ступеньки не скрипнули, распахнула дверь спальни и застала ее за переодеванием.
– Ты идешь на бал! – воскликнула она.
Вопреки ее воле, голос у нее дрогнул от возбуждения. Она не хотела, чтобы Садима рисковала жизнью, и предпочла бы никогда больше не слышать про злосчастный замок. Однако, увидев, что дочь тайком собирается на бал к юному лорду, не смогла сдержать радостного волнения. И сама не заметила, как выпалила:
– Тебе нужно платье! Думаю, мы успеем подшить мое свадебное.
Няня Рози тут же отругала себя за то, что вдруг превратилась в крестную фею.
– Я пойду так, – сказала Садима решительно.
На ней был охотничий костюм.
Материнское сердце заныло от мысли, что дочь пойдет на бал в мужском платье. Зато встала на место голова, и вместо радости она почувствовала тревогу.
– Ты всерьез решила…
Садима взглянула на нее, и Няня Рози поняла, что дочь не переубедить. Запри она ее сейчас, та убежит потом. Она не может вечно держать ее при себе, в тепле и под защитой.
– Ладно, – сказала она, – но я тогда тоже иду.
– Не лучшая мысль, мама. Ты не знаешь, во что ввязываешься.
– Э нет, я знаю прекрасно, ты мне рассказала достаточно. Я отправляюсь в заколдованный замок, где все пошло вверх дном по вине семейки неуравновешенных аристократов, которые сами себя загнали в угол. И расхлебывать все, как всегда, нашему брату.
Садима не нашлась, что возразить на это краткое изложение ситуации.
– Помешать тебе туда идти я не могу, но и ты не заставишь меня сидеть сложа руки, пока сама бросаешься лорду в пасть, – продолжала Рози. – Так что я иду с тобой. Не стоит меня недооценивать. Ты понятия не имеешь, на что способна мать ради своего ребенка.
Последнее замечание подбодрило Садиму.
Но пока мать с дочерью шагали через лес по грязной тропинке, слова эти снова и снова звучали в ушах последней. И стали казаться дурным предзнаменованием, поскольку шли они навстречу леди Хендерсон и ее сыну. Кто знает, как далеко готова зайти мать Адриана? Садима встрепенулась, прогоняя страх, и ускорила шаг.
Няня Рози взглянула на дочь, бодро спешащую сквозь темную чащу, и подумала: «Тени, а Садима рада». Слова сложились сами собой, и она быстро отогнала их, не заметив, что это палиндром. Или, точнее, фраза-оборотень. Если прочесть ее задом наперед, получится другая: «А дара Мидаса и нет». Впрочем, смысла в ней было не больше. Няня Рози никогда толком не прислушивалась к родящимся в голове присказкам. А потому не остановилась. Она ускорила шаг, догоняя дочь.
Железная рука
Рози с Садимой вышли из леса.
Замок Бленкинсоп сиял огнями. Ведущая к нему аллея была заставлена экипажами. Кучеры беседовали меж собой. В окнах бальной залы виднелись силуэты гостей.
Садима знаком подозвала мать. Она надеялась, что сможет проникнуть в замок. Времени прошло немало. Леди Хендерсон наверняка забыла про горничную. А уж этим вечером она явно занята другим.
И действительно, она приблизилась, но замок не шелохнулся. Вместе с матерью они прошли через черный ход. В кухне пусто.
– Нужно найти лорда Хендерсона, – прошептала Садима.
– Что вы здесь делаете?
Обе, вздрогнув, обернулись. За их спинами стоял Филип, старый дворецкий.
Садима смотрела ему в глаза, не отводя взгляда. Рози стояла рядом с ней; она коротко поздоровалась с неловкой улыбкой. Дворецкий вздохнул.
– Идите за мной, – сказал он.
Он завел их в кладовку и закрыл дверь.
– Я больше не понимаю, что происходит, и мне страшно, – признался он.
– Что здесь случилось? – спросила Садима.
– Я говорил вам, лорд Хендерсон готов спасти мать любой ценою. До сих пор его попытки не удавались. Потом появились вы. Ваше пребывание здесь все лишь усугубило. Леди Хендерсон стала бушевать как никогда прежде. Мы не видали такого. Из стен вдруг проступали части тела, как будто она пыталась вырваться, но тщетно. От этого она теряла голову, и сын ее тоже. Я пытался урезонить его, помочь, но он меня больше не слушал. Он, пленник замка, каждый день видел страдания матери. И решил положить этому конец раз и навсегда.
Голос Филипа дрогнул. Он набрал в грудь воздуху.
– Лорд Хендерсон поднялся на крышу. И прыгнул вниз.
Мать Садимы зажала рот ладонью. Садима нахмурилась.
– Самоубийство? Не похоже на него.
– Это было крайнее средство. Он уже все перепробовал. Годами он сносил целые стены, изучал колдовские искусства, пытался общаться с нею. Это была его последняя попытка. Он хотел вынудить мать пустить в ход все свои силы и вырваться из стен.
– Понимаю. Он знал, что она сделает все, лишь бы его спасти.
– И это сработало. Я видел, как он заскользил по черепице. Из трубы вырвался испуганный крик. Потом перевалился через водосточный желоб. Из стены возникли пальцы. Лорд Хендерсон вцепился в них. Пальцы продолжали вырастать из камня и превратились в руку, сперва по запястье, потом по плечо. Но одна рука не могла удержать его. На фасаде проступило встревоженное лицо. Лицо было ни к чему, оно не могло спасти моего хозяина, и все же появилось. Рука слабела… Она выпустила лорда Хендерсона. И тут же возникло туловище, за которое он ухватился. Рука присоединилась к нему, затем появилась вторая, потом голова. Дело оставалось за малым. Наконец из фасада вышло все тело. Леди Хендерсон собственной персоной прижимала к груди сына.
– Так, значит, ему удалось!
– Так я и подумал. Но потом увидел кошку. Она прогуливалась по карнизу, по самой кромке крыши, и наблюдала за происходящим со стороны.
– Дурной знак, – подумала Садима вслух.
– Да. Кошка – это мозг леди Хендерсон. Раз она не исчезла, значит, тело собрал воедино лишь страх – исконный страх потерять сына. Женщина, державшая лорда Хендерсона на руках, не была в целости, как не была и в своем уме. И тогда…
Дворецкий осекся. Потом начал заново:
– Тогда-то я и увидел, как моего хозяина поглотила стена. Леди Хендерсон продолжала прижимать его к себе. Она вновь стала камнем и увлекла его с собой.
– И теперь они оба где-то в стенах? Оба узники?
– Нет, на следующий день я нашел лорда Хендерсона в его постели. Но он не разговаривал, не вставал. Я услышал колокольчик. Звонили из комнаты леди Хендерсон… я побежал туда. Она ждала меня. Целая. Во плоти.
Дворецкий вздрогнул.
– Я… Вы ее увидите. Она здесь. Мне кажется, она каким-то образом завладела волей сына. Как я уже говорил, я перестал понимать, что́ происходит. Нынче вечером замок сам собой осветился, на столах возникла еда.
