Едва справа подступили на помощь Огюстен с козлом, лекарь развернулся и взмахнул руками так, будто толкал тяжелую повозку. Из его ладоней взметнулся темный, как порох, вихрь. Шевризетт перекувыркнулся через витые рога, а Огюстен опрокинулся на спину, придавив собой гвардейца. Тот захрипел, словно на него рухнула повозка с зерном, но пырнул великана под ребро. Голова моего Голема запрокинулась, и я забыла, как дышать.
– Брюнета-мальчишку не убивать, только обезоружить! – рявкнул лекарь гвардейцам.
А затем опустил руки и ссутулился, будто выплеснул только что последние силы. Я уже хотела было ринуться к Огюстену, но тут Этьен вскрикнул и упал навзничь. Я похолодела. Это де Моле, придерживая ладонью бок, сзади пронзил плечо парня шпагой.
– Этьен! – дернулась я, и мое сердце едва не остановилось.
Сын лекаря попытался подняться, но де Моле со всей силы вдавил каблук в кровоточащую рану на плече и приставил к горлу моего защитника острие шпаги.
«Где же мадам Тэйра? Или она погибла? Почему не встает Огюстен?» – заметалась я. Де Моле снова с силой наступил на рану Этьена. Тот застонал, но все же пытался вырваться. Пара гвардейцев придавила к земле его руки и ноги.
– Вам все равно?! Вы не защитите сына?! – с ужасом воззвала я к лекарю.
Лекарь не сказал ни слова и смотрел на все, сузив глаза. Его лицо было жестоким и злым.
Этьен снова застонал. Не в силах смотреть, как его терзают, я завопила, обливаясь слезами:
– Прекратите! Прекратите его мучить. Я сниму защиту.
– Вот это другой разговор, – процедил лекарь. – Но сначала сними.
Он кивнул де Моле, и тот пнул носком сапога в залитый кровью рукав младшего Годфруа.
– Не смей, Абели! – глухо закричал мне Этьен.
Нет, я не могу так. Я закрыла глаза и мгновенно представила, что пузырь лопнул. В следующую секунду мсьё Годфруа заломил мне руки назад.
– Гад! Отпусти ее! – взревел Этьен.
– Пора уже поумнеть, – холодно ответил лекарь из-за моей спины. – Баб много. Эта не последняя. Зато теперь ты станешь бароном.
– Будь ты проклят! – с чувством произнес сын и умудрился-таки лягнуть гвардейца высвободившейся ногой.
И тут со всех сторон: из кустов ежевики, из-за валунов, со склона показались вооруженные до зубов мужчины. Все крупные, как на подбор, то ли разбойники, то ли наемники. Их было много – дюжины три. Все они надвигались на нас.
– Не бойтесь! – заявил лекарь. – Ведьма никак не уймется! Они ненастоящие, как и дракон. – И он дернул меня за волосы так, что я взвизгнула. – Убери их, дьявольское отродье, слышишь?!
Я ничего не успела ответить, как вооруженная орда накинулась на поверивших лекарю гвардейцев. Всё вокруг превратилось в хаос на несколько минут, и, наконец, затихло. Разбойники, или кем они там были, легко расправились с гвардейцами и де Моле. Шевризетт взмахнул копытами и подскочил.
Лекарь потащил меня к лесу, и краем глаза я заметила, как, шатаясь, начал подниматься Огюстен. И вдруг кто-то оторвал от меня лекаря и отшвырнул, как крысу.
Я оглянулась. За моей спиной стояла мадам Тэйра и здоровенный, как буйвол, пучеглазый молодчик. К слову сказать, его выпученные глаза были стеклянными – такими же, как у Огюстена.
– Это ты, проклятая карга! – сплюнул мсьё Годфруа. Его схватили пара головорезов с остекленевшими взглядами.
– Что дальше, госпожа? – спросил один из них, с красной повязкой под шляпой.
– Держите пока, – проскрежетала старуха. – И глядите, чтобы даже пальцами финтиля не выделывал. Знаю я его! Да, Жан-Мишель? – ехидно прищурилась моя пра-прабабка.
– Тебе давно пора червей кормить, – с ненавистью бросил мсьё Годфруа, сверкнув глазами.
– Ну-ка, Кристоф, малыш, – обратилась мадам Тэйра к буйволоподобному молодцу, – завяжи колдунишке глаза. Нечего ему тут зыркать.
– Будет сделано, госпожа.
Лекарь смачно выругался. А Малыш Кристоф стянул с головы повязку и, сложив ее вчетверо, выполнил приказ.
– Ну вот, а ты говоришь, Големы не нужны, – проворчала старуха. – Нужны. И побольше, побольше…
Да уж, в помощниках мадам Тэйра недостатка не испытывала. Интересно, как она их подбирала? И где? Все плечистые, рослые, крепкие, будто гладиаторы с римской арены. Они мигом связали де Моле и гвардейцев, усадив их спина к спине, и застыли в ожидании новых указаний. Целая армия со стеклянными глазами. То еще зрелище! Рядом с ними Огюстен не казался таким уж великаном. Он бродил вокруг, как пьяный, и беспрестанно тряс головой. Ну, хотя бы живой!
Выдохнув, я кинулась к Этьену. Он пытался сесть с перекошенным от боли лицом. Я хотела помочь, но Этьен лишь буркнул:
– Я сам! – и все-таки сел.
Разорванная рубаха не скрывала ужасную рану на его плече: в развороченной окровавленной плоти чернели комья земли. Я приложила ладонь, и Этьен с шумом втянул сквозь зубы воздух.
– Эй, не надо меня лечить, – тут же опомнился он и отпрянул, чуть не потеряв равновесие.
– Надо, – я прижала рану рукой и зажмурилась.
Черт! Как же это было больно! Меня обожгло, словно металл вонзился и в мое плечо. Голова закружилась, пламя растеклось по всему телу и медленно стало гаснуть. Спасибо, Святой Антоний! Сглотнув, я открыла веки.
Дыра на плече затянулась, будто ее и не было. Этьен смотрел на меня, как на сумасшедшую, как на ведьму, как на святую.
– Ты, ты, ты…
Я попыталась улыбнуться. Образ Этьена в фиолетово-розовом облаке расплывался перед глазами. Я встряхнула головой, пытаясь унять собственную боль.
– Ты и в прошлый раз так же? – наконец, выговорил Этьен.
– Да. Давай сюда руку.
– Не надо, – помрачнел он. – Само заживет. Не сахарный.
– Перестань, – устало проговорила я и потянулась к его руке.
Он подскочил и разорался:
– Я сказал, не надо! Оглохла?! Иди вон к своему кретину деревянному! У него, похоже, последние мозги вышибло!
Я закусила губу от обиды. Что это с ним? Будто не за меня дрался, как лев, только что. Слезы комом стали в горле. Я поднялась с травы и направилась к Огюстену. Вот ему точно нужна моя помощь, не то, что этому грубияну. Огюстен предан, а еще любезен и мил, когда возвращается к нормальному облику. А я-то, дура, побежала в первую очередь к сыну лекаря.
Пыхтя и сопя, я подошла к великану.
– Огюстен!
– Го-го-госпожа, – его будто била лихорадка.
– Стань на колени.
Он послушался. И я положила ладони ему на голову. Тряска Огюстена передалась мне, и сквозь тупую боль, всплесками втекающую в мои руки я услышала голос Этьена:
– Мадам, что вы собираетесь делать с моим отцом?
Глава 23
Я не могла поверить своим ушам – Этьена волнует судьба негодяя-папеньки? После всего?! Нет, мне никогда его не понять. Пожалуй, и пытаться не стоит.
Мадам Тэйра проскрипела иронично:
– Да вот думаю, что лучше – пятки ему поджарить или в пропасть выбросить. У тебя есть предложения, Тити?
– Мой отец. Предоставьте мне решать, – резко вставил он.
– Не думаю, что ты решишь правильно, – съехидничала бабка. – Свой осел родней соседской лошади.
– Этьен! – хрипло взмолился лекарь. – Я ведь для тебя стараюсь! Разве мне, старому, нужен титул? Тебе он нужен. Чтобы не прогибаться под господами, а самому стать господином. Все ради тебя!
– Я не просил, – сказал Этьен, стягивая с лица мсьё Годфруа повязку, – ради меня еще одну душу загубить. А ты уже и счет потерял, да? Честно скажи! Хотя бы раз в жизни.
– Да кого я погубил, сынок? – заюлил лекарь. – Москитов? Зайца на охоте? Да разве я желал плохого Абели твоей разлюбезной? Бог свидетель. Только благость. Одну благость. Что ей стоило вылечить короля и стать придворной целительницей? В роскоши купаться?
Этьен побледнел, губы превратились в тонкую сухую линию. Скосив глаза на меня и Огюстена, он лишь бросил:
– Она не моя.
Сердце у меня в груди сжалось, стало больнее, чем от всего остального. И если бы сейчас под моими ладонями не затих израненный Огюстен, я бы убежала в лес. Невыносимо было оставаться рядом с Этьеном.
– Сынок, не слушай баб – ни молодую, ни старую. Им бы только колдовать. Освободи меня и… – вкрадчиво начал лекарь.
– И ты еще кого-нибудь по банкам расфасуешь? – вскипел Этьен.
Мсьё Годфруа стоило больших сил оставаться спокойным, но он сдержался, ерзая на кочке:
– В конце концов, если б твоя мамаша не украла деньги, стал бы я затевать…
– Не впутывай мать! – рявкнул Этьен. – Деньги, деньги, всегда деньги!
– Тити, нехорошо орать на отца. Кто тебя только воспитывал? – встряла мадам Тэйра и всплеснула руками: – Ой, лопни мои глаза, ведь он же тебя и воспитывал. Тогда ори, ори, детка. Давай хором: ду-ше-гу-бец!
Лицо Этьена вдруг приобрело равнодушное выражение. Он подбросил носком сапога камень:
– Я умываю руки. Решайте сами. Не убивайте только.
