с работы. Выхин засмеялся хрипло, до боли в горле. Как же он мечтал вернуться сюда!
Нашел несколько больших камней, подкатил один к другому, соорудив своеобразный стул. Узоры на камнях мягко подсвечивались, а еще были теплыми и приятными на ощупь. Они проникали под одежду, под кожу, сливались с Лёвой Выхиным.
– Смотрите, кого нарисую, – объявил Выхин. – Толик, Толик, алкоголик! Толик парень неплохой, только ссытся и глухой!
Он вернулся домой в обед следующего дня, с температурой еще выше, воспаленным горлом, с покрасневшими глазами и гайморитом. Угодил в больницу на две недели. Врачи подозревали менингит и рассказывали матери, что их сын, возможно, больше никогда не сможет подняться с кровати. Все это время Выхин общался с голосами в голове. Он взял с собой несколько камней, рассовал по карманам и время от времени вытаскивал то один, то другой. Твари божии остались с ним, хотя, оторванные от дома, быстро истощались и умирали. Теплые податливые камни с каждым днем становились холоднее. Голоса затихали. Лица темнели. Истории заканчивались.
Но каждая из тварей, милая и добрая, не винила Выхина. Это был их добровольный выбор. Они не могли покинуть его. Выхин был благодарен. Он почему-то испытывал счастье, общаясь с тварями божиими. Они помогли ему выздороветь – ценой своих крошечных жизней.
В больнице к нему снова пришла Элка. Волосы она заплела в косы, оделась красивее обычного, притащила кулек конфет и бананы.
– Слышала, тебе нужно много кушать, – сказала она, присаживаясь на край кровати. – В здоровом теле – здоровый дух, и все такое.
– У меня же простуда, а не дистрофия, – хмыкнул Выхин, но тут же надорвал целлофан, выудил две конфеты. Одну дал Элке, вторую быстро съел сам. Конфета была божественно вкусная, особенно после многих дней манных каш, пресных котлет и пюре с компотами. – Как там твой братец? Все еще хочет меня убить?
На самом деле Выхину было все равно. У него появились друзья, которые оказались важнее конфликта с местной шпаной. Единственное, что беспокоило, это возможность безопасно передвигаться по городу, хотя и тут вполне можно было решить вопрос.
– Андрею уже не до тебя, – ответила Элка. – Тут из соседнего поселка к нам в клуб приехали какие-то отморозки. Толику нос разбили, приставали к Ирке и Миле из одиннадцатого «Б». Андрей теперь готовит ответ.
– Интересная у вас тут жизнь.
– Можно подумать, у тебя там такого не было?
Выхин пожал плечами:
– Разное было. Но знаешь, север и юг разительно отличаются. У вас тут кровь горячее, что ли. Чуть что – подраться, унизить, ответы какие-то готовить, носы ломать. У нас большинство проблем решается в беседе. Разобраться надо, понимаешь? Морду набить всегда успеется, а ты попробуй конфликт решить не кулаками.
– Я тебя все равно не пойму, я же девочка, – хихикнула Элка. – Это вы из-за нас должны драться, дуэли, там, устраивать. А я должна суп варить и за детьми следить.
– Никто никому ничего не должен. Придумали себе стереотипы…
Он рад был видеть Элку, на самом деле рад, но сейчас она казалась ему обыкновенной девчонкой, неинтересной и безликой. Твари божии как будто открыли ему глаза и позволили воспринимать мир на другом уровне. Не было в Элке ничего особенного, ради чего стоило в нее влюбляться. А ведь он уже почти…
– Хочешь, нарисую тебя, – сказал Выхин, отвлекшись. Достал тетрадь и ручку.
Элка поправила волосы, засмущалась, стала кокетливо искать удобную позу для портрета.
– Не вертись, – предупредил Выхин и начал рисовать.
Он почувствовал неладное почти сразу же. Рука не желала подчиняться, рисовала что-то свое. Овал лица, большие глаза, растрепанные волосы, тонкие губы. Сходство, несомненно, было. Вот только против воли будто сами собой нарисовались разодранные ноздри, спички, торчащие из них, капли крови, стекающие по подбородку.
– Что-то не так? – спросила Элка, улыбаясь. – Забыл, как рисовать?
Если бы. Отлично помнил.
Пальцы вдавливали шарик ручки, выделяя жирным черновые линии. Размазывали тени под глазами и на шее, акцентировали внимание на торчащих спичках. Взгляд у Элки на рисунке был испуганный, зрачки расширились.
Выхин сухо сглотнул и невероятным усилием воли заставил свою руку не рисовать. Ручка замерла в нескольких миллиметрах от листа бумаги, подрагивая. Голоса в голове спросили:
Почему ты этого не хочешь? Ты ведь больше не влюблен. Разве не так?
– Не сейчас, – выдавил он, обращаясь к голосам и к Элке. – Неважно себя чувствую. Голова что-то…
Элка сидела перед ним: окровавленная, с ошметками содранной кожи, располосованным носом. Улыбнулась – и видение исчезло. Только голоса в голове зашелестели радостно, питаясь новыми эмоциями.
– Мне нужно поспать, извини.
Выхин справился с непослушной рукой, убрал ручку на тумбочку. Туда же полетела тетрадка.
Элка поднялась с кровати, продолжая неловко улыбаться.
– Если я тебя чем-то обидела сейчас, то прости, – пробормотала она. – Не хотела, честное слово. И на брата не обижайся, пожалуйста. Он не со зла. Темперамент такой.
– Я это уже понял. У вас у всех темперамент.
Элка вышла. Было слышно, как ее каблуки выстукивают дробь по коридору больницы. Когда все стихло, Выхин снова взял тетрадь и открыл страницу с рисунком.
Нам нравится!
Превосходный образ!
Отлично схвачено!
Надо принести в кенотаф!
Он понял, что время пришло, встал с кровати и стал одеваться.
Через полтора часа Выхин был в лесу около черного отверстия в земле, похожего на спуск в самые глубины нескончаемого кошмара.
Глава девятая
1
В начале марта начало теплеть, и Лёва Выхин впервые после приезда понял, что ему не нравится эта переменчивая странная погода.
По утрам было еще холодно – стекла машин и траву вдоль тротуаров густо покрывал иней, изо рта шел пар, а вездесущий мороз пробирал до костей. Однако ближе к обеду солнце поднималось над головой спелым яблоком и начинало греть так, будто люди, деревья, дома, автомобили играли роль куриц на гриле и обязательно должны были зарумяниться до хрустящей корочки. Выхину делалось плохо от этой удушливой и влажной жары.
Сразу после школы он бежал домой, переодевался во что-то легкое и мчал в лес, в кенотаф. Элка оказалась права: Капустин переключился на другие проблемы и позабыл про Выхина – или сделал вид, что позабыл. По удивительному стечению обстоятельств несколько следующих недель Выхин не натыкался ни на Капустина, ни на его свору. Разве что видел издалека несколько раз Маро, Ингу, Толика – при этом обязательно заранее переходил через дорогу и старался оказаться как можно дальше от них. Выхин не боялся стычек, нет, но не хотел
