блок.
Ветра не слышно. Не воздух, а холод.
Зеркало чёрных каналов. И там,
В злой тишине, есть единственный голос:
Только шаги по своим же следам…
Где-то огни над лагуной пасутся.
Не отлипает от холода плит
Воздух недвижный… И города блюдце
Только твоими шагами звенит,
Их повторяя над холодом плит…
Воздух недвижен. Не воздух, а холод.
И в пустоте — всё от тех же шагов —
Где ни пройдёшь, остаётся осколок:
Звук, отражённый от всех берегов,
282.
ОДА ПЁСТРОМУ ПЕТУХУ
(или размышления на берегу Дордони)
…Вот с неба свалилась строка мне —
О чём бы? (К наитьям я глух!)
"…В сарае из жёлтого камня
Живёт окситанский петух"
Он жёлтый, зелёный и красный —
Пестрей и других петухов,
И давних сражений напрасных,
И разных прошедших веков!
Блестят его перья, которые
Пестрей королей и царей,
Пестрей европейской истории
И южных базаров пестрей.
…Негоже с кувшинным — в калашный?
Но может быть тут, между рек,
В том доме с кубической башней
Живёт и осьмнадцатый век?
А глупый Людовик в Версале
Живёт и не думает чтоб,
Не дай бог бы, не услыхали,
Что "после него — хоть потоп"…
В Дордони же — точно ни слова
"О победе при Фонтенуа".
Заткнули "фонтэн" (из Пруткова) —
И вот от хвастливого слова
Осталось "уа" и "нуа":
(Да, гуси действительно бродят,
Орехи действительно жрут,
Прохожих действительно щиплют
И не за "кюлот" — за штаны!)
Следят друг за другом спокойно
(Уж так распестрилисьлись века!)
Два замка с холмов над рекой, но
Их и разделяет река:
В одном англичане засели —
Герои Столетней войны,
Французы — в другом (без веселий:
На что им соседи нужны?)
Столетья смешались однако!
А было ль? И так ли давно?
("Ах, как это было давно"):
Однажды ядро из Бейнака
Влетело во двор Кастельно…
Не нюхал ни пороха, ни пуль ты?
Но быть тебе битым как раз
Булыжником с той катапульты
Что всё же — по выстрелу в час.
……………………………………………………
Но вечно ворчат, пробегая,
Две быстрые, мощные реч…
Ворчлива и та, и другая:
В глухом чернолесье плутая,
Живёт окситанская речь.
В величье лесного молчанья
На этих предвечных холмах
Французы тут и англичане
Не в замках живут, а в домах.
Людовика нет и в помине,
Тем более, Столетней войны,
Они подорвались на мине
Времён…
И давно не нужны:
(Все — временные, все — не нужны…)
Ведь короток век тополей, и
Слетают столетья, как пух —
Зато всех событий прочней, и —
Всех замков и всех королей, и
Как герб озаряя аллеи,
Тут шляется пёстрый петух —
Воистину вечный петух!
18 мая 2009 г.
283.
АД ВОРОНИЙ
Среди небоскрёбов и дождь сильней —
Уж не сама ль высота намокла?
Всё вертикальней, и всё длинней
Над стёклами стёкла, и только стёкла,
Сужаются стены с двух сторон:
И сквозь провода, сквозь чёрные коконы
Город не выпускает ворон.
Внизу отражается шум машинный,
Всё вертикальней серый бетон:
И сколько крылями ни маши тут,
Никак в открытое небо не вырваться!
Или чёрный наряд так халтурно пошит,
Что воронам кажется — они выродки?!
Ещё хоть один этаж бы, — но стоп:
Стены опять как будто чуть выросли,
И тросы вроде парашютных строп…
Но ведь не крылья у них ослабели,
Тянется ввысь как гриб небоскрёб…
Ещё чуть взлетели, еле-еле,
Ну, где там прекрасная пустота?
Стены, сужаясь кверху, обсели…
И силы в крыльях уже нехвата…
284.
Мокрые асфальты удваивают город,
Даже Гранд-Оперы — и тех две…
Только та, что на асфальте, шинами распорота
И обрывки маются где-то там, в воде…
Не отстанут от автобуса квадраты окон,
Их ему никак ни прогнать, ни оттолкнуть.
Плечи рыжих конвоиров — с каждого бока —
Кем-то обречённых на мокрый путь,
По два алых мака — за каждой машиной —
