Около одной из картин стоял стул с брошенной стопкой прекрасной финской бумаги для рисунков сангиной, тушью, темперой или карандашом, рядом лежал узкий пенал красного дерева. Тоглару припомнилось детство, уроки живописи, что давал его отец в районном Доме пионеров, и он невольно потянулся к пеналу. Пенал оказался разделен на три отсека, и в каждом лежал карандаш, почти вдвое толще обычного. Фешин догадался, что это сангина или уголь, но он никогда прежде не держал в руках такие роскошные заморские карандаши. Достав один из них, он провел на листке линию и понял, что не ошибся, -уголь. И вдруг ему так захотелось что-то нарисовать, что он не удержался. Сев на свободный стул, взял стопку изумительной бумаги и, оглядевшись, начал быстро-быстро делать наброски.
С того места, где он случайно оказался, Константин Николаевич хорошо видел в окружении подруг Наталью, в нарядном платье, с искусно уложенной прической. Особую прелесть ее наряду придавал его последний подарок -пятирядное колье из розоватого жемчуга, на высокой лебединой шее девушки оно смотрелось прекрасно, придавая ей изысканный шарм. Таким же легким, изящным получился его первый рисунок. Второй и третий он тоже посвятил Наталье, но взял более крупный план. На одном -- задумчивый профиль, на другом -улыбающаяся, несколько кокетливая, но в любом случае счастливая, -- такой он видел ее часто в последние дни. На какое-то мгновение рядом с Натальей появился Вартазаров, его выразительная внешность бросилась Тоглару в глаза в первые же минуты встречи, когда он и не предполагал, что его потянет рисовать. Четко вырезанные, тонкие черты лица, высокий лоб, ниспадающие на плечи волнистые волосы -- просто находка для художника, и Константин Николаевич попытался набросать его портрет -- прежде всего на память об этом вернисаже. Сегодня здесь, в "Раздане", он почувствовал, как зов крови тянет его к мольберту, к холстам и краскам, кистям и мастихинам. Он наслаждался запахом красок, лаков, запахом старых и новых картин, которыми уже успела пропитаться новая галерея. Тоглар так увлекся работой, что не заметил, как вокруг него собралась большая компания. Только почувствовав, что ему не хватает света, он поднял глаза и увидел рядом удивленную Наталью, Вартазарова и гостей -- все они не отрывали взглядов от его работы. Тоглар, несколько смущенный вниманием, встал и молча протянул листы Наталье.
-- Вы художник? -- уважительно спросил Вартазаров, поспешив отобрать у Натальи свой портрет.
-- Почему вы так решили? -- искренне удивился Константин Николаевич.
-- По работам, по работам. Это ведь рука настоящего мастера. Я вряд ли кому бы мог доверить написать свой портрет, но ваша работа мне нравится, мне кажется, вы уловили не только черты, характер, но и время. Спасибо. По манере это Анненков. Он работал в Москве и Петербурге в двадцатых годах. Такая же скупость линий и такая же неожиданная рельефность и четкость изображения...
Вартазаров, протянув свой лист, попросил:
-- Подпишите, пожалуйста, вашу работу...
Константин Николаевич взял лист и, снова присев на стул, размашисто подписал: "Фешин. Ростов. 4 сентября, 1993 год, галерея "Раздан". Когда передавал лист Вартазарову, он случайно глянул на Наталью и увидел, с каким восторгом, обожанием, гордостью и любовью она смотрит на него -- такой счастливой он не видел ее никогда. 2
В Москву Тоглар вернулся в середине сентября. В аэропорту Домодедово его встречал Городецкий. Стояла сырая, промозглая погода, шел мелкий обложной дождь, а в открытых настежь дверях зала ожидания гулял ветер, принося запахи мокрого леса, прелых листьев, грибов. И он, загорелый, в светлом костюме, после теплого, пахнущего еще зрелым летом Ростова, сразу почувствовал себя неуютно. Мысль о пальто, плаще, осенних ботинках, зонте, шарфах и перчатках как-то не приходила ему в голову там, рядом с Натальей. Почему-то припомнилась крыловская басня "Стрекоза и муравей", и странно -она вызвала улыбку. Багаж, чемодан и саквояж, куда он переложил содержимое спортивной сумки, у него был с собой, и они тут же отправились домой.
Аргентинец сразу почувствовал настроение Тоглара и, как всегда иронично-шутя, заметил:
-- Все, брат, кончилось лето. Москва не Ростов. Но ты не горюй, нынче все легко поправимо, наше время пришло! Если тебя волнует осенне-зимний прикид, деньги на первое время, не переживай. Я всю неделю в крупном выигрыше, карта так и прет, никогда так долго не везло, даже страх порою берет, к чему бы это. Можешь рассчитывать на любую сумму. Свои люди, сочтемся.
В белом просторном "вольво" Городецкого было тепло, и первое ощущение московской слякотности, неуютности быстро прошло, хотя Тоглар мыслями находился еще в Ростовском аэропорту, где осталась заплаканная Наталья. Но он среагировал на сказанное:
-- Спасибо, братан. С деньгами у меня порядок. Думаю, на первое время мне хватит. "Чехи", зная, что никогда меня живым не выпустят, платили хорошо, они понимали, что человеку нужны стимулы. Потом, скажу тебе по секрету, -- он решил почему-то вдруг сблефовать по-крупному, -- уходя, я прихватил у них казну. Семь бед -- один ответ.
-- Лихо! -- присвистнул Аргентинец. -- "Чехов" редко кому удается кинуть. Молодец!
-- Три года плена, наверное, стоят немалых денег. Чеченская казна -как компенсация за моральный ущерб, за то, что я долго не видел тебя, братву, -- от души рассмеялся Тоглар, радуясь, что запустил удачную утку. По крайней мере, ни у кого не вызовут любопытства или удивления его крупные траты на первых порах.
Как ни уговаривал Константин Николаевич Городецкого отвезти его сразу в гостиницу "Националь" или "Метрополь", тот отказался наотрез.
-- Поживешь у меня два-три дня, оклемаешься, а потом переедешь в "Метрополь". Там перед Дантесом все ходят на цырлах, и тебе, как его старому корешу, почет и уважение будет.
Так и приехали на Кутузовский, в дом к Городецкому, который Тоглару очень хотелось увидеть. Пятикомнатная квартира на третьем этаже, с консьержкой в подъезде, с порога -- да что с порога, с тяжелой бронированной двери, обитой красным деревом, с массивными бронзовыми ручками, с телеглазом, просматривающим просторную лестничную площадку, -- поразила сразу. Прихожая, коридор, где одновременно могли одеваться пять-шесть пар, оказались выложены мореным деревом и зеленоватыми, с красными прожилками, мраморными плитами. С высоты почти четырехметрового потолка свисали две многопудовые хрустальные люстры в виде гигантских виноградных гроздей. Кругом зеркала, картины, напольные и настенные светильники, бра, торшеры; старинные китайские вазы -- бронзовые и фарфоровые; карликовые деревья "бонсай" на изящных высоких консолях из светлой вишни -- казалось, он попал в какой-то дворец или студию, где снимали сцену из жизни голливудских звезд.
Городецкий, наслаждаясь произведенным эффектом, водил его из комнаты в комнату, давая какие-то важные, на его взгляд, пояснения. В одном из залов, словно специально для Константина Николаевича, уже топился камин, совсем по-сельски потрескивали дрова, и он с удовольствием расположился в глубоком кожаном кресле, протянув ноги к огню. Да, не зря хвалился Городецкий -квартира была блеск!
Аргентинец, придвинув к креслу столик на колесиках, уставленный напитками, оставил его одного и ушел в столовую, где хозяйка и две его дочери уже накрывали стол. Тоглар знал Светлану, жену Аргентинца, давно, но как-то не предполагал, что у него взрослые дочери-студентки, девушки на выданье.
Застолье у Городецкого затянулось допоздна. Тоглару было по-свойски хорошо в душевном кругу домочадцев Аргентинца. Шум, смех и шутки не смолкали с первой до последней минуты вечеринки, женщины веселым нравом не уступали хозяину. Несколько раз среди трапезы Константин Николаевич проваливался памятью в Ростов, к Наталье, и тому виной была дружная семья Городецкого. Тоглар примерял себя, Наталью к семейной жизни, к уюту и в какие-то минуты видел вместо Светланы, жены Аргентинца, Наташу, видел ее хлебосольной хозяйкой большого и уютного дома. Городецкий на этот день отменил запланированные картежные игры, и весь вечер они провели дома, беседуя до глубокой ночи.
-- Мне бы хотелось купить похожую квартиру где-нибудь рядом, я люблю этот район. Люблю ходить пешком. Есть еще одна причина -- я решил жениться, обзавестись семьей. Если бы ты знал, как я устал... И, честно говоря, я по-хорошему завидую тебе, -- искренне, но грустно сказал Константин Николаевич.
-- Ты решил жениться на той девушке из Ростова? -- уточнил Аргентинец, вороша щипцами поленья в камине, и яркий отблеск упал на его лицо.
-- Отгадал, на ней. Хочу жить домом, принимать гостей, встречать вместе с тобой Новый год, Пасху, Рождество. Сколько может стоить такая хата?
Аргентинец на минуту задумался.
-- Наверное, около полумиллиона долларов. Но если ты всерьез, это легко узнать -- у меня есть знакомый хозяин риэлторской конторы. Я ему поставляю богатых клиентов, а он мне платит два процента со сделки, так что я на твоей квартире еще и заработать смогу, -- улыбнулся Городецкий.
