Стали прибывать гости. Я даже не знаю откуда.
Садима рассказала то, что сама знала о приглашениях и любовных письмах.
– Значит, мать пытается расширить свою власть, – сказал дворецкий. – Я узнаю́ юных леди, которые нынче здесь: они проходили предложенное моим хозяином испытание. Полагаю, леди Хендерсон имеет доступ к воспоминаниям сына и пользуется ими.
– Да. Она написала девушкам, с которыми он виделся. Если они отдали ей кусочек себя, то они в ее власти, как Адриан.
– Возможно… Все это выше моего понимания, – сказал дворецкий.
– Она хочет властвовать. Хочет оживить замок, наполнить его людьми.
– Нам не под силу с ней бороться, – сказал Филип.
– Я все же попробую, – ответила Садима.
– А я ей помогу, – прибавила Няня Рози.
Дворецкий повернулся к ней.
– А кто вы, собственно, мадам? Нас не представили.
– Я ее мать, – ответила она, гордо приобняв Садиму.
– Понятно, – сказал Филип. – Словом, сегодня у нас семейный вечер.
Дворецкий вздохнул. Похоже, он не слишком верил, что горничная на пару со своей мамашей одолеют леди Хендерсон.
* * *
Филип провел их в дальний угол бальной залы. Во главе собрания в высоком кресле сидел Адриан. Он был причесан, выбрит и одет изысканнейшим образом. Взгляд у него был пустой.
Леди Хендерсон стояла с ним рядом. На первый взгляд она казалась всего лишь очень молодой женщиной в богатом, расшитом золотом платье устаревшего фасона. Волосы у нее были темно-рыжие, цвета кошачьей шерсти. Но стоило присмотреться получше, как становилось не по себе от мраморной твердости ее лица, от ее ног, словно бы выраставших из пола, как из постамента, будто она была незаконченной статуей.
Мать с сыном находились на возвышении, отдельно от гостей. Гости пили, ели и разговаривали. Они постоянно поглядывали на хозяев, но никто не осмеливался к ним подойти. Все будто слегка оцепенели.
Садима внимательно наблюдала. Леди Хендерсон набирала плотность, Адриан же слабел. Мать питалась силами сына, его воспоминаниями и мыслями. А удерживала она его в своей власти при помощи золота. Прежде она создавала золото и покрывала им все вокруг – стены, растения, – чтобы переделать замок, как ей нужно. Теперь она проделывала то же самое с окружающими. Запястья Адриана сковывали золотые браслеты, удерживая его в кресле, тоже расшитом золотом. На многочисленных девушках в зале были присланные ею украшения.
Садима раздумывала, как же подступиться. И не могла придумать. Рози ободряюще ей улыбнулась. И Садима вспомнила, что она не одна. Что с ней ее мать, подаренное отцом ружье. Если б только привести Адриана в сознание! Втроем им, может, хватило бы силы. Но пока в нем недостает кусочка, он целиком во власти леди Хендерсон.
Садима закрыла глаза. Стала искать присказку-заклинание, которая бы ей помогла. И вспомнила стишок, когда-то сложившийся у нее в голове сам собой, – смысл его она не поняла, и до сих пор он ей никак не пригождался:
Кого хоронят в ямке малой?
Сыночка или кошечку?
Хоронят в ямке, в ямке, повторяла про себя Садима. Может, в парке есть могилы, которые она должна найти и раскопать? Или речь о тесной каморке, где мать замуровали? Нужно искать разгадку там?
И вдруг Садима поняла. Надо было только вслушаться: ямка малая – сыночек – кошечка. Она мысленно представила портрет из будуара: Адриан в детстве, пухлые щеки, ямочка. И тут же – взрослого лорда. Он склоняется к ней, улыбаясь. Чего-то не хватает в его полуулыбке. Ямочка пропала. И Садима знает, где она спрятана.
Она взглянула на леди Хендерсон с вызовом. Сегодня похоронят кошку, темно-рыжую кошку, а не сына.
Садима побежала в комнату, в которой они побывали вместе с Мэй на третий день. Где искали люк и где впервые встретили кошку. Маленькая шкатулка в форме яйца стояла на камине. Садима уже открывала ее. И тогда ей показалось, что внутри пусто. Она не знала, что это-то и нужно искать: пустоту. Ямочку.
Садима встала на цыпочки, взяла шкатулку. Со дна ее, очень осторожно, она зачерпнула крохотную впадинку. И зажала в кулаке. Крепко сжимая кулак, она вернулась в бальную залу.
– Кажется, я нашла то, что освободит Адриана! – сказала она Розе. – Но мне нужно к нему приблизиться.
– Леди Хендерсон от него не отходит, – заметила мать Садимы.
– Вы позволите? – с достоинством произнес дворецкий.
Он исчез и тут же вернулся с двумя подносами и фартуком, который протянул Садиме.
– Ваш наряд… несколько бросок, – пояснил он. – И я бы советовал вам расстаться с ружьем.
Садима с сожалением поставила ружье в угол. Она надела фартук и взяла поднос. Дворецкий расставил бокалы.
– Следуйте за мной, – сказал он.
Садима пошла за ним, держа поднос на одной руке, а в другой сжимая ямочку. Они петляли по зале, приближаясь окольными путями к Адриану с матерью.
Вдруг среди светского щебета гостей прозвучал звонкий возглас:
– Садима?!
Мэй удивленно уставилась на нее. К ней тут же присоединились сестры.
– Что ты тут делаешь? – спросила Маргарет, уже приходя в ярость.
Садима взглянула на помост. Нельзя было, чтобы леди Хендерсон ее заметила. Она поставила поднос на круглый столик и свободной рукой подала сестрам знак говорить тише. Маргарет тут же повысила голос:
– Я сообщу о твоем появлении лорду Хендерсону. Посмотрим, что он скажет.
Она была рада найти повод обратиться к лорду. Но Мэри тоже хотела поговорить с лордом, причем первой. Мэй крикнула:
– Мама! Тут Садима!
На слове «мама» леди Хендерсон обернулась в их сторону. Миссис Уоткинс стремительно приближалась. Садима отпрянула.
Тут Няня Рози на другом конце залы так ловко подтолкнула одного джентльмена, что тот, вскинув руки, упал прямо в чашу с пуншем. Отвлекающий маневр возымел успех. Все обернулись на шум.
Свободной рукой Садима вынула из кармана штанов нож, который всегда там держала, и резанула по воздуху перед Маргарет. Взмах оказался точен: прекрасное платье разошлось на две стороны, подобно пеньюару, явив на всеобщее обозрение исподнее девушки. Та едва успела подхватить полы широкой юбки, чтобы прикрыться, и спряталась за колонной.
Миссис Уоткинс вскрикнула. Но тут же замолкла, едва Садимин нож нацелился на ее прическу. Следует сказать, что миссис Уоткинс была весьма скромного роста. И в этот вечер сделалась выше, зачесав волосы на макушке в прелестный помпон, как раз на уровне ножа Садимы.
– Еще один вскрик, мадам, и я укорочу ваши космы, – сказала ей Садима.
Ошеломленная миссис Уоткинс замолкла. Поскольку Мэри уже поднесла руку ко лбу, Садима, не оборачиваясь, прибавила:
– Мэри, если тебе не посчастливится упасть в обморок, клянусь, я выволоку тебя
