— А что за полимер? — попробовал выяснить я у сопровождающей нас неприятной персоны с приятным лицом.
— Широкомолекулярный, с поперечной гексагональностью. Но точнее сказать не могу, все-таки это секрет фирмы.
Мы сошли с дорожки — где-то очень глубоко — мне даже показалось, что “яйцо” не держалось на платформе, а было основательно утоплено в почву Меркурия. Потом гид воткнулся прямо в серую стену тоннеля. Она же перед ним вначале боязливо подалась назад, образовав пузырь, который аккуратно лопнул без шума, ошметок и брызг. Стена, значит, тоже полимерная, с чувствительными рецепторами и внутренними силовыми элементами. И нас она пропустила, кстати. Я слыхал, такие стеночки используются кое-где в психушках и тюрьмах.
Мы, оказавшись у подножья джунглей, протопали мимо прущей из дырок в полу полимерной массы, которая сразу прыгала на “ветки” и карабкалась вверх.
Путешествие продолжалось на лифте винтового типа, который опустил нас в цех, где там и сям торчали полупрозрачные стояки-колонны. Очевидно, через них полимерная масса и подавалась наверх, в “джунгли”.
Нырнули еще на уровень вниз. Тут имелось что-то вроде аквариума, где наглядно и зримо плавал исходный полимерный студень, вызывая тошноту и законное омерзение. По своему поведению выглядел он квазиживым, потому что активно двигался (крутился, танцевал?) и, похоже, был способен к жратве и выделению. Этим меня не удивишь, внутреннюю оболочку скафандра из подобной дряни и мастерят, она даже дырки умеет заштопывать. У меня, кстати, имеется квазиживая мочалка, которая усердно съедает телесную грязь без всякой воды. Сажаешь ее на тело и она самостоятельно тебя моет. Но если задремлешь некстати, то она может уползти на кухню, почуяв запах пирога, и там беспощадно его сожрать вместо грязи. Да еще оставит кучку дерьма где-нибудь в углу. Как говорит один известный биолог — наличие кала есть первый признак жизни. Или: больше кала — больше жизни.
Кадровик завел нас в боковой зальчик, а может и цех — там стояли аквариумы поменьше.
— Господа хорошие и дорогие, я думаю, небольшое развлечение нам всем не повредит. Смотрите сюда, оркестр — “туш”.
Напряженные лучи упали на нас троих, а также подсветили три больших сосуда. В них вовсю резвилась эта самая слизь, которая при виде нас стала еще хлеще кружить и извиваться, будто обрадовалась. Почувствовала гостей, что ли?
— Сейчас какая-то чуда случится,— предвестил Кравец. Я тоже ощутил, произойдет нечто большое и гнусное.
Взаправду, не прошло и жалкой минуты, как в аквариуме шустро навертелось то, что явно напоминало куски заспиртованных человеческих тел. То, что любят студенты-медики разглядывать. Одни члены еще не имели четкого образа, другие более-менее оформились. И продолжали оформлятся с каждой секундой все лучше. В результате какого-то художественного творчества первым делом получились большие безволосые головы с закрытыми глазами, которые стали кое-что напоминать…
А именно — нас. Присутствующих здесь, всех троих по отдельности.
И тошнота, естественно. И спазмы желудка, добегающие вплоть до прямой кишки.
— Какого хрена, сэр,— не удержался от воя Кравец, занося лазерный резак над головой кадровика.
— Не стоит беспокоиться. Это просто шутка, дружеский шарж,— по гадко-ласковой физиономии экскурсовода поплыло удовлетворение. — Наш, как вы выразились, полимер имеет способность к довольно глубокому копированию окружающих его предметов, в том числе и живых. Не обижайтесь, господа, на такое творчество, оно совершенно безыдейное и неконцептуальное. Считайте, что полимер просто приветствует вас.
— Я слыхал, один скульптор на Марсе, кажется по фамилии Мудодеев, тоже пользуется самокопирующими веществами,— пытаясь успокоиться, произнес я. — Но они принимают определенную форму, когда на них направляют лазерный свет, отраженный от копируемого предмета.
— Как вы смогли убедиться, мы убежали вперед от нашего времени. Поэтому нам достаточно обычного света,— похвалился провожатый.
Собравшись, со всей суровостью в голосе я напомнил ему о правилах хорошего поведения.
— В любом случае надо предупреждать и испрашивать согласия. Ведь среди нас могут оказаться нервные, вспыльчивые и даже больные люди.
— Да, я такой,— подтвердил Кравец,— один скульптор на Марсе вообще скульптуры из своего дерьма лепит. Чтобы они разноцветные получались, он всякие краски жрет, свеклу, синьку… Вот такое самовыражение через задницу.
— Я полагал, что все вы в первую очередь весьма любознательны. Кроме того, для вас экскурсия характерна бесплатностью. А в конце, между прочим, угощение за счет фирмы,— кадровик так искренне потешался, что даже не хотелось злиться. И вообще не до него стало.
Какого-то черта тот кусок в колбе, который был похож на меня, подрастал явно быстрее других. Вся наша тройка неприлично пялились на это срамное действо, будто попала в цирк.
И в самом деле. Оформлялись, переходя из состояния отростков в цивильный вид, руки, ноги, волосы. Причем не только внешний облик вырисовывался, но и внутренности. Подобия костей, мышц, сосудов вначале получались стекловидные, потом раскрашивались. Сплетались наружные ткани тела, они тоже наливались цветом и обрастали кожей. Определились и краски лица. Потом заимелась одежка. В сосуде образовался второй комплект моей парадной формы, совсем неотличимый от первого. Джинсура Кравца и Шошанин плащ (который, кстати, я ей подарил) куда хуже получились. Похоже, что на копирующий полимер я производил самое благоприятное и неотразимое впечатление.
В общем, немного погодя, в сосудах стояли наши дублики-двойнички, один к одному, только уже не крутящиеся, а совсем неподвижные.
— Все это действительно интересно, но где же обещанный Дыня?
— Да здесь же он,— радость кадровика была беспредельной. — Здесь он, мой кадр.
Свет залил еще один сосуд, в котором находился разыскиваемый Атилла-Дыня. Как бы находился.
— И это, надо полагать, скульптурный портрет. Однако, вы ошибаетесь, если посчитали, что мы торопились в художественную галерею. Ваши действия уже тянут на статеечку,— грозно напомнил я кадровику.
Проклятый чинуша — обставил так обставил. Сейчас мне придется бросать на кон очень многое.
— Я слишком нервничаю,— забормотал Кравец,— еще немного, сорвусь и все перекрушу. Давайте отсюда сматываться, девочки и мальчики.
— Вам нужен был Дыня, который Атилла. Вот он, и никакого обмана! — искренний голос “гида” звенел от обиды. — Причем тут скульптурный портрет?
Кадровик хлопнул в ладоши, после чего все четыре фигуры… разлепили глаза и произнесли что-то невразумительное.
— От зараза, они нам замену подготовили,— Кравец, не став мозговать, полоснул лазерным клинком своего двойника. Но сияющее лезвие странно провзаимодействовало со стенкой сосуда. Колыхнуло ее, а потом словно впиталось, разбегаясь затухающими огоньками. Скушалось. Никакая это не стенка, а силовой экран. Похоже, не субнуклоновый экранчик — тот просто отразил бы разъяренный лазерный свет,— а нитеплазменный. Это она умеет поглощать энергию.
Полундра! Да все же вокруг нитеплазменное! Только нитеплазма здесь мощная, нитеплазма макромира, умеющая притворяться и точно изображать свойства обычной материи, окатывающая вполне обычными гравиволнами мой демонометр.
Шериф Кравец совсем несолидно дернул из малоприятного места, как пробка из бутылки с бродилом. И мы с Шошаной естественно увязались за ним с позорной быстротой. Однако свободный вроде выход тоже оказался перекрыт силовым щитом. И светлица соответственно сделалась темницей.
— Нет, нам такой забор не одолеть,— подытожил Кравец,— но эту суку в ботах мы же можем взять в заложники.
Он аккуратно дотронулся до пиджачного лацкана кадровика — товарищ как раз сиял от высокого наслаждения. Еще бы, такая сцена.
— Вроде силовым колпаком не прикрыт,— шериф на радостях послал кулак, чтобы угостить в лоб беззащитного, как ему казалось, противника.
Но пока кулак летел, во лбу кадровика обосновалась дыра, то есть, его башка, сделав фокус-покус, превратилась в бублик. А потом весь чиновничек аккуратно расстегнулся — как плащ вдоль молнии — и из прорехи стали дружно вываливаться внутренности. “Плащ” этот расстелился на полу и пополз к выходу, оставляя мокрый след. Пришедшая в нормальный вид голова совершенно ненормально катилась впереди как футбольный мяч.
— Спалю слизняка-гада,— Кравец навел широкофокусный лазерный луч, но тут из плаща выскочило что-то, почти невидимое, голубоватое, и полетело как из пушки в нашего активиста. Тот успел рубануть прозрачный снаряд и, возможно, немного сверзил его в сторону. Однако Кравец получил свое, легковесно отлетел на несколько метров и грузно шлепнулся на пол.
