Цвигун и Цынёв были навязаны ведомству Лёней, который прекрасно помнил о роли КГБ в свержении Хрущёва. Поначалу они оба не скрывали своих амбиций подвинуть Андропова с кресла Председателя КГБ. Андропов пришёл в Комитет с партийной работы и во многих темах конечно же не разбирался. Более сведущие Цеце-генералы не упускали возможности подчеркнуть некомпетентность нового начальника. Не брезговали они откровенными провокациями и подставами, преднамеренно осложняя работу ведомства и вынуждая руководство совершать ошибки.
Почти все в Комитете считали Андропова временной фигурой, и что его вот-вот заменят на Цвигуна. Доходило до такого, что сотрудники Комитета не выполняли распоряжения Председателя Комитета, не согласовав их с первым заместителем. И случалось нередко, что заместитель отменял распоряжения своего начальника. В реальности новый Председатель полноценно руководил только небольшой группкой людей, пришедших с ним из ЦК.
Андропов также считал, что ненадолго здесь задержится. Он хорошо понимал, что творилось в Комитете у него за спиной, и молча проглатывал все обиды и унижения от своих подчинённых. Он давно бы подал в отставку, но мистер Чайлдс запретил самому уходить со стратегически важной позиции, а Лёня прозрачно намекнул, что в ЦК его обратно не возьмут. В лучшем случае его карьера может продолжиться у Громыко.
Стиснув зубы, Андропову пришлось проявлять максимум такта и терпения в отношениях с Цеце-генералами. На аудиенциях и коллегиях теперь они дружески общались между собой, улыбались друг другу. Глава ведомства не стеснялся угождать своим Цеце-подчинённым, при любом удобном случае стравливая их между собой и постепенно укрепляя свои позиции в Комитете. Но если более умный Цвигун, просчитав сложившуюся конъюнктуру, со временем предпочёл смириться с ролью заместителя, то более примитивный Цынёв верил когда-то данным обещаниям друга Лёни и продолжал добиваться вожделенного места.
Теперь один из них деятельно шпионил за начальником, а другой предоставлял собой дополнительный неформальный контакт для своего шефа с Брежневым. Если один пытался совать нос во все дела ведомства, то другой предпочитал при любой возможности не появляться в Комитете, занимаясь любимым писательским хобби. Отсюда и прозвище у него образовалось — Писатель. Да и внешне высокий, довольно полный и жизнерадостный Цвигун заметно отличался от мелкого, лысоватого и хамоватого Цынёва.
Обсуждение деталей предстоящего совещания с Семёном Кузьмичом не заняло много времени, и вскоре чёрная Чайка повезла главу госбезопасности в дом на Кутузовском проспекте. Ему сейчас был нужен полноценный отдых и покой, чтобы попытаться разобраться в своих мыслях. На даче в Барвихе, где в это время жили жена Татьяна с больными нервами, да вечно галдящий внучок Димулик, сосредоточиться не было бы никакой возможности. Шеф Конторы заранее предупредил помощников, что на ужин достаточно будет приготовить обычного чаю с какой-нибудь немудрящей закуской.
Вроде бы нет простуды, судя по термометру. Дежурящий в квартире помощник Игнатьич — рослый мужчина средних лет с грубыми крестьянскими чертами лица — притащил откуда-то гречишного мёду к горячему чаю, на всякий случай. Потом стоит погрузиться в ванну погорячее и расслабить все мышцы. Не помешало бы ещё массажиста Артёма подключить.
После всех физиопроцедур стало чуточку легче. Давящая тяжесть в голове сменилась опустошённостью, но долбящая в висках с толчками крови тревожность никуда не делась. Пожалуй, надо лечь пораньше спать. Голова всё равно не работоспособна. Кто-нибудь из классиков да поможет погрузиться в сон. Гончаров, к примеру.
В дверь позвонили как-то настойчиво, требовательно. На часах — далеко за полночь. Андропов чертыхнулся:
— Телефон ведь есть, и ночь на дворе! Наверное, Игорёк опять сорвался с завязки. Скорее всего, так и есть.
С юных лет сынок Игорь был подвержен алкоголизму, причём в тяжёлой степени. Связывали это с последствиями жутких венгерских событий. Столько сил пришлось положить, чтобы справиться с этой напастью. Даже попа какого-то приглашали из-под Калуги. В последние годы вроде бы держался. Срывы в запой происходили всё реже. МГИМО закончил, женился, диссертацию защитил. Но, видимо, так до конца жизни и будет висеть над ним этот «дамоклов меч».
Андропов подождал некоторое время, но никто из помощников не торопился открывать двери. Также никто не отозвался на его раздражённые возгласы. Пришлось самому вставать, надевать тапочки и махровый полосатый халат, стыдливо прикрывавший немодную нынче кальсонную пару, и неторопливо прошаркать к двери, попутно обругивая непутёвого сына.
За дверью обнаружилась группа из пяти милиционеров в странной форме со штанами-галифе, которые вышли из употребления ещё в 50-х годах.
— Гражданин Андропов Юрий Владимирович? — обратился старший из них, майор со злыми стоячими глазами, — Собирайтесь. Поедите с нами.
— Что за цирк здесь происходит? Я сейчас же позвоню и всё выясню… — пролепетал Председатель Конторы, сделав шаг в сторону стойки с телефоном.
— У нас мало времени. Либо вы оденетесь сразу, либо мы забираем вас в чём есть. А на улице довольно прохладно, — жёстко пролаял майор.
В квартиру зашли двое, вырвали из рук Андропова телефонную трубку и толкнули в спину. Председатель обречённо поплёлся в спальню одеваться. На ночной улице их ожидал допотопный газик с кузовом-фургоном.
— Где же я мог проколоться и кто меня сдал? — лихорадочно обдумывал своё положение Андропов, трясясь на неровностях дороги в зарешёченном нутре машины между насупленными милиционерами.
А, может, пронесёт? Ведь не раз удавалось выходить сухим из воды в, казалось бы, безвыходных ситуациях. Думал ли он в той далёкой юности, что достигнет таких зияющих высот? Ведь никаких условий для карьерного трамплина при новой власти у него не имелось. Когда его отец умер от сыпного тифа, Грише было только пять лет. Именно так раньше звали Юру Андропова. Времена были лихие, тревожные. На Северном Кавказе, где они жили, бушевала гражданская война. Отец оставил сыну причудливую фамилию — Андропулос — и жирное пятно в биографии из-за того, что служил в железнодорожном ведомстве и носил погоны поручика. Мать Евгения Карловна происходила из богатой буржуазной семьи и имела хорошее образование. Умерший ещё до революции дед Карл Флекенштейн держал в Москве крупный ювелирный магазин и доходные дома. То есть, и со стороны матери социальное происхождение получалось далеко не пролетарским.
Потеряв мужа, Евгения Карловна с сыном переехали из Беслана в Моздок. Там она вышла замуж за помощника машиниста Фёдорова Виктора Александровича. Несмотря на все жизненные перипетии, средства к существованию у них всегда имелись. Мальчик ни в чём не нуждался. К тому же, за ним присматривала няня Настя. Гриша посещал фабрично-заводскую школу. Мать преподавала в ней музыку, рисование и немецкий язык. Отчим устроился там же учителем слесарного дела. Кроме того мать старалась давать сыну образование дополнительно, надеясь, что это поможет ему выбиться в люди при новой власти.
Однажды няня случайно оговорилась, что настоящий его отец никакой не Андропулос, а работавший у деда приказчиком некий еврей, сбежавший с деньгами. Мать не желала ничего пояснять и сильно злилась, а Гриша с той поры стал только Фёдоровым. Вот только при окончании моздокской семилетки аттестат он получил на имя Григория Андропова-Фёдорова в честь двух отчимов, поднявших его на ноги. Русифицировать фамилию первого отчима ему тогда подсказал заведующий школой. К этому времени в стране развернулась нешуточная борьба со всякими троцкистскими элементами, и евреев почему-то поголовно причисляли к этому сословию. На любую нерусскую фамилию в анкетах чиновники взирали с подозрением.
Когда умерла мать, Грише было только четырнадцать лет. Подросток не захотел жить с отчимом и ушёл из семьи. Отчим в последние годы сильно выпивал и частенько поколачивал жену, доставалось и пасынку. Пришлось искать работу и жить где попало. Работал рабочим телеграфа, потом помощником киномеханика. Получив аттестат, Гриша вычитал в газете о возможности поступить в Рыбинский техникум водного транспорта, где не только бесплатно учат, но ещё дают стипендию и место в общежитии.
