— Что-то ушло, — сказала я.
— Да, — нахмурившись, ответила Перл. — Типа, поет по инерции.
Астор Михаэле кивнул.
— По какой-то причине «Армии» никогда не удается этот переход. Всегда кажется, будто вот-вот — и что-то прорвется наружу. — Он поцокал языком. — Но этого никогда не происходит.
— Вы уверены, что хотите, чтобы это произошло? — спросила я. — Что, если это…
«Опасно? — пыталась я подобрать нужное слово. — Чудовищно?»
— Окажется неприбыльно? — Астор Михаэле рассмеялся. — Не беспокойся. У меня отчетливое ощущение — что бы это ни было, оно станет явлением века. Поэтому я и записываю вас.
Перл, казалось, рассердилась.
— Потому что мы похожи на «Армию Морганы»?
Он покачал головой и вытащил из ее рук бокал из-под шампанского.
— Нет, вы похожи исключительно на самих себя. Но кто-то должен перевести новый звук на следующий уровень. И я почему-то верю, что это будете вы.
Он зашагал к бару, чтобы принести Перл еще шампанского, а группа снизила темп, возвращаясь в А-секцию и как бы стремясь вызвать обратно мои видения. Однако группа утратила связь со зверем, и слова Эйбрил Джонсон по-прежнему были просто обычными словами. Я увидела, что она вообще не насекомое, она просто подражает им, имитирует безумие, которое видела в подземке и на улицах.
Мне стало ясно, что Минерва гораздо реальнее ее.
И я спрашивала себя: что, если однажды зверь под полом станет реальным?
20
«Grievous Angels»[54]
MOC
Гул в теле никогда не смолкал. Всю ночь я лежал без сна, ткани боролись друг с другом, кровь кипела. Я чувствовал, как зверь сражается со всем, что я собой представляю, пытается переделать меня во что-то другое, пытается подменить меня. Даже пот пылал яростью, протискиваясь наружу сквозь поры, — типа как драка в баре, когда она выплескивается на улицу.
Глядя в зеркало, я не узнавал себя. И дело не просто в том, что я похудел, скулы обозначились резче и выступали под новыми углами, глаза стали больше. Это было что-то глубинное, пробивающееся сквозь кожу, непохожее на меня, презирающее меня. Как будто пытались проступить кости какого-то другого существа.
Это было чистой воды безумие, но часть меня умирала от желания понять, во что я превращаюсь. Иногда я просто хотел покончить с этим, выпустить зверя на свободу и подойти к самому краю. Подумать только, я чуть не сказал «да» сегодня вечером, когда Перл пригласила меня на выступление «Армии Морганы». Мне было интересно, какое действие сотни спрессованных тел окажут на мой голод, который я уже контролировал только наполовину. Я представлял себе, как их запах наполняет воздух, шум толпы сливается с ревом внутри меня…
Но нет — пока. Не без Мин. В ее объятиях я по-прежнему чувствовал себя самим собой. Кроме того, мне еще предстояло многое узнать, играя за подаяние в подземке.
Женщина не сводила с меня взгляда и внимательно прислушивалась, обеими руками вцепившись в сумочку. Она все еще не была уверена, стоит ли открывать ее и доставать деньги, рискуя таким образом протянуть еще одну ниточку связи между собой и этим странным парнем, играющим на гитаре в метро. И все же заставить себя уйти она не могла.
В этот час станция «Юнион-сквер» была почти пуста, моя музыка эхом отражалась от стен. Красный бархат гитарного футляра усеивало серебро, и еще больше монет лежало на бетонном полу. Люди бросали свои четвертаки издалека и шли дальше. Даже сквозь темные очки они видели энергию, излучаемую моими глазами. Чувствовали запах моего голода.
Но эта женщина остановилась, зачарованная.
Мне всегда было интересно: харизма — это что-то в генах, типа карих глаз или больших ног? Или, может, ты обретаешь ее от звуков аплодисментов и щелканья камер. Или знаменитые люди излучают ее, потому что я видел так много их подретушированных портретов, что их красота врезалась в мое сознание, как рекламные слоганы.
Однако оказалось, что харизма — это болезнь, инфекция, полученная через поцелуй с надлежащим человеком, зверь, который живет в твоей крови. Установив связь с этой женщиной, и притягивая ее все ближе, я чувствовал, насколько силен мой магнетизм.
Она сделала шаг вперед, щелкнула застежкой сумочки, и та открылась.
Я не осмеливался смотреть в ее зачарованные глаза. Полиции больше здесь, внизу, не было — по крайней мере, так поздно. Никто не остановил бы меня, если бы я уступил порыву.
Она рылась в сумочке, ни на мгновение не отрывая от меня взгляда. Подошла еще ближе, и пятидолларовая банкнота спланировала на пол, где уже лежали монеты. На ее лице возникло умоляющее выражение, и я понял, что она платит за возможность сбежать.
Я перестал играть и достал из кармана пластиковый пакетик с чесноком. Колдовство разрушилось, женщина повернулась и направилась к лестнице; эхо последних аккордов «Страта» угасало в тишине. Женщина не оглядывалась, ее шаги становились все быстрее.
Что-то заворочалось внутри, злясь на меня за то, что я позволил ей уйти. Я чувствовал, как оно обвивается вокруг моего позвоночника, с каждым днем становясь все сильнее. Его щупальца протянулись и в рот, изменяя вкус всего, что я ел, вызывая зуд в зубах. Желание последовать за женщиной было так сильно…
Я поднес мешочек к лицу и вдохнул запах свежего чеснока. Он заглушал шум в голове, успокаивал стремительный поток крови.
Мин дала мне его на всякий пожарный случай, но теперь я прибегал к нему практически все время. Я даже пытался сварить из мандрагоры отвратительный чай Лус, отчего, по словам мамы, провоняла вся квартира. Однако лучше всего успокаивает зверя мясо, и ничто — даже Мин — не имеет такого замечательного вкуса. Сырое мясо лучше всего, но оно сейчас в дефиците, цена все время возрастает, и простой гамбургер, только что вынутый из пластика и все еще сохраняющий прохладу холодильника, почти так же хорош.
Я стоял, вдыхая запах чеснока и прислушиваясь.
Мин была права — здесь, внизу, можно многое понять. Секреты таились в ритмах Нью-Йорка, в смене его настроений, в кровотоках его водных магистралей. В шипящих паропроводах, в активности крыс и бродячих котов — и те и другие были поражены инфекцией; все в целом походило на огромную версию болезни внутри моего тела.
Сейчас мой слух с каждым днем становился все острее, я мог слышать даже то, что происходит за углом, и все эти звуки эхом отдавались в голове. Я также гораздо лучше слышал нашу музыку и почти видел зверя, которого Минерва вызывала своим пением.
И я знал: он где-то здесь, внизу… готов научить меня всему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
