Нежная такая, сладкая, будто вылепленная для меня и под меня. Сгорел бы, наверное, в своих планах и делах, если бы не встретил ее. До старости доказывал бы умершему отцу, что поступил правильно, вместо того чтобы правильно жить.
И думать не хотелось, что было бы со мной, если бы не это случайное счастье. Упрямое такое. Любимое...
– Люблю тебя, слышишь? – заглянул в глаза. Без гордости, без надежды. Наоборот – как нищий с паперти, вымаливающий свой рубль.
Не думал никогда, что произнесу такие слова. Бабское это все. Как блестящая упаковка – видна издалека, мелькает красиво, а что под ней – поди еще разберись. А тут само вырвалось. Ни секунды не думал. Не искал никаких слов. Просто чуть не сдох. Просто важной она оказалась настолько, насколько не бывают важными другие люди.
Часть меня. Самая главная. Самая лучшая и красивая.
– Родная, очень сильно люблю... Ты меня только, пожалуйста, прости.
От того, как накосячил, головой хотелось о стену биться. Дебил! Придурок! Не было мне никакого прощения. От себя – так точно. Даша тоже не должна была прощать. И это ее молчание убийственное... оно лишь подтверждало догадку.
Не искупить мне и не вымолить пощады за свою ошибку. Только тенью за ней уцепиться. Защищать и оберегать, чтобы никто и никогда не посмел напугать.
С момента моего позорного появления через окно, наверное, минута прошла. Не больше. Но я уже успел осудить себя, вынести приговор и смириться.
Лишь бы шанс остался, что когда-нибудь простит. Хотя бы надежда.
Но Даша молчала. Смотрела на меня с мукой на лице. Искала что-то в глазах. А когда совсем отчаялся, хрипло, едва слышно произнесла:
– Мир... Руки. Развяжи. Больно.
– Что? Руки?!
Меня как лопатой по темечку огрели. Ее замершая поза, напряженные плечи... Только идиот бы не догадался. Слепой, тупой и чокнутый!
– И это... – облизав губы, Даша воинственно задрала подбородок. – Последнюю фразу повтори, пожалуйста. У меня от выстрела уши заложило. Все как сквозь стену слышу. Бронированную. Ты про «пожалуйста» говорил вроде. А что именно «пожалуйста»?
Для пущей убедительности моя Подберезкина потрясла головой, а потом улыбнулась. Радостно так, тепло. Как умеют улыбаться только счастливые женщины и дети. Недоступная любому мужику улыбка.
– А ты точно ничего не услышала?
Не увидев рядом ножа, я руками разорвал махровую тряпку на узких запястьях. Перецеловал каждый сантиметр кожи и длинные пальцы. К щекам своим прижал. К щетине, как долбаный садист.
Но Даша ни капли не пожелала облегчить мою участь.
– Я и то, что ты сейчас сказал, не услышала. – Словно вот-вот расплачется, она шумно потянула носом. – Так что готовься повторять, повторять и повторять. Много раз! И потом я тебя обязательно прощу.
Глава 38. Трудности восприятия
Дарья.
Реветь, когда тебе признается в любви самый шикарный на свете мужчина, то ещё искусство. Уши от всхлипов закладывало, утирать слезы перепачканной кровью и порванной рубашкой было не так уж просто. Но с моим опытом все получалось.
Душевно.
Навзрыд.
Качественно.
Какой там в человеке процент воды? Не помню. Только сегодня, когда шок отпустил, вся она решила выйти из моего тела слезами.
Как я ни пыталась взять себя в руки, соленый водопад не желал останавливаться. Меня колотило от пережитого страха и рвало на части от признания. Я все ещё не верила, что убежала от сумасшедшей Глафиры, и ещё больше не верила, что Его Сиятельство, отец моих детей, готов в лепешку расшибиться, лишь бы я позволила остаться рядом.
Невозможно было переварить все эти эмоции. Много для меня одной. К счастью, две заплаканные до состояния тряпок рубашки научили одного мужчину справляться с женскими истериками.
Дамир не стал просить подняться или помогать встать. Сам кое-как здоровой рукой он вначале поставил меня на ноги, а затем закинул на плечо и куда-то понес.
Это совсем не было похоже на романтические покатушки на мужских руках, но мой раненый лев старался как мог. Мягко, чтобы плечо не давило на живот, он одной рукой поддерживал под попу. И бархатным голосом нашептывал на ухо обещания. Уже совсем не про «прощение» и «любовь». Исключительно про мою пятую точку, его ладонь и «а-та-та».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Романтики в князе оказалось на одну минуту. Как кот наплакал! Но этот его шепот и угрозы... внизу живота от них приятно ныло, слезы сами высыхали на щеках, и хотелось лишь, чтобы коридор поскорее закончился и мы с Дамиром остались одни.
* * *
Никогда не думала, что буду заниматься любовью под крики полиции и охраны. Вообще не думала, что у нас с этим потрясающим самцом будет любовь.
Но в кухне, словно в рупор, орал неизвестно откуда взявшийся участковый:
«Это превышение ваших полномочий!»
«Почему не предупредили нас?»
«Как я теперь буду отчитываться начальству?»
Иногда на него лениво порыкивал Бадоев:
«Как согласовано, так и отчитываться. Подвиги на себя, косяки – на нас».
«Мы – люди не гордые, на погоны не претендуем».
А его Величество отработанным способом снимал нам стресс.
* * *
Если бы я не встретила Абашева, его нужно было выдумать и представлять себе каждый вечер перед сном. Лучше голым. Ещё лучше – сразу на мне.
Его Величество не заморачивалось раздеванием, разговорами о высоком и прочей чушью. Закрыв в дальней гостевой комнате дверь, Дамир для надёжности подпер ручку стулом и принялся за меня.
Трусы улетели куда-то в угол, как комета Галлея. Я лишь успела заметить мелькнувшие в районе люстры кружева. И тут же меня опрокинули лицом в высокий матрас, заставили отставить ягодицы и одним решительным толчком отправили в рай.
От чувственного взрыва между извилинами я даже взвизгнуть не смогла. Схватилась зубами за край подушки. Прогнула спину, как одичавшая без кота мартовская кошка. И зажмурилась.
Хорошо стало. Удовольствие в один миг стерло все другие эмоции. Накрыло меня, словно первой грозой в мае. Неожиданной, громкой, с чернотой перед глазами от горизонта до горизонта.
Лишь каким-то уцелевшим сегментом мозга поняла, что ни валерьянка, ни показания, ни ромашковый чай, а именно это, именно сейчас было мне нужно... Жизненно необходимо.
И как подтверждение получила звонкий, обжигающий шлепок по заднице.
– Как слышимость, любимая? – наклонившись к самому уху, произнесло Его скотское Сиятельство, не забывая натягивать меня на себя с одержимостью фанатика.
Отвечать с подушкой в зубах было сложно. Мысли в предложения тоже не складывались, потому я выгнулась ещё сильнее – легла грудью на матрас и сама стала толкаться навстречу.
– Сучка вредная!
Мужские зубы коснулись кожи над лопатками и легонько, по-животному прикусили.
– Чуть не сдох сегодня. Собственную охрану чуть не прибил. А она... – Мужские бедра задвигались быстрее, дух из меня вышибая. – ...а она не слышит ничего.
Второй шлепок по заднице обрушился так же неожиданно, как и первый. От шока я выпустила изо рта подушку и всхлипнула в голос. Мне показалось, что жалостливо, но Его Величество счел по-своему.
После двух размашистых толчков ягодицы опалил новый шлепок. И внезапно место члена занял язык.
– Сладкая такая. Девочка моя. С ума по тебе схожу.
Не дождавшись внятного ответа на свое признание, Дамир занялся другими моими губами – более сговорчивыми, всегда влажными для него и очень чувствительными.
Занялся он ими основательно. С пальцами внутри, поглаживающими недавно открытую им же точку «G». С языком на клиторе, ласкающим меня так, как не смог бы никакой вибратор. С тяжеленной пятерней на пояснице, не позволяющей сдвинуться ни на сантиметр.
– Какая же ты потрясающая!
Это были совсем не те слова, которые я ждала, да и место, куда Дамир их произнес, находилось далеко от ушей. Но поцелуй после признания, глубокий, с языком, неприличный до такой степени, что я вспыхнула, наверное, от пяток до корней волос, чуть не отправил в страну оргазма.
