— Это весьма интересно. Как я уже говорил тебе, я считаю, что это прекрасный образец Мак-Иннеса.
Изабелла покачала головой:
— Нет, Гай. Это вовсе не Мак-Иннес.
Владелец кафе, заметив Изабеллу, подошел к ней поздороваться. Она заказала два кофе, затем снова повернулась к Гаю.
— Я считаю, что это подделка, написанная неким Фрэнком Андерсоном. Я не знаю, кто он и где находится. Но эта картина написана им, а не Мак-Иннесом. Я знаю это, Гай. Не так-то просто объяснить, откуда я это знаю, но я уверена.
Подали кофе по-венски. Гай примял ложечкой взбитые сливки, глядя в чашку, словно искал там решение. Изабелла за ним наблюдала.
— Ты меня просишь, — наконец сказал он, — просишь не доверять моему собственному суждению о подлинности картины. На каких же основаниях? Что это за непростые основания?
Она рассказала ему все, описав ту минуту, когда стояла перед поддельным Мак-Иннесом в Барнхилле. И о том, насколько уверена была в том, что та же рука написала большую картину, которую он только что продал.
— Ты говоришь, что можешь сразу узнать, как только взглянешь, — закончила она свой рассказ. — Я тоже могу. По крайней мере, в этом случае.
Целую минуту оба они молчали. Затем Гай вздохнул.
— Что же мне теперь делать? — Он скорее думал вслух, нежели спрашивал Изабеллу. — Полагаю, мы свяжемся с покупателем и скажем ему, что у нас есть сомнения относительно этой картины. А что потом? — Он взглянул на Изабеллу, ожидая предложений.
— Дело не только во мне, — сказала она. — Будь я единственной, кто сомневается в этой картине, то была бы не столь убеждена. Но, по-моему, лицо, купившее Мак-Иннеса на аукционе, думает то же самое.
Гай взглянул на нее скептически.
— Значит, ты полагаешь, что это тоже подделка?
— Уолтер Бьюи предложил мне ее купить почти сразу же после того, как приобрел, — решительно произнесла Изабелла. — Думаю, он это сделал, потому что узнал правду и захотел избавиться от картины.
Гай покачал головой:
— Уолтер Бьюи? Это чушь, Изабелла. Уолтер Бьюи… Нет, он не такой. Он никогда не стал бы…
— Тогда почему он пытается ее продать?
Гай засмеялся:
— Я могу привести тебе множество примеров, когда люди меняли свое решение — более или менее сразу после того, как его приняли. Они приносят картину домой и обнаруживают, что она не смотрится в их комнате. Или кто-нибудь обронит замечание про эту картину, и они приходят к выводу, что она не соответствует их вкусу. Есть сто одна причина, по которой люди внезапно меняют решения.
Слушая его, Изабелла думала о том, что люди, конечно, могут передумать, но в данном случае слишком много фактов говорит о том, что это не так. Пусть Уолтер Бьюи — образец респектабельности в глазах общества, но у таких людей часто есть тайная, темная сторона. Тому существует много примеров, и, в конце концов, именно Эдинбург породил создателя доктора Джекила и мистера Хайда.
— В любом случае я сделаю то, что необходимо, — заверил ее Гай. — Мне кажется, что ты заблуждаешься на этот счет, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы узнать побольше — в том случае, если есть что выяснять. Я скажу покупателю. И наведу справки об этом Фрэнке Андерсоне.
— Это имя ничего тебе не говорит? — спросила Изабелла.
У Гая сделался задумчивый вид.
— Весьма смутно, — ответил он. — Ничего не могу вспомнить. Но я разузнаю и дам тебе знать. — Он сделал паузу. — Ты хочешь, чтобы я поговорил с Уолтером Бьюи?
Предложение было соблазнительным. Если бы Гай и это взял на себя, ей не пришлось бы больше ничего предпринимать. Но Изабелла была не из тех, кто сразу же снимает с себя ответственность, поэтому ее ответ был отрицательным. Она поговорит с Уолтером Бьюи сама. Она вмешалась в эту историю и должна заниматься ею до конца. Дело принципа. И это, подумала она, направляясь обратно, в сторону Дандэс-стрит, мимо элегантных садов, протянувшихся вдоль левой стороны Квин-стрит, как раз то, что нужно Эдинбургу. В таком месте, как Эдинбург, ни к чему испытывать слишком сильные волнения. За такими вещами лучше съездить в Глазго или даже в Лондон, если уж очень хочется.
Когда Изабелла вернулась домой, Грейс тут же забрала у нее Чарли. Сказала, что хочет пойти с ним в сад, пока хорошая погода, потому что она может в любую минуту измениться.
— Эта лиса разрыла половину маленькой клумбы с розами, — сообщила Грейс. — Знаете, ту, возле сарая в саду.
— Возле беседки?
— Называйте как хотите. Да, там. Она вырыла большую яму и разбросала землю по всему газону.
Изабелла взглянула в окно. Трава возле беседки действительно была темнее.
— Наверное, он решил вырыть новую нору, — предположила Изабелла. — Наверное, даже у лис есть свои планы на будущее. По-видимому, они сталкиваются с той же дилеммой, что и мы: обновлять старую или рыть новую нору.
Грейс одарила Изабеллу взглядом, в котором сквозили и недоверие, и насмешка.
— Они не способны рассуждать таким образом, — заключила она наконец.
Изабелла взглянула на нее в ответ, но ничего не сказала. Проблема с Грейс заключается в том, подумала она, что та понимает все буквально. Но коли на то пошло, то это проблема многих людей. Очень немногие могут наслаждаться полетом фантазии, а уж тех, кто способен оценить тонкий юмор и понять абсурдное, можно по пальцам перечесть. Изабелле вспомнилось, как она была на конференции в колледже Крайст-Чёрч, в Оксфорде, и сидела в Большом зале за завтраком рядом с одной японкой, которая сопровождала мужа, философа, на конференцию «Кант в наше время»; та вдруг повернулась к ней и сказала: «Я так старомодна. Я чувствую себя дронтом».
Эта искренняя фраза была навеяна обстановкой старинного зала, портретами глав и благотворителей колледжа, давно ушедших, атмосферой прошлого, и Изабелла прониклась симпатией к этой женщине.
— Я уверена, что должен существовать клуб для дронтов, — сказала она. — Клуб дронтов. И его члены встречались бы в таких местах, как это.
Глаза женщины расширились, и она расхохоталась:
— Клуб дронтов! Это так остроумно!
Не очень-то это было остроумно, подумала Изабелла, но в ту минуту возникло ощущение контакта разных культур и родственные души нашли друг друга. Время от времени такое случалось, когда Изабелла встречала того, кто смотрел на мир так же, как она, и понимал юмор. Но только не сейчас, когда она беседует с Грейс о Братце Лисе, который испортил маленькую клумбу с розами.
— Нам нужно следить за этой лисой, когда рядом Чарли, — сказала Грейс.
Изабелла нахмурилась. Грейс предполагает, что Братец Лис может причинить вред Чарли? Способны ли лисы на такое?
Грейс как будто прочитала ее мысли.
— Они уносят ягнят, — мрачно произнесла она. Мысль, что кто-то может съесть Чарли, привела Изабеллу в ужас. Даже мысль об опасном мире, который его ожидает, где полно существ, способных ему навредить, тревожила ее, но съесть…
— Братец Лис не причинит ему вреда, — возразила она. — Лисы не кусаются, если только не загонять их в угол. Да и коли на то пошло, волки тоже. — Хотя ей смутно припомнилось, что она читала о лисе, которая действительно укусила ребенка в Лондоне. Но это, наверное, была городская лиса, испытывавшая сильный стресс. Братец Лис не такой.
Если Грейс готова была признать, что лисы не столь опасны, то уж волки — это совсем другое дело.
— А волки — это другое, — сказала она. — Волки очень опасны. У меня есть сестра в Канаде.
Изабелла приподняла бровь. То, что у кого-то есть родственник в Канаде, еще не дает право авторитетно высказываться на тему волков, даже если это и придает вес суждениям этого лица на какие-то другие темы.
— Волки, насколько известно, никогда не нападали на человека, — продолжала Изабелла. — Они держатся подальше от людей. — Ей хотелось добавить, что она сама была в Канаде и не видела ни одного волка, что придало бы убедительность ее утверждению, будто волки избегают людей, но если быть до конца правдивой, пришлось бы сказать, что она была только в Торонто, что несколько ослабило бы ее доводы.
— Ну что же, все, что я хотела сказать, — заявила Грейс, беря на руки Чарли, — это что нам было бы лучше без лисы. Особенно теперь, когда есть Чарли. Вот и всё.
Вопрос был закрыт, и Изабелла отправилась в свой кабинет, чтобы разобраться с почтой. Поскольку она считала, что скоро перестанет быть редактором «Прикладной этики», то запустила дела, поэтому на столе скопилась целая гора нераспечатанной корреспонденции. Теперь ей придется думать о новых номерах журнала, читать присылаемые материалы, а также нужно будет назначить новую редколлегию. Она уже составила список, и теперь добавила к нему Джима Чилдресса из Шарлотсвилля (заполучить его было бы большой удачей) и Джулиана Баджини, который уже редактировал «Журнал философов», — возможно, его удастся убедить. Все они — ее друзья, поэтому ей будет намного приятнее консультироваться с редколлегией. Никаких Леттисов и Давов! «Освободилась я от Леттиса и Дава», — сказала она себе, смакуя эти слова, звучавшие как строчка — и название — английского мадригала шестнадцатого века в итальянском стиле.
