Форма входа
Книга онлайн » Научные и научно-популярные книги » История Европы » Альтернатива (Весна 1941) - Юлиан Семенов
Читем онлайн Альтернатива (Весна 1941) - Юлиан Семенов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
– По-моему, гениальный псих. Доктор вам сказал о его зяте? Адъютантик. Попробуйте. Может получиться.
– Спасибо. Теперь вот что... У вас с русской эмиграцией надежных связей нет?
– У меня лично нет.
– Понятно. А у вас лично, — улыбнулся Веезенмайер, — есть связи с теми, кто знает все о хорватских коммунистах?
Доктор Нусич вошел, держа в руках поднос, на котором были чеканный кофейник и три маленькие чашки на серебряных подставках. Горьковатый аромат турецкого кофе был густым и зримым, казалось, что воздух в комнате стал коричневым.
– Не голодны? — спросил Нусич Веезенмайера.
– Нет. Спасибо. Я стараюсь поменьше есть.
– Зря. Организм сам по себе откажется от того, что ему мешает.
– Я бы съел кусок мяса, — сказал Грац. — Или сыра.
– У меня великолепный соленый сыр. Вам принести, господин Веезенмайер?
Грац поморщился.
– Зачем спрашиваешь? Неси, и все. Буржуазная манера — угощать вопросом. Хорваты угощают, не спрашивая...
– Неприлично навязывать еду, — сказал Нусич, выходя.
Грац проводил взглядом доктора.
– Что касается хорватских коммунистов, то здешние большевистские агитаторы уже в тюрьме, их не выпустили, несмотря на амнистию...
– Я знал об этом в тот день, когда Мачек отдал приказ об аресте. Он арестовал их, чтобы показать нам свою силу... Серьезные люди?
– Очень. Особенно Август Цесарец.
– Талантлив?
– Да. — Грац внимательно посмотрел на Веезенмайера. — Нет, — поняв его без слов, сказал он, — Цесарец на контакт не пойдет. Он фанатик.
– Вы знаете, что Тельман не расстрелян?
– Почему?
– Будет очень славно, когда он обратится к немцам и скажет о правоте фюрера. Поддержка бывшего врага подчас важнее, чем славословия друга...
– Цесарец не согласится...
– Попробовать можно?
– Можно. У нас надежные подходы к тюрьме.
– Майор Ковалич?
– Ого! Сам признался или он уже давно с вами?
– Ковалич действительно верный человек, — усмехнулся Веезенмайер. — Попробуйте, а? Цесарец во-первых писатель, а уж во-вторых коммунист. Творческий человек, если он талантлив, всегда сначала «я», а потом «мы».
Грац покачал головой.
– Я не верю, что он согласится...
– А остальные? Которые взяты с Цесарцем? Что это за люди?
– Кершовани и Аджия — профессора, публицисты, теоретики. К их слову прислушиваются, и слава богу, что они лишены возможности говорить.
– Ну а Прица, например?
Лицо Граца стало презрительным.
– Он же серб. Серб, понимаете?
Веезенмайер медленно закурил, не отрывая глаз от Граца.
– Встречаемся завтра вечером. Здесь же. Да?
– Да. Погодите. Попробуйте сыр. Нусич скряга и дает домашним гроши на еду. Но ему присылают с гор великолепный сыр пациенты, которых он спасал от зубной боли.
После встречи с Грацем Веезенмайер вернулся в отель, где у него была назначена беседа с Фохтом. Проинструктировав оберштурмбанфюрера на ближайшие сутки, Веезенмайер поднялся к себе в номер, а Фохт отправился в город.
Он пересек улицу возле стоянки, где бросил свой маленький ДКВ.
– Господин Фохт, — окликнул его человек, сидевший за рулем большого синего «паккарда», — не откажите в любезности сесть на минутку ко мне в машину.
– С кем имею честь? — спросил Фохт, хотя сразу узнал полковника Везича: он только что внимательно разглядывал его фотографии, сделанные в разные годы.
– Да полно вам, — сказал Везич. — У меня личный разговор. Хотите, могу пересесть в вашу колымагу.
– Простите, но я не знаю вас.
– Знаете, знаете. Везич я, господи. Задержу на полчаса, не больше.
...Какое-то время Везич молча вел машину по маленьким улочкам Загреба. Лишь выехав из центра, он обернулся к Фохту.
– Здесь никто не помешает — ни ваши, ни наши.
– Я с детства мечтал о таких романтических поездках, — сказал Фохт. — Но никогда не думал, что соседство Турции может наложить столь заметный отпечаток на южнославянский характер.
– Что вы имеете в виду? Роскошь, храбрость, жестокость?
– Вы убеждены, что Турция — синоним жестокости? По-моему, Византию характеризует усложнение самой примитивной хитрости.
– Занятная трактовка Византии. — Везич посмотрел на часы. — Я уже отнял у вас девять минут. В моем распоряжении двадцать одна минута.
– Могли бы по дороге объясниться.
– Господин Фохт, чтобы не водить коня за хвост, хочу вам сказать, что запись беседы, которую ваш агент проводил с майором Коваличем, у меня в сейфе.
– Мой агент?
– Скажем, агент из вашей группы.
– Кто этот агент и чем занимается майор Ковалич?
– Вашего агента зовут Бранислав Йованович, он человек Евгена Граца, а Ковалич ведает оперативной работой среди политических заключенных. Адрес квартиры, где проходила беседа, нужен?
– Не обязательно.
– Если этот материал ляжет на стол министра внутренних дел, вас всех вышвырнут из Югославии как шпионов. А газетчики напишут, что ваши руководители поторопились: ведь в Словакию ваш шеф, доктор Веезенмайер, приехал уже после того, как танки господина Гитлера заняли Прагу...
– Шантажируете?
– Это не деловой разговор. И потом вы не тот человек, чтобы вас шантажировать. И я не такой человек. И характерами мы с вами отличаемся от несчастного Косорича, не так ли? Хотите ознакомиться с его посмертным письмом? Фотографии вашего сотрудника Дица и покойного Косорича подшиты к делу.
– Вы уже начали дело?
– Начал.
– Но это вашедело? Оно ведь не санкционировано свыше? Вы вправе распоряжаться им так, как подсказывает здравый смысл?
– Именно. Поэтому я и хочу предложить вам помочь мне, господин Фохт.
– В чем именно?
– Я хочу знать цель вашей поездки в Югославию и то, какие инструкции вами получены в Берлине.
– Будем считать, что разговор наш не получился.
– Этим вы даете мне полную свободу действий?
– Полную. Только советовал бы вам руководствоваться в своих действиях немецкой пословицей: «Поспешай с промедлением».
– Я как-то больше тяготею к латыни.
– Вы имеете в виду «промедление смерти подобно»?
– Да.
– К вопросу о том, кто медлит, а кто спешит. Видимо, ваше ведомство ознакомилось с тем, кто я есть, перед тем как выдать мне визу?
– Конечно.
– Теперь давайте рассуждать дальше: переговоры, которые ведутся в Белграде и в Берлине по линии министерств иностранных дел, сейчас в самой серьезной фазе. Вас об этом не информировали? Всегдашняя узость бюрократических ведомств: «Это твое, а то мое». Переговоры идут, и это очень серьезно. От них многое зависит в судьбе Балкан. Всякая попытка ошельмовать меня и моего шефа будет рассматриваться Риббентропом как акт вражды по отношению к рейху. Переговоры будут прерваны. И вина ляжет на вас, полковник Везич. Позволят ли вам вершить судьбы войны и мира?
– А вопрос стоит о войне и мире?
– Бесспорно.
– И что же, с вашей точки зрения, более выгодно в данной ситуации — война или мир?
– Для кого?
– Для Югославии.
– Политику Югославии определяют ее лидеры. Вот мы и хотим понять, чего они хотят: и те, которые сейчас у власти, и те, кто в оппозиции, тайной или явной.
– А что целесообразней для Германии?
– Это зависит от того, каковы намерения — мы имеем в виду истинные намерения — Югославии.
Везич взглянул на часы.
– Мы уложились как будто?
– Как будто.
Через семь минут Фохт пересел в свою машину и сразу же отправился к генеральному консулу Фрейндту, а оттуда в торговую фирму «Юпитер» (эта организация была в свое время куплена ведомством Канариса, но сейчас по договоренности Гиммлера с Кейтелем офицеры абвера, сидевшие «под крышей» торговцев, оказывали самую широкую помощь Веезенмайеру и его людям).
А Везич поехал в резиденцию заместителя премьер-министра Мачека.
– Русская нация — не устоявшаяся, в отличие от саксов и латинян, — сердито повторил приват-доцент Родыгин, — это говорю я, русский, до последней капельки русский.
Он то и дело раскланивался со знакомыми, и Штирлиц с усмешкой наблюдал, как злился Зонненброк, считая неуважительной такую манеру вести беседу. Но Ивана Антоновича Маркова-второго это не смущало, он, как, впрочем, и большинство из тех, кто по предложению Зонненброка пришел сейчас в дом генерала Попова, слушал самого себя, говорил для себя и занят был более всего самим собою.
– Неустоявшаяся нация не могла бы сотрясать континент! — сказал Марков-второй. — Индусы и всякие там арапы воистину не устоялись; и поныне бродят, как брага; а мы...
– Будет вам, — перебил его Родыгин, «сделав ручкой» лейб-гвардии корнету Василию Макаровичу фон Розену, — статистика вас опровергает. У русской нации генофонд подвижный, а посему огромное количество флюктуаций при рождении. Из десяти немцев — пусть наши германские друзья не сердятся — рождается пять умственно крепких особей, пять средних и ни одного идиота. На миллион — один гений. А русскую семью отличает громадная отклоняемость от среднего уровня, — он взял Маркова-второго за лацкан пиджака и приблизил к себе, — либо гении, либо идиоты. Поэтому в России всегда было трудно гению и легко идиоту — общенародное сознание-то ориентировалось на человека слабого, который сам не пробьется, силенок мало. Отсюда русский культ богоматери, которая спасет и прикроет. В отличие от готического культа воспарения вверх нас отличает культ земли, культ прикрытия малого великим.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Альтернатива (Весна 1941) - Юлиан Семенов бесплатно.