Замочивший шерифа прозрачный снаряд вернулся в объятия плаща, который поднялся, и вобрав внутренности, склеился снова в нормального бюрократа. Затем прокашлялся и стал прощаться:
— Пожалуй, разговор зашел не туда, так сказать, вышел из конституционного поля. Поэтому я вынужден вас покинуть. Всего хорошего, товарищи-джентльмены. Как говорится у классика, красота спасет мир. Скоро все уродливое в ваших личностях растает как туман, а все прекрасное останется.
Он многозначительно кивнул на наших двойников и спокойно вышел вон — для него силового барьера как бы не существовало.
— Ну, влипли,— Кравец хоть и на полу, но заколотил кулаками и засучил ногами. — Через полчаса эти колобки, срисовавшие на себя нашу внешность, пойдут вместо нас в кабак со своими фальшивыми имперками, нас же уволокут крюками на колбасную фабрику.
— Не бойся, имперки они возьмут не фальшивые, а самые настоящие, из наших карманов,— выйдя из ступора, попытался успокоить я добровольного помощника. Вдвоем с Шошаной мы закрепили его на ногах.
— Разве эта кукла сравняется с таким крутым парнем, как ты,— убедительно сказал я Кравцу. — Стул и шкаф они могут заменить на двойников, а не тебя. Раз так, то просто попугают нас и выпустят — а мы и не струхнем.
Шериф, скрипнув толстыми подметками, сделал пару приседаний, прочистил носоглотку и опять стал хорохориться.
— Они думали, что Кравца можно уложить навек каким-то сраным снарядом, нет, этим его разве что раззадоришь.
— Колбасную фабрику… влипли… колобки,— залопотал вдруг двойник Кравца,— нет, этим меня только раззадоришь…
— Ты, посмотри,— обмяк шериф,— да это же натуральный попугай. И ты говоришь, что он не сможет изобразить меня. Я же не Эйнштейн, много слов не учил, бестолковые словари не читал, поэтому долго стараться не надо. У меня уже голова болит от этого всего.
— Оттого болит, что маленькая,— повторил чью-то шутку дубль Кравца.
— Похоже, они обучаются, слушая нас. Выходит, нам лучше молчать в тряпочку,— заметил я.
— Вам лучше молчать, причем в тряпочку,— повторил мой двойник. И обернулся к остальным дубликам, презрительно через плечо показывая на “оригиналы”. — Им пора помалкивать, а нам самое время общаться, дискутировать, декламировать.
“Да этот нитеплазменный колобок в курсе того, что имеется в моем багаже. Небось, изучил “литет мента”, паразит этакий”,— произнес я тираду, однако внутри себя.
— Паразитизм — тоже форма жизни, не хуже других,— квалифицированно оспорил мой двойник. — Это всегда вершина пищевой и социальной пирамиды.
— Ну, хватит мысли-то читать,— гаркнул я, но все равно стало зябко не по погоде.
— Какие там мысли. Снимают поверхностные почти-слова, то есть психомагнитные колебания,— заметила Шошана.
— Неправда,— опять возник мой дублик. — Лейтенанта мы досконально изучили. Мы его как словарь пролистали и запомнили. Мы теперь умеем думать, как он.
— Терентий, не расстраивайся. И в машину словарь умных слов всовывают,— возразила Шошана. — И киберсистемы умеет мало-мальски мозгами раскидывать. Главное в другом — о чем думать.
— Ладно, мальчики и девочки, хватит бодягу разводить, двинули отсюда,
— предложил дублик Кравца и уточнил у “оригинала”. — Ты к какой бабенке обычно шляешься?
Истинный Кравец в бессильной злобе запустил в двойника шляпу, которая благополучно пролетела сквозь кокон и была водружена на голову дубля.
И три фигуры — под прикрытием силовых экранов — спокойно покинули демонстрационный зал (цех, камеру пыток).
— Если они мне попадутся где-нибудь без коконов — я им таких бздей накидаю, что обратно в слизь превратятся с испуга. А твоему дублю, лейтенант, в самую первую очередь,— заскрежетал большими зубами шериф.
— Они рассчитывают никогда не попадаться тебе впредь,— охладил я компаньона.
Кравец сверкнул порозовевшими белками глаз.
— Еще неизвестно, что ты сам за фрукт. Почему это они тебя изучили, да еще досконально? На кого ты вообще работаешь?
— Прекратите свои мужицкие разборки,— встряла Шошана.
— Мой вопрос и к тебе относится, милашка, учитывая, что твоя двойница не проронила ни слова,— огрызнулся шериф.
— Ты страшен в страхе,— польстил я ему, одновременно нащупывая в кармане “трубку мира”. Вероятно, придется закатать Кравцу в лоб, если не устанет бузить.
— Я сейчас ударю, правда, не знаю кого, может даже себя,— продолжал свирепеть шериф.
Однако, уловив, что Шошана превратила свой взгляд в стальной штырь, Кравец переключился на новое направление работы.
— Я могу и с Дыней разобраться, Атиллой этим сраным в колбе. Я с кем угодно из этих говноидов в состоянии разобраться.
Он подошел к силовому кокону, прикрывающему улыбчивого Дыню, и принялся аккуратно подносить ладонь. Сантиметра за три до “поверхности” пальцы стали тормозить, даже вязнуть, а за сантиметр замерли и уже не пропихивались дальше. При дополнительном надавливании проскочила искра, рука шерифа была словно пружинами отброшена назад, да и сама отдернулась в страхе-ужасе.
— Как будто мы с ним одинаковые полюса магнита,— вздохнул Кравец, растирая и брезгливо разглядывая свои пальцы.
— Эта двуполюсность входит в сущность нитеплазмы,— проявил эрудицию я.
— Ой, какие мы догадливые. Теоретики прямо. — Кравец сплюнул и растер. — Прежде надо было котелком варить. Предупредил бы заранее, лейтенант, и мы захватили бы какую-нибудь бомбу для этой самой нитеплазмы. Хотя бы намекнул, что неладно тут, когда в джунгли эти сраные попали, а то: демонометр, демонометр…
Да, ясно пока одно, что Плазмонт объегорил нас вместе с нашим демонометром.
Я, пытаясь быть общественно полезным, стал машинально “копать” Дыню. Или псевдо-Дыню. Со своим дублером как-то не хотелось общаться.
— Ты нанимал старателей для нападения на караван? Или этим занимался тот прежний и настоящий Дыня?
— Вопрос поставлен в оскорбительной форме. Я и есть самый настоящий. Материалы, из которых состоит тело, не имеют никакого значения. Протогены, или душа, вне зависимости от вида телесности, принадлежат личности Аттилы К678.
— А если ты будешь сделан из дерьма, то личность у тебя все равно прежней останется? — стал задираться Кравец.
Дыня сделал вид, что плюет в него, даже угрожающе вытянул шею, но из кокона — ни на шаг. Затем любезно пояснил.
— Я мог бы переписаться даже в метаново-водородное тело, похожее на пузырь, с хромосомами, состоящими из льда, но остался бы прежним Атиллой С456. Имеющий разум, а не кашу в голове, меня поймет.
— Сука, она и в метаново-водородном виде, сукой останется,— проявил редкую сообразительность шериф.
Мне тоже пришлось согласиться с утверждениями Аттилы С456.
— Дыня, я охотно верю, что совсем неважно из чего ты сделан. Главное то, чего ты добиваешься. Люди, бежавшие с прииска, благодаря тебе не раззвенели всей Космике, чем занимается концерн “Дубки”, и флагман индустрии продолжил тихо-мирно зарастать нитеплазмой. Таков твой недавний подвиг, но ведь нитеплазма в производстве используется давно. Давно! Этим цехам не один месяц. И на прииске, сдается мне, не только гафний копали, но и нитеплазму, еще в прошлый сезон!
Ну и ну. В процессе вялого общения, вдруг проклюнулось зерно правды-истины. Можно будет поднять документы городской стражи и строительного управления и догадаться, в каких баночках импортировали нитеплазму в Васино, когда засевались все эти “джунгли” с “огородами”.
— Эти суки из директората завезли беса Плазмонта в Васино, чтобы ткать-лепить из него разные изделия для всей Космики да план народнохозяйственный перевыполнять! — завопил в приступе озарения Кравец.
— Вот именно, только прикрутите свой динамик. Директорат хотел, чтобы дрессированная Новая жизнь превращалась во все, от станков до роботов. Только не суки они, а вполне уважаемые люди. Вы же — грубиян,— пристыдил Дыня шерифа.
— Раз ты так словоохотствуешь, кукляк, значит, уверен, что мы отсюда уже не выберемся,— свирепо забурчал, наполняясь ясностью, шериф. — Раздавлю…
— Угомонись, Кравец, остынь. Адреналин так в тебе и бурлит, поэтому ты все хочешь кого-то проучить, наказать, а получается, сам видишь, наоборот,— стала увещевать дотоле пассивная Шошана.
— Значит, ты, умница, считаешь, что надо улечься, сложа ручки на пузике и зажав в зубах сигарету вместо свечи? Может, еще попросить этого колобка прочитать отходную молитву? — не хотел смиряться буйный шериф долины Вечного Отдыха.
Но когда она провела ладонью по плечу резкого парня, тот неожиданно стал стихать, будто на поверхность некоего волнующегося озерка было полито маслом. Шошана слегка похлопала и меня по спине, отчего мои иголки тоже перестали топорщится. Потом она взяла за руки нас с Кравцем и мы уселись на пол смирные, как три голубка. Я думал, это будет обычная релаксация. По крайней мере, она для начала разгладила мой умишко, прошлась как утюгом по мятым брюкам.
