Идол в храме Ваала в осколки разбит…
Так под взором Творца, -
не от стрел и мечей! -
Враг растаял, как снег от весенних лучей.
ПЕРСИ БИШИ ШЕЛЛИ
314.
ОДА ЗАПАДНОМУ ВЕТРУ
Вей, вольный Вест, дух осени; о, ты,
Ты, перед чьим явлением незримым,
Как призраки от колдуна, листы
Желты, черны, чахоткою палимы
Чумной толпой бегут издалека,
Ты, в колеснице нам везущий зимы —
Крылатым семенам твоя рука
Даёт постель, где в чёрной почве стынет,
Как труп в могиле каждое, пока
Рожок твоей сестры, весенней сини,
Холмам и долам возвратит, звеня,
Цвета и запахи в их прежней силе —
Дух буйный, разрушая и храня,
Ты вездесущ! Услышь, услышь меня!
…………………………………………….
Ты, чей порыв с запутанных ветвей
Небес и моря, как листву гнилую
Срывает тучи, там, где дух дождей
И молний размахнулся, торжествуя,
Ты, чей поток сметает всё подряд,
Сминая синевы волну тугую,
И космы шторма, что в зенит летят
От края горизонта — Непогода,
Как волосы взбесившихся менад —
Ты, реквием по умершему году,
Над чьей могилой ты воздвиг, стеня,
Глухую мощь немыслимого свода,
Где чёрный дождь средь града и огня
Взрывает воздух, — о, услышь меня!
……………………………………………….
Ты прерываешь летний полусон,
В который под хрустальный звон теченья
Весь берег средиземный погружён,
Следя дворцов и башен отраженья,
В заливе перед пемзовой скалой,
Качающиеся в часы волненья;
А плющ и мох по камню голубой,
Лозу на скалах тонкую, как волос,
Не описать; о, ты, под чьей стопой
Атлантика ущельем раскололась,
И в глубине, открывшись свету дня,
Морские чуда узнают твой голос,
И все цвета на серый заменя,
Дрожат перед тобой — услышь меня!
……………………………………………
Будь я листом сухим — меня б ты мчал,
Будь лёгкой тучкой — мчался б сам с тобою,
Будь я волною — ты бы, взвив мой вал,
Со мной делился мощью роковою,
Неукротимый, о, когда б я мог
Как в детстве улетать к тебе мечтою,
Опередив небесный твой поток,
Лететь туда, куда твой бег направлен,
И не молить как ныне средь тревог:
О, только б не был я тобой оставлен —
Неистов я как ты, но я тону,
Моим тяжёлым временем придавлен!
Взметни с болот житейских в вышину
Меня как лист, как тучу, как волну!
……………………………………………
Дай стать мне лесом — лирою твоей,
Чтобы смешать листвы моей паденье
С бунтующей гармонией ветвей,
Возьми все краски глубины осенней,
Дух пламенный, неистовый, будь мной,
Удобри почвы будущих рождений
Моих раздумий мёртвою листвой,
Гони их по вселенной, листья эти,
Как заклинанием моей строкой
Камин притухший вздуй, чтоб всем на свете
Живые искры слов моих бросать,
И сам позволь моим устам, о ветер,
Пророческой трубой к земле воззвать:
Зима пришла — весны не миновать!
ЭДГАР АЛЛЕН ПО
315.
ВОРОН
Мрачной полночью бессонной, я смертельно утомлённый,
В книги древние вникая, и стремясь постичь их суть,
Над старинным, странным томом задремал, и вдруг, сквозь дрёму
Стук невнятный в двери дома мне почудился чуть-чуть,
"Это кто-то, — прошептал я, — хочет в гости заглянуть,
Просто в гости кто-нибудь".
Так отчётливо я помню: был декабрь глухой и тёмный,
И камин не смел в лицо мне алым отсветом сверкнуть,
Я с тревогой ждал рассвета: в книге не было ответа
Как на свете жить без света той, кого уж не вернуть,
Без Линор, чьё имя мог бы только ангел мне шепнуть
В небесах когда-нибудь.
Шёлковое колыханье, шторы пурпурной шуршанье,
Страх внушало, сердце сжало, и чтоб страх с души стряхнуть,
Стук в груди едва умеря, повторял я, сам не веря:
Кто-то там стучится в двери, хочет в гости заглянуть,
Поздно так стучится в двери — видно, хочет заглянуть
Просто в гости кто-нибудь.
Молча вслушавшись в молчанье, я сказал без колебанья:
"Леди, или сэр, простите, но случилось мне вздремнуть,
Не расслышал я вначале, как вы в двери постучали,
Так вы робко постучали…" — И решился я взглянуть —
Распахнул пошире двери, чтоб на улицу взглянуть —
Тьма — и хоть бы кто-нибудь!
И стоял я на пороге в изумленье и тревоге, -
Так мечтать наш смертный разум никогда не смел дерзнуть…
Но немая ночь молчала, тишина не отвечала,
Только слово прозвучало — кто мне мог его шепнуть?
Я сказал "Линор" — и эхо мне ответ могло шепнуть?
Эхо — или кто-нибудь?
Я в смятенье оглянулся, дверь закрыл и в дом вернулся.
Стук неясный повторился, но теперь ясней чуть-чуть…
И сказал себе тогда я: " А, теперь я понимаю!
Это ветер, налетая, хочет ставни распахнуть,
Ну конечно, это ветер хочет ставни распахнуть!"
Ветер? Или кто-нибудь?
Но едва окно открыл я, — вдруг, расправив гордо крылья,
Перья чёрные взъероша и выпячивая грудь,
Шагом вышел из-за штор он, с видом лорда древний ворон,
И, наверно, счёл за вздор он в знак приветствия кивнуть,
Он взлетел на бюст Паллады, сел, и мне забыл кивнуть.
Сел — и хоть бы что-нибудь!
В перья чёрные разряжен, так он мрачен был и важен,
Я невольно улыбнулся, хоть тоска сжимала грудь,
"Право, ты невзрачен с виду, но не дашь себя в обиду,
Древний ворон, из Аида, пролетевший мрачный путь,
Ты скажи мне, как ты звался там, откуда держишь путь?"
Вдруг он каркнул: "НЕ ВЕРНУТЬ!".
Я не мог не удивиться, что услышал вдруг от птицы
Человеческое слово, хоть не понял, в чем тут суть,
Но поверят все, пожалуй, что обычного тут мало,
Ведь вовеки не бывало — кто слыхал когда-нибудь,
Чтобы в комнате над дверью ворон сел когда-нибудь,
Ворон с кличкой "НЕ ВЕРНУТЬ!"?
Словно душу в это слово всю вложив, он замер снова,
Чтоб опять молчать сурово и пером не колыхнуть,
"Где друзья? — пробормотал я, и надежды растерял я,
Только он, кого не звал я, мне теперь терзает грудь…
Утром он в Аид вернётся, и покой вернётся в грудь".
Тут он каркнул: "НЕ ВЕРНУТЬ!".
Вздрогнул я от звуков этих, так удачно он ответил.
Я подумал: "Несомненно, он слыхал когда-нибудь
Слово это слишком часто, повторял его всечасно
За хозяином несчастным, что не мог и глаз сомкнуть,
Для кого последней песней, воплотившей жизни суть,
Стало это "НЕ ВЕРНУТЬ!".
И в упор на птицу глядя, кресло к двери и к Палладе
Я придвинул, улыбнувшись, хоть тоска сдавила грудь,
Сел, раздумывая снова, что же значит это слово,
И на что вещун сурово мне пытался намекнуть,
Древний, темный, тощий ворон мне пытался намекнуть,
Грозно каркнув "НЕ ВЕРНУТЬ!"?
Так сидел я размышляя, тишины не нарушая,
Чувствуя, как страшным взором ворон мне пронзает грудь,
И на бархат однотонный, тусклой люстрой освещённый,
Головою утомлённой я склонился, чтоб уснуть…
Но её, что так любила здесь на бархате уснуть,
Никогда уж не вернуть!
Вдруг — как звон шагов по плитам на полу, ковром покрытом!
Словно в славе фимиама серафимы держат путь…
"Бог, — вскричал я в исступленье, — шлёт от страсти избавленье!
Пей, о, пей Бальзам Забвенья и покой вернётся в грудь!
Пей, забудь Линор навеки — и покой вернётся в грудь…"
Ворон каркнул: "НЕ ВЕРНУТЬ!".
"О, вещун! Молю — хоть слово! Птица ужаса ночного!
Буря ли тебя загнала, дьявол ли решил швырнуть
В скорбный мир моей пустыни, в дом, где ужас правит ныне,-
В Галааде, близ Святыни, есть бальзам, чтобы заснуть?
Как вернуть покой, скажи мне, чтоб забыться и заснуть?"
Каркнул ворон: "НЕ ВЕРНУТЬ!".
"О, вещун, — вскричал я снова — птица ужаса ночного,
Заклинаю Небом, Богом — крестный свой окончив путь,
Сброшу ли с души я бремя? Отвечай, придёт ли время,
И любимую в Эдеме встречу ль я когда-нибудь?
Вновь её вернуть в объятья суждено ль когда-нибудь?"
