Кто тебя разберет, подумал Гуннар Барбаротти, разглядывая сидящего перед ним костлявого то ли уже юношу, то ли еще подростка.
— Как жизнь? — спросил он, пытаясь вспомнить принятые среди молодежи формулы приветствия.
— Плохо спал.
— Могу себе представить… тебе ведь не особенно уютно здесь, в Чимлинге?
— Не особенно, — искренне подтвердил Кристофер. — Лишь бы Хенрик нашелся.
— Делаем, что можем, — сказал Гуннар Барбаротти. — Стараемся. Именно поэтому мне надо тебя кое о чем спросить.
— Я готов.
Он не так прост, подумал почему-то Гуннар. Надо иметь это в виду.
— Знаешь, я рассуждаю так, — сказал он вслух. — Все говорит о том, что твой брат ушел из дому вполне добровольно. Никто его не похищал. А ты как считаешь? Вдруг его среди ночи что-то осенило, он снялся и убежал?
Кристофер немного помолчал.
— Нет, — сказал он. — В это я верю слабо.
— Другими словами, он знал заранее, что уйдет. Или ему кто-то позвонил и попросил куда-то прийти.
— Мы уже вчера это обсуждали.
— Знаю. Но бывает, что человек что-то вспоминает и задним числом. Значит, ты уверен, что не слышал телефонного сигнала? Уснул и ничего не слышал?
— Именно так, — твердо сказал Кристофер. — Уснул и ничего не слышал.
— Даже если человек спит, такой сигнал может… короче, человек может услышать такой сигнал даже во сне. Он может и не проснуться, а потом все равно вспомнит, что во сне слышал телефонный звонок.
— А-а-а… вот вы о чем… Да, так бывает, но я ничего не слышал.
— Ты знаешь, какой у Хенрика сигнал?
Кристофер задумался.
— Не уверен… скорее всего, не знаю. Я помню, какой у него был сигнал в Сундсвале, но это было давно… У него и телефон новый.
— И ты никогда не слышал, как он звонит?
— Нет… хотя подождите… слышал! Реально слышал! Когда мы ехали сюда. Слышал! Папа с мамой оставили свои мобильники дома, а бабушка… или дедушка, не помню… кто-то из них позвонил. Но какой сигнал, не помню. Какой-то самый обычный.
— Не лошадиное ржание? Или там церковный орган? Или волчий вой?
— Нет, такое я бы запомнил.
— Ну, хорошо. Оставим пока эту тему. Давай представим, что Хенрик собирается куда-то уйти и просто лежит и ждет, пока ты уснешь. Может такое быть?
— Конечно.
— Вот я и подумал… а почему ты об этом ничего не знал?
— Что?! С какой стати он стал бы мне что-то сообщать?
— А вот этого я не говорил. Он тебе ничего и не сообщал. Но ты же мог что-то заметить?
— Что я мог заметить? С какой стати?
— А с той стати, что ты делил с ним комнату. Вы почти все время чуть не терлись друг о друга. Наверняка говорили о многом. И ты вполне мог что-то заметить.
— Но я не заметил…
— Я не имею в виду, что ты что-то заметил и обратил на это внимание. Ты мог заметить и не обратить внимания, а теперь, когда все так сложилось… попробуй, я тебя очень прошу… попробуй вспомнить: может быть, что-то тебе показалось необычным в его поведении? Какой-то намек, что он что-то затевает?
— Нет.
— Ни малейшей детали?
— Нет.
— Ты уже пробовал?
— Я только об этом и думаю.
— Он никого не называл из знакомых здесь, в Чимлинге?
— Нет.
— Были ли у него здесь знакомые, кроме дедушки с бабушкой?
— Насколько мне известно, ни единой души. А откуда? Мы же здесь почти никогда не были. Я, например, никого не знаю.
Гуннар Барбаротти замолчал. Он вдруг почувствовал полное бессилие — эта загадка не решится никогда. Но профессия взяла верх.
— И все же что-то должно быть, — медленно, чуть не по слогам, произнес он. — Ты же согласен? У Хенрика был какой-то план, и мне, например, кажется странным, что ты ничего не заметил…. Ты же, надеюсь, понимаешь, что меня сейчас интересуют малейшие догадки… малейшие отклонения, малейшие… назовем это так: малейшие неправильности в его поведении. Что-то не так, как всегда…
Он подождал пару секунд, давая мальчику возможность либо согласиться, либо отвергнуть его предположение. Но тот опустил глаза в пол и прикусил губу.
— Что-то, что могло тебе показаться полной чепухой, потом может стать решающим ключом к загадке. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю?
Кристофер Грундт кивнул. Взгляд его стал стеклянным, он словно всматривался в какую-то точку за спиной Гуннара. Барбаротти исподтишка наблюдал за ним. Самый прямолинейный возраст, вспомнил он. Может быть, что-то и проклюнется.
— Я очень хорошо понимаю, о чем вы, — неожиданно очнулся Кристофер. — И все равно ничего не могу вспомнить.
Вот так, устало подумал инспектор Барбаротти и тяжело вздохнул.
Глава 20
Рождественские праздники пришли и ушли.
Сара постепенно выздоравливала. Канун Рождества они провели перед телевизором. Арне Вайсе сменил цвет волос, пол и даже имя: теперь его звали Блоссом. Сара полулежала на диване под подоткнутым со всех сторон одеялом, а он примостился в кресле и то и дело выбегал на кухню принести очередное лакомство. Суши. Черные оливки. Блинчики с икрой и сметаной. Все это он купил за полчаса на рынке, каждую минуту посылая благодарственные молитвы вне всяких сомнений существующему Богу. Интересно, что там у них на столе в Мальмбергете? Как-то раз он там был и до сих пор с отвращением вспоминал свиную ножку, которую грыз не менее получаса. После «Калле Анки»[41] он позвонил родственникам и пожелал счастливого Рождества, узнал, что Мартин подвернул ногу на лыжах, что сегодня двадцать два мороза, а в остальном все в порядке.
Почти все остальное время они читали полученные в подарок друг от друга книги. Он подарил ей Моа Мартинсон[42] и Кафку — это была ее просьба. Причины такой комбинации так и остались ему неясны. Наверное, какое-нибудь школьное задание: прочитать Кафку и почему-то Мартинсон. На его долю достался «Поезд» Пита Декстера.
В случае с исчезновениями никакой подвижки не произошло. Вечерки конечно же пронюхали, кем был один из исчезнувших, но новость прошла более или менее незаметно на фоне многостраничных рождественских материалов. А может, еще проще: у героев документального мыла такой короткий период полураспада, что через два месяца о них никто и не помнит. Он позвонил Розмари Германссон и узнал, что звонил какой-то журналист и еще кто-то фотографировал дом. Вот и все. Ну и слава богу.
Ничего более интересного он не узнал. Эбба Грундт с мужем и Кристофером остались на Рождество в Чимлинге: было бы странно возвращаться в Сундсваль без Хенрика, объяснила Эбба. Но поздно или рано, если ничего не прояснится, они все равно должны будут уехать.
Гуннар Барбаротти согласился с таким решением и добавил, что полиция «принимает все меры» для раскрытия загадочных исчезновений.
Это была чистая правда, хотя «все меры» сводились пока к ожиданию сигналов случайных свидетелей и сведений от операторов мобильной связи. Эти сведения тоже задерживались — как-никак, Рождество. Обычно дело шло быстрее. Молльберг с помощью ассистентов Линдстрёма и Хегель занимался проверкой знакомств Роберта Германссона, и уже к вечеру Рождества Барбаротти получил результаты: ни один из четырех «близких знакомых» и ни один из девяти из классного списка даже понятия не имел, что Роберт находится в Чимлинге. Во всяком случае, они утверждали это со всей уверенностью, и у Молльберга не было ни малейшей причины сомневаться в их правдивости.
Вот так и обстояли дела. Гуннар даже позвонил Розмари Германссон и спросил, не говорили ли они кому-нибудь из посторонних, что Роберт и Хенрик собираются их навестить. Она отошла на секунду посоветоваться с мужем. Нет, ни она, ни муж ни с кем на эту тему не говорили. Но это не исключает, конечно, что кто-то как-то… через кого-то… мог и узнать.
Хотя бы в школе, предположила она. Там-то все новости выплывают наружу. Особенно плохие.
— Но насчет Роберта все помалкивали? — спросил Гуннар.
— Да, про Роберта даже не упоминали, — согласилась госпожа Германссон.
Он поблагодарил и повесил трубку. От этого разговора он нисколько не поумнел, но к такому не привыкать. Взял из холодильника последний ролл и вернулся к Питу Декстеру.
На второй день Рождества Саре стало настолько лучше, что она оделась, прибрала комнату и пошла прогуляться с подругой. Гуннар Барбаротти решил позвонить Эве Бакман — та уже четыре дня провела в семейном кругу и, возможно, нуждалась в смене обстановки. Хотя никакие соревнования или тренировки по бенди в эти дни не намечались, но кто знает?
— Может быть, выпьем по чашке кофе в «Аисте»? Мне бы очень хотелось обсудить этот случай именно с тобой.
Эва согласилась так быстро, что он заподозрил, что она только и ждала повода удрать из дома. Вилле с ребятами все равно идут в кино, оправдывалась она, так что я могу со спокойной совестью выпить с тобой кофе. Гуннар почему-то решил, что всю эту версию с кино она придумала на ходу, но промолчал: ему была важна ее точка зрения на всю эту чертовщину.
