Наконец-то Питер О'Рурк оказался в ее власти! Сколько времени Кейт мечтала о такой минуте, и вот она наступила. Варианты мести один ярче другого уже рисовались в ее воображении.
– Понимаю, – проворковала она, – у тебя был плохой день. Я могу тебе чем-то помочь?
Питер сел прямее.
– Ты могла бы подать мне полотенце.
– Слушаю и повинуюсь.
Кэтрин принесла полотенце и, хорошенько встряхнув его, направилась к ванне.
– Тебе помочь встать? – спросила она участливо.
Питер упрямо покачал головой. Тело его настолько одеревенело, что он едва мог шевелиться. Десять часов подряд распиливая гигантские стволы, он сделал всего один короткий перерыв на ленч, но пока ему приходилось двигаться, отпиливая ветки, его мышцы еще как-то работали; но уже к концу ужина все его тело скручивала мучительная боль.
Кэтрин по-хозяйски взяла фляжку с виски на той стороне туалетного столика, которая принадлежала Питеру. Ей уже было ясно, что следует делать: она задушит его своей заботливостью! Это самая меньшая месть за то, что он сотворил с ней.
Налив щедрую порцию обжигающе крепкого напитка в чашку, Кейт вручила О'Рурку.
– Выпей, – предложила она. – Это тебе поможет.
Виски действительно помогло. Спустя несколько мгновений, прикрывшись полотенцем, Питер неловко извлек свое долговязое тело из ванны.
– Наверное, я сошел с ума: эта работа хуже, чем любая епитимья истового монаха! – простонал он. Затем, бормоча ругательства, Питер добрался до стола и, тяжело опираясь на него, начал массировать сведенную судорогой ногу.
Кэтрин постаралась спрятать улыбку: она еще никогда не видела О'Рурка таким несчастным!
– Ты просто немного перетрудился, дорогой, и завтра почувствуешь себя гораздо лучше.
– Угу, если доживу.
Неловко ковыляя, Питер позволил Кейт довести его до ближайшего стула; если не считать полотенца, обернутого вокруг пояса, он все еще оставался совершенно голым. Кейт с трудом удалось сохранить внешнее спокойствие вблизи этой животной притягательности, однако ее успокаивало то, что в этом состоянии Питер был совершенно безопасен. Удовольствие от возможности прикасаться к нему и, возможно, даже возбудить его без каких бы то ни было дурных последствий для себя мгновенно пробудило в Кейт все ее озорство.
Проверяя, насколько далеко ей можно зайти, Кэтрин взяла маленькое полотенце и стала медленно вытирать его волосы.
Закрыв глаза, Питер с благодарным стоном предоставил себя ее нежным заботам, и Мэри Кейт, осмелев, расширила зону своих действий. Когда она промокнула влагу с его плеч, Питер вдруг проворчал:
– Это я и сам могу!
Ничуть не смутившись, Кейт тут же возразила:
– После того, как ты работал весь день? Глупости! – Увлекшись, она опустилась на колени и растерла полотенцем ноги О'Рурка. Потом, выпрямившись, она вопросительно посмотрела на него, словно ожидая его дальнейших распоряжений. – Подать тебе халат?
Питер кивнул, и Кейт набросила халат ему на плечи, после чего он потянулся к баночке с растиранием.
– Давай я тебе помогу! – с готовностью предложила Кейт.
Она открыла крышку и наморщила нос, ощутив сильный неприятный запах, затем, повесив халат на спинку стула, она нанесла немного мази на плечи О'Рурка и начала втирать ее.
Когда пальцы Кэтрин заскользили по его коже. Питер вздохнул и повел плечами, радуясь временному облегчению.
– Думаю, еще глоток виски мне не помешает, – задумчиво произнес он, решив получить от своей прелестной сиделки как можно больше услуг.
Готовность Кейт помочь просто ошеломляла. Она поставила стопку на стол так, чтобы Питер мог до них дотянуться, а сама снова вернулась к своей роли сиделки. Щедро нанеся мазь от плеча до запястья, она втерла ее сначала в одну руку, потом в другую.
Чувствуя, что О'Рурк слишком устал, чтобы оказать серьезное сопротивление, Кэтрин планировала сначала внушить ему необоснованное чувство безопасности, а потом начать его безжалостно щекотать, однако в конце концов передумала.
Она щедро зачерпнула мазь, прижалась грудью к спине Питера и начала массировать его руки, пристально наблюдая за поведением пациента.
Однако Питер оставался равнодушным к ее дразнящим прикосновениям. Раздосадованная отсутствием всякой реакции, Кейт подула ему в ухо; при этом ее светлые локоны зашевелились и начали щекотать ему губы, но Питер даже глазом не моргнул.
Нахмурившись, Кейт принялась исследовать упругую кожу О'Рурка. Вскоре она осмелела и стала позволять себе самые откровенные вольности, нежно проводя кончиками пальцев вдоль его позвоночника.
Наконец ее фантазия истощилась, и она, немного смущаясь, остановилась, чтобы перевести дух. Питер тут же поднял голову.
– Нет-нет, продолжай! – попросил он, глядя на Кэтрин блестящими глазами.
Пытаясь найти его уязвимое место, Кэтрин незаметно для себя потеряла бдительность, однако, заглянув в густо опушенные зеленые глаза, прочла в них понимание собственной слабости.
«Так не вовремя лишиться, подвижности от шеи до щиколоток!» – подумал Питер, проклиная свое невезение. Хитрюга решила устроить ему пытку, а он даже не в состоянии призвать ее к ответу!
– Спасибо тебе за… доброту, Кейт. – Питер с трудом поднялся на ноги и одним глотком допил виски. – Если ты подашь мне штаны, с остальным я справлюсь сам.
Кэтрин прошествовала туда, где его теплое белье свисало из незадвинутого ящика комода, и, вручив О'Рурку штаны, подошла к камину и подложила в него полено. Она не разрешила себе обернуться, пока не услышала, что Питер шаркающими шагами двинулся к кровати.
Улыбаясь, Кэтрин направилась к нему.
– Тебе еще что-нибудь подать?
– Спасибо, ничего.
Он начал осторожно опускаться на узкий край кровати, а когда улегся, то медленно вытянулся в полный рост, сожалея, что проявил формализм и поделил кровать поровну. Если принять во внимание разницу в их размерах, ему следовало бы оставить за собой две трети матраса, не меньше.
– Ты уверен, что тебе удобно? – поинтересовалась Кэтрин.
– Нет, но все равно я бы хотел наконец уснуть.
Однако у Кэтрин были другие планы. Вылив на ладонь масла, она начала втирать прохладную кремообразную суспензию в ногу О/ Рурка.
– Мне холодно! – запротестовал он, но Кэтрин, отказываясь понять намек, нанесла притирание на другую ногу, а потом, опустившись на колени, начала водить руками вверх и вниз, разминая сведенные судорогой мышцы.
Бессильно что-то простонав в подушку, Питер постепенно задремал, в то время как Кэтрин играла пальцами его ног, как будто он был младенцем: «Этот поросенок пошел на базар, этот – дома остался». Потом она прошлась по его ногам еще раз мылом с ароматом гардении.
