Вот что держит их в рабстве — кормежка! Про еду забыл я, уроженец мира всесильной техники, эпохи многих тысяч профессий. Упустил из виду, что в Огнеупории известен один-единственный способ добычи пищи: земледелие на откосах, освещенных лавой. Желудок держит в рабстве прочнее цепей и плетей.
— Могила страшнее кнута, — вздохнул Отец.
— Но вас больше, вы сила, — настаивал я. — У них копья, и у вас копья. — И рассказал наш земной исторический анекдот про римских сенаторов, которые побоялись дать рабам особую одежду… чтобы рабы не увидели, как их много в Риме.
Слова упали на благодатную почву. Ражий боец схватился за оружие. Певец крикнул:
— Да здравствует священный бунт!
— А ты со своим копьем поможешь нам, Медлительный? — спросил Кузнец.
— Дай подумать. — Вот именно, надо подумать. Устав астродипломатии категорически запрещает космонавту принимать участие во внутрипланетных войнах, как бы очевидна ни представлялась справедливость одной стороны. Нельзя оставлять воспоминание, что ты, небесный гость, приносил с собой смерть, погубил сто или тысячу местных уроженцев. Авторитет астродипломата не должен строиться на страхе. «Подумать дай!»
Но думать было некогда. Вдруг Кузнец толкнул меня что есть силы. Падая со своей тумбы, я увидел толпу солдат, ворвавшихся в двери, и успел скомандовать гипномаске: «Я пол, я рыхлый песок со следами тумб и ногоподушек». Гипномаска сделала меня невидимкой, позволила отползти, потом перебраться на полки с кружками. «Я стена, я темно-серый шероховатый базальт с черными крапинками».
Видимо, Жрец предал нас — апологет покорности и надежд на потусторонние силы. Видя, что боги господина медлят, он призвал стражу. Оттеснив толпу в один угол, воины в блестящих шлемах вроде пожарных касок бегали по залу, крича:
— Где он, где вонючий чужак в клетчатых заплатах? Сейчас мы проткнем его тухлое пузо. — Напрасная похвальба. Они меня не видели, а если бы и увидели, все равно не пробили бы стеклоэластик. Потом я услышал:
— Всех забрать в подвал! — Офицер, доказывая свое усердие, решил арестовать побольше, хотя бы и невиновных, поскольку главный подстрекатель ускользнул. Я так и представил себе, как он докладывает «господину»: «Бунт подавлен в зародыше, бунтовщики схвачены, а колдун вынужден был провалиться сквозь землю».
Для меня, Медлительного, все совершалось мгновенно в этом пылком мире. Едва я услышал слова кибера о подвале, глядь, зал опустел. Только опрокинутые ступы и битые кружки напоминали о происшествии. Да у дверей колесом каталась огневичка, причитая: «Убьют моего желанного, отсекут кудрявую головушку».
Из причитаний я понял еще, что рабовладельцы обычно не медлят с казнями, совершают их в ближайший же день, завтра по их счету, а по моему — часа через полтора.
Дай подумать!
Заварил я кашу, теперь расхлебывать надо.
Конечно, не надо преувеличивать мою роль, считать, что я один виноват. Бунтовщики идут за подстрекателей, когда им самим невмоготу. От хорошей жизни никто не бунтует. Но все-таки и я вложил свою лепту, сказал слова против терпения, поселил надежду на помощь моего лазера. И вот результат — их казнят завтра. Хочешь — не хочешь, надо действовать.
Справедлив параграф первый: «Наблюдай скрытно…»
Надо действовать, но как? Ну, узников я освобожу, разрежу стены лучом. Может быть, придется рассечь и нескольких тюремщиков. Да, потом я буду отвечать за нарушение Космического Устава. Ну и пусть отчитывают, пусть наказывают, тут дело о смерти идет. Заключенных я выручу. Но дальше что? Господа помчатся за помощью в Город. Оттуда пошлют большое войско, это уже целая война, тысячи и тысячи убитых. И смогу ли я обеспечить победу с одним-единственным лазером? Нет, нет, войну я не должен затевать, не имею на это права. Побег приговоренных к казни — вот предел моего самоуправства. Но куда они побегут? Желудок пуповиной привязывает их к лаве, к берегу…
И вдруг у меня мелькнуло: «На самом-то деле, в пустыне тоже есть лава. Она скрыта под каменной коркой, но толщина покрова всего лишь несколько десятков метров. Прорежу я колодец своим лазером? Может быть, и нет. Но вот простое решение — корку можно продавить тяжестью: навалить на нее гору камней, кора
треснет, и лава пробьется наружу. Какого размера делать гору? Вероятно, в несколько десятков метров, едва ли есть большой запас прочности у этого природного свода. Итак, вот в чем моя задача: освободить смертников, увести их в пустыню и научить там добывать лаву, возводя каменные холмы. План составлен. Вперед, на штурм Бастилии! Хорошо бы, не слишком много пришлось убивать.
А час спустя я уже шагал по пустыне, во главе каравана освобожденных узников, беглых рабов, их жен, детей и престарелых родителей, домашних кнэ, повозок, тележек и всяческого барахла.
Друг мой, терпеливый читатель, горячо желаю тебе никогда в жизни не оказаться в незавидной роли пророка. Верующие тяжкий народ: они послушны, лестно-восторженны, но беспомощны, слабодушны и требовательны необыкновенно, требовательны, как юная жена. «Я твоя, — говорит влюбленная, — я пойду за тобой на край света». Но подразумевает: «Неси меня на руках в свой дворец, что на краю света, сдувай с меня пылинки, ублажай, угадывай желания, предупреждай капризы».
«Мы твои, — говорят обращенные. — Веди нас хоть на край света!» Но подразумевают: «Неси нас в свои райские кущи, корми молоком и медом, охраняй, обеспечивай, ублажай!» Почему неси? За что ублажай? «А за то, что мы в тебя поверили и верой оплатили всё. Не желаешь ублажать? Тогда будем роптать. Перестанем тебе поклоняться, назовем лжепророком, побьем камнями».
Допустим, я был виноват, подстрекал их к бунту, навлек неприятности. Но даже если я был виноват немножечко, свою вину я искупил: выручил смертников из тюрьмы, жизнь им спас. Мало! Мало, что спас жизнь, помоги сохранить! Советую спрятаться в пустыне. Но там нет лавы, нет растений, что мы будем кушать и пить? «Хорошо, я вас научу доставать лаву в пустыне».-
«Ура! Веди нас хоть на край света! Веди, охраняй, корми, обеспечивай!?
Так я, неопытный астродипломат, без диплома даже, стал пророком, а также вождем, проводником, генералом, целителем и заодно интендантом-снабженцем по части еды, питья, фуража, транспорта, топлива, жилья, одежды, оружия и всего на свете.
Лаву можно было достать в Огнеупории где угодно, даже под стенами тюрьмы. Но безопасности ради я посоветовал углубиться в пустыню, отойти от Города хотя бы километров на триста. Огнеупорные согласились. Пошли. Но устали через десять минут (по моему счету). И начали роптать. Захотели есть. Роптали. И ветер застал их в пути. Роптали. Роптали, когда было холодно. Роптали, когда было сухо и знойно. Лфэ нападали на отставших. Роптали на меня: «Почему не прогнал всех лфэ пустыни?» Старики болели и умирали. «Почему я завел их так далеко от могил предков?» Молодые любили и женились. «Почему я завел их в пустыню, где свадьбу нельзя сыграть, как положено; позвать гостей, поставить угощение?» Рождались дети. Почему в пустыне? Матери роптали. На кого? На меня. И подстрекали отцов хвататься за камни, побить камнями лжепророка. А многие повернули назад к господину, в рабство. Сказали: «Не всех же он казнит. Повинную голову и меч не сечет. Поучит маленько кнутом, потешит душу и успокоится. Зато позволит жить в своей хижине, накормит кое-как, хоть и не досыта, а с голоду не умрешь».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
