— Что? — растерянно.
— Мне посчастливилось созвониться с Рашидом. Много нового узнал о вас, Жен Санна.
— Мурзалиевым? — сухо спрашивает, даже не пытаясь скрыть раздражение.
— А я уж было подумал, что вы не в курсе.
— Не в курсе того, что ваш трастовый фонд перекочевал к нам? Умоляю, Кирилл Валерич, скажите, что пошутили. Кстати, видно удар по карману был более чем значительный, если вы согласились терпеть тьму и дополнительную операцию ради восстановления утраченного состояния. — Уверен, даже сейчас, при крайне ограниченной мимике, глаза у меня из орбит вылезают. — Ну так что, уверены, что хотите перейти к новой форме отношений со мной?
— Не уверен, но статуса святой Ханны (сиделка английского пациента) вы лишились безвозвратно.
— Не сторонник смешивать личное и профессиональное, но если настоите…
— Я был уверен, что мы уже смешали, и вдруг рвануло такое известие. Шкатулка с двойным дном вы, Жен Санна. А ведь был уверен, что раскусил. Черт. Один бы раз взглянул и узнал. С каждого рекламного щита ваши братишки своими дьявольскими глазками смотрят, да и вас в газете видел — похожи все, будто через копировальный аппарат пропустили. Узнал бы, ну точно, а тут как дурак…
— А вы свою слепоту сами выбирали. Тут уж простите!
Молчание и сопение.
— Слушайте, забудем. У меня нет к вам претензий, если вы об этом. Вы просто еще один делец, ставший моим пациентом. Это Мурзалиев лишил работы очень многих классных ребят, с ним я здороваться за руку не стану, но лично к вам это отношения не имеет.
— Еще бы, я ведь просто делец и пациент, — повторяю. — А как же Харитонов в обмен на операции?
— И тут успели. Ну надо же, какое насыщенное у вас без меня было утро. Авось еще пару дней не приду, и вы, как в Мертвой зоне Кинга, всезнание приобретете.
— Божественную мудрость предпочел бы обретать вашими стараниями!
— Зачем? Вам бы стало приятнее?
— Мне бы стало понятнее.
— И зачем понимать? Я вот вас, например, не понимаю. Пара недель, вы выйдете отсюда, пару раз прочитаете обо мне в газетах и не вспомните даже. Но ближе и ближе подобраться пытаетесь. Где подвох?
— Не удивляйтесь, но я не настолько делец. Нет подвоха. Мне просто интересны люди. И поскольку вы мне понравились, планировал предложить местечко потеплее. А теперь выгляжу знаете кем?
— Идиотом?
— Слепым идиотом.
— Так, Кирилл, я ушла переодеваться. Попробуйте остыть, и я тоже попытаюсь. Мы с вами здорово вспылили, а мне новые проблемы с Павлой ни к чему. Надеюсь, у вас хватит порядочности не устраивать при ней сцен.
— Если шарф мне оставите.
— Что?
— Пусть напоминает мне о любимой сиделке, которую я придумал, и наших лучших днях.
— Боже, сколько патетики. Как вылечитесь, подумайте о писательской карьере, Харитонов, — уверяю, у вас отлично выйдет. В смысле все выйдет: и полностью восстановиться, и написать драму в трех действиях как минимум.
— А я-то думал, Капранов человек тяжелый!
— Я достойная его ученица.
— Вне всяческих сомнений.
Единственной свободной рукой вслепую тянусь вверх в попытке нащупать шарф, цепляюсь за ткань и стягиваю с шеи. Он длинный, скользит между пальцами бесконечно долго. Мне не мешают. Наконец, мягкий шелк перестает сопротивляться и падает мне на грудь, окутывая густым шлейфом одного из самых притягательных ароматов для моего носа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А вот теперь идите, — велю.
Уходит, а провожу пальцами по бахроме и внезапно понимаю, что ситуация отстойная, если не сказать больше. Меня и раньше тянуло к этой девушке, а теперь, когда я узнал о ней столько всего интересного, — влечет как магнитом. Я безумно ее хочу. И, наверное, только потому, что не смогу получить ни при каких обстоятельствах.
Жен
Харитонов. Харитонов, Харитонов, Харитонов. Сколько времени я гнала от себя мысли о том, что не стоило бы с ним сближаться — никому это не пойдет на пользу, — но вот на тебе. Все прознал, чтоб Капранову пусто было. Трепач. И этот Мурзалиев не лучше. Мог бы и промолчать. Хоть языкозакатывающей машинкой запечатывай! Терпеть не могу этого типа. Он занимался исследованием возможности выращивания клеток сердечной мышцы в лабораторных условиях, настаивая на полной беспристрастности и отсутствии встреч. Но три года назад Харитоновы, можно сказать, подарили ему собственный исследовательский центр, и тот аж поскакал туда галопом. Недели думать не стал!
С силой захлопываю дверцу шкафа. Ну вот, разбудили чудище. Теперь не успокоишь. Так и будем с Харитоновым бодаться. Ни один не отступится. Да-да, Кирилл, у нас больше общего, чем вы думали, чтоб вас. Ну что, скрестим шпаги еще разок?
Решительно топаю к палате, однако обнаруживаю там главу отделения пластический хирургии и Капранова с Мельцаевой. Полный набор. Один скандал сменяется другим.
— Заходи, — кивает Капранов внутрь палаты.
Ну да, всю жизнь мечтала. Павла предупреждает меня взглядом ничего не говорить, затем дверь, естественно, закрывается на ключ. Медперсоналу этого этажа за невнимательность надо бы всыпать по первое число. Да тут уже королеву Британии можно было заподозрить, не то что пребывающего в кругосветном путешествии мецената со стажем.
— Мы должны кое-что вам сообщить, — начинает Мельцаева. — Потеря памяти была симулирована, потому что мы знаем, кто пациент, но решили не провоцировать волнение в прессе. И внешность обсуждать не придется — мы уже знаем, как пациент выглядел до обрушения здания.
— И не сказали? И бестолково тратите ресурсы на моделирование лиц? — злится глава пластической хирургии.
— Да. Увы, но это было необходимо. Наш Счастливчик — Кирилл Харитонов.
А пластик мрачно:
— Поэтому вы запретили мне брать на нее ассистентов? Вы, Павла Юрьевна, неспортивное поведение демонстрируете!
— Возможно. Но нужно сделать все быстро, чтобы информацию в газеты дали мы, а не анонимные доброжелатели. Родственники в курсе, действия согласованы. Костная структура не повреждена, и восстановление должно занять не так много времени. Мы сможем устроить все наилучшим образом.
— Верно. Но как я буду работать без ассистента? — спрашивает ядовито.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вам поможет. — Павла на мгновение останавливает взгляд на мне, вынуждая сердце забиться втрое чаще. — Капранов.
Вот ведь… слов приличных не хватает.
— А после этого поможете ему сделать трепанацию.
