– Ничего более нудного и утомительного, чем обряд воскрешения мертвеца, не существует, – согласился Чиффа. – Погоди-ка. Хочешь сказать, ты это умеешь? Ну ничего себе. Я, конечно, подозревал, что ты не так прост, как кажется, но не настолько же!
– Умею, да. Собственно, я почему вспомнил: этому ритуалу я научился, собирая крупицы информации из разных книг, именно так, как только что рассказывал. И все у меня прекрасно получилось – если не принимать во внимание тот факт, что я рассчитывал вернуть мертвецов к настоящей жизни, а получил просто трупы, способные шевелиться и издавать звуки. Для меня это была катастрофа. Но ритуал я восстановил и воспроизвел правильно, сейчас только это и важно.
– Да уж, – вздохнул Чиффа. – А ты небось хотел победить смерть? Очень хорошо тебя понимаю. Все мы через это проходим. Очень важный, на мой взгляд, этап развития. Непобедимый противник – наилучшая мотивация для бесконечного самосовершенствования. А смерть и есть самый непобедимый противник.
– Строго говоря, этот противник имеется у каждого живого человека, – заметил я. – Не надо представлять собой нечто исключительное, чтобы осознать собственную смертность. И вполне естественно для человека испытывать по этому поводу, скажем так, некоторое недовольство.
– Зато надо представлять собой нечто исключительное, чтобы противостоять смерти. Не бояться ее, не грустить, размышляя о неизбежности, не испытывать по этому поводу некоторое недовольство, как ты остроумно заметил, а деятельно ей противоборствовать. Это очень важный опыт, сэр Шурф. Даже поражение в такой битве стоит нескольких дюжин побед. В данном случае важно, что битва имела место. Этого достаточно.
– Спасибо, – сказал я. – До сих пор я смотрел на это дело иначе. Думал, тут нечем гордиться – принял желаемое за действительное, потратил несколько лет на погоню за бессмысленным и бесполезным знанием, наломал дров, еще и лиса убил, дурак.
– Какого лиса?
– Обыкновенного серебристого лиса, вашего тезку. Он жил со мной с детства, был совсем ручной, вернее, не ручной, а настоящий друг, прекрасно понимал Безмолвную Речь… Неважно. Я его убил, чтобы оживить, просто больше никого не оказалось под рукой, и в любом случае я был уверен, что это ненадолго. А потом оказалось, что жизни в этом вяло передвигающемся трупе не больше, чем в обгоревшем полене. Честно говоря, меня это подкосило.
– Понимаю, – кивнул Чиффа. – Тут, конечно, ничего не попишешь, что сделано, то сделано. Но теперь ты просто обязан победить смерть. Не “можешь”, а именно обязан.
Я адресовал ему вопросительный взгляд. Дескать, в принципе, никаких возражений, но причинно-следственной связи не улавливаю.
– Вопрос цены, – он пожал плечами. – Всего лишь вопрос цены. Когда оплачиваешь свое участие в битве чужими жизнями, победа становится твоим долгом. Священной обязанностью. Это сродни фундаментальному правилу охотников: просто так жизнь не отнимают. Если убил зверя, съешь его мясо, сшей одежду из шкуры или продай добычу тому, кто в ней нуждается, – это нормально. Но убить живое существо и выбросить труп в болото, не использовав мясо и шкуру по назначению, – преступление против самой жизни; рано или поздно она с тобой поквитается. Это понятно?
– Пожалуй.
– Очень хорошо. Теперь смотри: ты убил лиса ради дела, которое расценивал как важную часть своей битвы со смертью. Правильно? Если после этого ты просто помрешь как дурак – в трактирной ли драке, в королевской тюрьме или двести лет спустя в собственной стариковской постели, – я хочу сказать, если твоя битва со смертью будет проиграна, считай, что ты выбросил труп своего приятеля в болото. Зато если ты каким-то, даже мне пока непонятным образом победишь смерть, бессмертие станет вашим общим достоянием. Я не обещаю, что в один прекрасный день этот лис выскочит из кустов и заберется к тебе на колени, но и так может случиться, потому что с человеком, выигравшим главную битву своей жизни, может случиться вообще все что угодно.
Никогда прежде я не думал, что можно стать счастливым только потому, что какой-то человек произносит вслух некоторые слова, складывая их в определенном порядке. Оказалось, бывает и так. Я слушал Кеттарийца и не плакал от счастья только потому, что ни тогда, ни прежде, ни потом, вообще никогда не был человеком, способным заплакать от счастья. Но только поэтому.
– Та же самая история с этими грешными Перчатками, – задумчиво добавил Чиффа. – Отнял ради них две жизни – всё, будь добр, в лепешку расшибись, но Перчатки сделай и используй. Кстати, еще и поэтому я не могу допустить, чтобы Мир рухнул. Такое количество народу ради этого перебил – я и чисел-то таких не знаю. Мои обязательства, как видишь, куда серьезнее, чем твои.
– Ну, как я понимаю, в скором времени это будут наши общие обязательства.
– Мне очень нравится твой подход к делу, коллега. Знал бы, как приятно иметь с тобой дело, давным-давно прибрал бы тебя к рукам.
– Думаю, мне следует отправиться прямо сейчас, – сказал я. – Не знаю, что творится в отцовскомдоме, давно не интересовался. Возможно, сперва придется наводить там порядок. Ну и вообще глупо терять время, когда ясно, что нужно делать.
– А ничего там не творится. Я не поленился, навел справки, ну и сам поглядел. Стоит пустое здание, люди, которые за ним присматривали, разбежались кто куда в ужасе – а вдруг тебе взбредет в голову пожить дома? Кузены твоего отца и ваше орденское начальство ждут не дождутся известий о твоей гибели, чтобы с легким сердцем затеять имущественную тяжбу. Но пока ты жив, они туда не сунутся. Вот они, преимущества скверной репутации.
– Хорошие новости, спасибо. Значит, можно отправляться прямо туда.
– Можно. Только выслушай один дружеский совет, на прощанье.
Чиффа умолк, нахмурился, немного подумал и добавил:
– И имей в виду, когда я говорю “совет”, это значит, что уважение к тебе да и к себе не позволяет мне использовать слово “приказ”. Да и с чего бы вдруг я стал тебе приказывать? Но не хотелось бы, чтобы ты всерьез тратил время на размышления, следовать ли моим советам или поступать по-своему. Следовать, обязательно. Обещаю, что тебе не придется об этом сожалеть.
– Понимаю, – сказал я. – Спасибо, что внесли ясность.
– Хорошо. Так вот, совет. Ты, будь любезен, на людях держись так, словно ничего не изменилось. Яимею в виду, продолжай прикидываться Безумным Рыбником. А когда захочешь или для дела понадобится вести себя как нормальный человек, изменяй внешность. Умеешь?
Я покачал головой. Насколько мне было известно, перемена внешности – один из наипростейших фокусов, просто до сих пор мне это было без надобности. Что в детстве, что потом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
