Итак, ко всем бесспорным данным науки мы можем прибавить ещё два:
1) что эфирные тела в природе существуют; что наш водород не есть самое разжиженное тело, что есть тела, которые при всех обстоятельствах сохраняют свою определённую форму при страшных скоростях, с которыми они двигаются, и разрежённость их в миллиарды раз больше наших земных тел; это составляет новое и весьма веское доказательство того, что разнообразие природы идёт дальше нашего чувственного понимания её;
2) что математически можно доказать существование ещё многих родов движений, кроме тех, которых мы знаем через наши чувства и через нашу материалистическую науку, и что кометы составляют только один вид из массы других, нам пока ещё неизвестных, видов движения.
Эфирный элемент в строении человеческого тела.
После всего вышесказанного мы не можем более представлять себе твёрдое тело так, как понимали его в древности, т.е. куском материи, в котором все частички крепко сплочены между собой и находятся в вечной неподвижности по отношению к своим соседкам, таким же однородным, как и они, частичкам. Напротив, мы должны себе представлять каждое тело состоящим из миллиардов частных вихрей, ничем не связанных между собой и находящихся на очень значительных друг от друга расстояниях, по отношению к своему собственному объёму и к величине соседних частичных вихрей. Каждый подобный вихрь имеет скорость, конечно, превышающую скорость света и электричества и окружён своей специальной эфирной оболочкой, обусловливающей характер движения и, следовательно, видимую форму его. Эти вихри плавают в пространстве, наполненном эфирными первичными неупругими атомами, находящимися тоже в движении, - во вращательном и в поступательном. Эти атомы под влиянием движения этих частных частичных вихрей, слагаются в общие оболочки и сдавливают вихри в одну общую кучу, что производит видимое для нашего глаза твёрдое тело. Для наглядности представления сравнивают подобное строение материи с циклонами, носящимися в воздухе, с роем пчёл, с кучей муравьев, с летящей саранчой, застилающей иногда всё небо. Единственная при сём неверность в представлении состоит лишь в том, что все эти рои не становятся в такое зависимое положение по отношению к окружающей их среде, а потому не достигают должной связности между собой.
Обращаясь к органическим телам, мы видим больший порядок, большую целесообразность движения тех же самых приведённых в вихревое движение частичек материи. Мы видим большую сложность их движения и правильный строй в общем состоянии каждого живого организма; он управляется чем-то, в нём есть нечто, распределяющее каждый из этих частичных вихрей, не только по роду его, но и по достоинству. Мейер говорит, что «силы, действующие в живом организме те же, что и в неорганическом теле, но только живой организм обладает способностью удалять вредные и отжившие части из организма». Он сохраняет и распределяет годные, следовательно, это «нечто» находится в связи с каждой материальной частичкой нашего тела, иначе это «нечто» не могло бы подвигать каждый атом, даже атом кости нашей наружу, по мере изнашивания каждого из них, и затем упразднять его за негодностью. Это ясно, других объяснений мы не в состоянии сделать.
Что это за форма, которую требует Кювью? Он говорит, что форма важнее материи, ибо материя меняется постоянно, а форма остаётся неизменной для каждого индивидуума. Если это «нечто», что требует Мейер, проникает всё тело, управляет каждой частицей и остаётся всегда, во всю жизнь особо, постоянным, оно и должно составлять ту форму, которую требует Кювье. Вопрос, конечно, что это за «нечто», - эфирный ли это двойник человеческого тела, или нет, - во всяком случае подобное объяснение само напрашивается и чрезвычайно было бы логично. Что может мешать такому предположению, если доказано, что в природе эфирных тел много?
Подобное допущение объяснило бы нам многое из жизни организмов: 1) мы получили бы разъяснение на положение Бюффона, - он сказал, что основу нашего тела составляют силы; но силы не могут передаваться через пустоту, не могут действовать вне тела, значит они передаются через что-нибудь по всем направлениям к каждой частичке тела, к каждому частному вихрю, и при том вполне целесообразно. Эта целесообразность должна быть доведена почти до разумности, сохраняя породу, вид, форму существа или зародыша и всякой органической клеточки, коей принадлежность она составляет.
Эта короткая фраза, сказанная Бюффоном, заключает в себе целый мир затруднений. Сосредоточие целесообразных сил, управляющее миллиардом вихревых частиц, ничем между собой не связанных, дающих жизнь целому организму, не может состоять из чего-либо разрозненного, оно неминуемо должно быть само правильно организованным организмом, и наилучшее представление, которое мы можем себе составить, есть именно та форма эфирного тела, проникающая весь организм, которая и называется: Церковью - душой, спиритизмом - полуматериальной оболочкой духа, теософами - астральным телом.
2) Кювье утверждает, что тело 80-ти летнего старца состоит из частиц, настолько же новых и свежих, как и ребёнка, только что начинающего ходить, и спрашивает, что же в нас состаривается? -Теперь мы можем ответить: - стареется основа наша, сосредоточие жизненных сил в нашем эфирном теле, оно отживает свой век и постепенно потухает, оно стареется и делается неспособным удовлетворять всем потребностям организма; стареется в нас то, что производило в нас видимый организм, - стареется в нас жизненная способность эфирной оболочки души, управляющая всеми частичными вихрями, образующими наше видимое тело.
Что не нервы передают мозгу ощущения, - высказывали уже многие учения. Они находили, что нельзя предполагать, чтобы сами нервы при передаче ощущений колебались бы, как музыкальные струны: это колебание происходит не в нервах, а в эфире, проникающем их и все ткани нашего тела.
1) Первый высказал это, как предположение, Ньютон в двух своих произведениях: в первый раз - в конце своих «Principia», а в другой раз в «Optics».
2) Гэртли подробно и многосторонне доказывал это. Приводим его подлинные слова (Conjec q. de Sensu, p. 41), как окончательный вывод его системы передачи чувств: «Внешние предметы, действуя на чувства, вызывают сначала в нервах, испытывающих их влияние, - а потом и в мозгу, - колебание мелких, или, как можно выразиться, бесконечно малых частиц мозгового вещества. Колебания эти суть движения взад и вперёд и подобны колебаниям маятника или дрожанию частиц звучащих тел. Необходимо представлять себе эти колебания крайне короткими и слабыми, так что они решительно не могут действовать или приводить в движение всю массу мозга и нервов. Было бы в высшей степени нелепо предполагать, что нервы колеблются всей своею массой, подобно музыкальным струнам».
3) Швейцарский натурфилософ Шарль Боннэ в своей «Contemplation de 1а Nature» порицает тех физиологов, которые думали иначе. «Они хотят, - сказал он, - заставить нервы колебаться как струны, для того чтобы передать ощущения мозгу. Но ведь нервы дрожать не могут, их природа совершенно не та, они мягки и вялы». (Льюис, т. II, стр. 219, 220).
4) «Никто не станет отвергать, - говорит Дарвин (Zoonomia, 111, 112), - что мозговое вещество головного мозга и нервов имеет известную форму; вещество это, будучи распространено почти по всему телу, должно иметь и форму приблизительно такую же, как и тело. Но так как животворящий дух, или жизненный принцип, заключён именно в этом веществе, то и он имеет такую же форму, как и оно, т.е. приблизительно форму тела. Когда в нас возникает ощущение твёрдости, то это значит, что в это время какая-либо часть органа осязания, занимающего огромную поверхность, сжимается тем или другим внешним предметом, и при этом сжатая таким образом часть чувствилища вполне принимает форму сжимающего его предмета. Поэтому, когда ми приобретаем понятие о твёрдости, в нас вырабатывается и идея формы. Эта идея формы, или движение части осязательного органа, совершенно походит по своей форме на форму предмета, вызвавшего эту идею, и таким образом последняя даёт нам точное понятие об этой стороне внешнего мира».
Гэртли и Шарль Боннэ принимали эфирные токи, заключающиеся в нервах за посредников передачи ощущений в чувствующий и сознательный центр. Мы видели, что Дарвин идёт дальше, он считает способность эту прямо свойством этого сознательного центра, который он прямо и без всяких научных обиняков называет духом, не упоминая о посреднике, ибо, по его мнению, этот посредник должен быть нераздельной частью существа самого духа и должен он непременно состоять из эфира; «ибо всеобъемлющий дух, - говорит Дарвин, (Zoonomia I, 115) - передавая или получая движение от твёрдых тел, должен и сам обладать свойством твёрдости. Затем этот дух, воспринимая другого рода движение, получаемое им от света, должен обладать свойством света передавать это движение, обуславливающее собою видение. Равным образом дух обладает и свойством передавать возбуждения вкусовые, обонятельные, осязательные и слуховые». (Льюис, г. II, стр. 227).
