Среди перестрелок, которыми быстро обменивались со всех сторон; решимость каждого участника выходила за мыслимые пределы — мужчины и женщины объединялись в поисках утешения в рамках непоколебимого товарищества, дарованного только благодаря непоколебимой верности общим убеждениям, которым теперь угрожают враги, намеревающиеся уничтожить любого, кто осмелится подвергнуть сомнению диктаторское правление, которым они дорожат. Становится ясно, что ни одна из сторон не желает отступать или сдаваться, что создает патовую ситуацию, так как стороны были хоть и сильны, но равны в своей мощи и жажде победы. Они безрезультатно сражались друг с другом в затянувшейся борьбе, так продолжалось бы еще долго, но в дело вмешались анархисты.
— Пришло время и капиталистам, и коммунистам познать истинное значение хаоса.
Сказал Тишас, выходя из темноты вместе со своими многочисленными соратниками.
— Сегодня мы уделаем этих жалких тварей, которые верили, что могут угнетать нас без последствий!
С отчаянием и безумием, наполняющими их ряды, они бросились в бой, не считаясь ни с одной из сторон — только стремясь отомстить тем, кто игнорировал анархию как политическую силу или стремился подчинить ее себе. Внезапное нападение анархистов приводит к неожиданным потерям для обеих сторон, поскольку они пытаются скорректировать свои стратегии в условиях недавно введенной третьей боевой силы. Кровь и хаос безраздельно царят на этих изуродованных полях сражений, где павших трупов становится больше, чем живых. Клавдий воскликнул:
— Сучьи мрази! Как раз тогда, когда мы думали, что эта битва не может быть еще более испорченной, эти паскуды пришли и все сделали еще хуже!
Преисполненный ярости против этих новых мятежников, нарушающих и без того хаотичную обстановку, Донатус яростно приказывает своим собратьям-патриотам быстро адаптироваться и сразиться со всеми врагами, угрожающим их великой нации.
— Не позволяйте этим анархистским отбросам застать нас врасплох. Стойте на своем и разбирайтесь с ними точно так же, как со всеми этими коммунистическими отбросами!
Его собратья — патриоты энергично реагируют; их гнев подпитывается этим внезапным развитием событий. Когда пули безрассудно рассекают воздух со всех сторон — некоторые, кажется, даже бросают вызов гравитации, демонстрируя свою лояльность по отношению к той стороне, с которой они исходят, — становится ясно, что никто не в безопасности среди этого безумия, разворачивающегося на глазах. Когда Роло наблюдает, как анархисты сеют хаос и нападают как на его граждан, так и на коммунистов, выражение его лица меняется на выражение холодного расчета. Понимая, что они представляют угрозу для дела в такой же степени, как и для врагов, он быстро корректирует свою стратегию.
— Сражайтесь на два фронта, если придется! Мы не можем позволить этим хаотическим силам подорвать как нашу борьбу за социализм, так и нашу борьбу против капиталистического гнета!
Даже несмотря на то, что вокруг их усиливается анархическое кровопролитие, демонстрирующее порочность, несовместимую с целями любой из сторон, его товарищи остаются непоколебимыми в своей приверженности достижению окончательной победы любой ценой. Ожесточённое сражение охватывает все больше улиц, заливая их кровью и смертью. И без того полуразрушенный от потрясений город, превратился в руины под натиском противоборствующих сторон. Трупы валяются повсюду, а стрельба не смолкает ни на секунду. Полу живые повстанцы, оппозиционеры и другие, сражались из последних сил, не желая отступать ни под каким предлогом. Часы, проведенные на этом поле боя, превратили некогда цивилизованных граждан в кровожадных животных, преследующие лишь маниакальные желания. Сострадание, чувствительность, заботливость, все это исчезло, оставив лишь только худшие качества. Когда наступило затишье, в тумане можно было разглядеть искалеченные силуэты, которые копошились возле трупов, в надежде найти патроны и оружие. Гробовая тишина наступила на улицах, изредка прерываясь редкой стрельбой. Некогда красивый город превратился в серые развалины, оставив нормальных жителей ни с чем. Барон улыбнулся, смотря за происходящим через многочисленные мониторы. На его голоком поступил звонок, голограммы Роло, Тисаша и Донатуса возникли перед ним.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Господин, задача выполнена. Что дальше?
Спросил Донатус, на что барон, попивая дорогое вино, сказал:
— Приступайте к второй фазе…
НЕПРАВИЛЬНОЕ ИСКУССТВО
Роло стоял высокий и властный на сцене, его глаза осматривали массу гуманоидов перед ним. Он чувствовал электрическое напряжение в воздухе — безошибочную энергию, питавшую его решимость искоренить «ядовитое» влияние современной культуры и искусства. Когда он поднял руку, махая в знак признания их непоколебимой поддержки, рев эхом прокатился по толпе, заставив многих еще крепче прижать свои красные книги к груди. Лицо Роло было маской властной убежденности, когда он начал говорить.
— Товарищи, — проревел он в микрофон, — сегодня еще один день нашей славной революции! Непрекращающейся борьбы с буржуазными влияниями, которые слишком долго преследовали нашу нацию! — Его голос прозвучал ясно и сильно над морем разумитов, которые слушали его с восторженным вниманием.
Роло окинул взглядом собравшихся перед ним гуманоидов, убедившись, что все чувствуют себя причастными к этому знаменательному событию.
— Мы добились больших успехов в искоренении этих ядовитых элементов в нашем обществе. — он сделал паузу для драматического эффекта. — Но мы должны оставаться всегда бдительными!
Его глаза были прикованы к музею позади него — само его существование символизировало практики, противоречащие всему, во что верил Роло и его последователи. Пока он продолжал, на его лице появилось выражение отвращения.
— Сегодня мы выступаем здесь не только против так называемой современной культуры и искусства, но и против ревизионизма!
Это заявление вызвало бурные аплодисменты. Лицо Роло застыло от решимости, когда он готовился разоблачить лживую природу буржуазного искусства, выставленного в музее. Он повысил голос, решив просветить каждого разумита перед ним о его истинных намерениях.
— Товарищи! Буржуазия хочет, чтобы вы поверили, что их так называемое “искусство” представляет собой творчество и самовыражение. Но сегодня я здесь, чтобы сказать вам правду! — его слова отчетливо пронеслись по толпе, встретив восторженные возгласы согласия. — Эта декадентская демонстрация потакания своим слабостям является для них не чем иным, как средством для осуществления контроля над нашим населением с помощью тонких манипуляций и идеологической обработки! Они стремятся затуманить ваш разум ложными идеалами, ослабив вашу решимость!
Роло видел, что его слова возымели действие; собравшиеся стали сердито оглядываться на любые признаки буржуазного влияния на культуру. Зловоние отвращения витало в воздухе, поскольку все они объединились для одного общего дела — борьбы с этими коварными силами, стремившимися подорвать их революцию.
— Их “искусство” стремится восславить порок и коррупцию, деморализуя нас изнутри! — громко заявил Роло. — Это является оскорблением не только наших революционных принципов, но и препятствует продвижению нашей нации к справедливому и эгалитарному коммунистическому обществу!
Его сердце наполнилось гордостью, когда он стал свидетелем гнева, выгравированного на бесчисленных лицах перед ним, каждое из которых твердо привержено борьбе с капиталистами.
— Хотя искусство и культура могут казаться безобидными, а временами даже обогащающими, мы должны признать их такими, какие они есть: отвлекающими факторами, которые отвлекают нас от нашей важной миссии служения нашему государству и осуществления нашей великой революции!
Он поднял сжатый кулак в воздух, подчеркивая свою точку зрения.
