— То есть ты хочешь сказать, что подумал, будто Эдеко можно купить?
— Да, — прошептал Бигила, — я так подумал.
— Значит, Эдеко дал тебе повод так думать! — вдруг крикнул Аттила.
У меня перехватило дыхание. Эдеко застыл. Бигила чуть заметно улыбнулся, словно увидев в словах Аттилы возможность отомстить. Аттила же тем временем подошел вплотную к Эдеко и прокричал прямо ему в лицо:
— А если он не давал такого повода, то почему ты решил подкупить именно его, а не Ореста или кого-нибудь другого?
Бигила бросил взгляд на своего сына. Постепенно улыбка сползла с лица Бигилы, а голова снова опустилась.
— Орест — римлянин, и сам выбрал себе господина. А Эдеко — гаут, и вынужден тебе служить, чтобы не умереть.
Тогда Аттила, не сводя глаз с лица Эдеко, тихо спросил:
— Эдеко, ты служишь мне по принуждению?
— Нет, господин, — ответил Эдеко таким же тихим голосом.
— Громче! — крикнул Аттила, потом добавил спокойно, усмехаясь: — Так, чтобы слышал наш друг Бигила.
Эдеко поднял глаза и взглянул на Аттилу.
— Нет, господин! — повторил он, — Мою верность нельзя перекупить, потому что она суть проявление моей любви. — Какое-то время после этих слов мужчины смотрели друг другу в глаза. Аттила — пристально, Эдеко — без всякого выражения.
Вдруг взгляд Аттилы метнулся к мечу, лежавшему на его кушетке. Со стороны казалось, будто меч что-то тихо сказал Аттиле, а тот глянул на него с улыбкой и нежностью, которой не вызывал даже его драгоценный Эрнак. Затем Аттила вернулся взглядом к Бигиле.
— Твой сын понимает наш язык? — спросил он. Бигила отрицательно покачал головой. — Тогда скажи ему, я хочу, чтобы он передал Феодосию: верность моих людей не продается. Это знание избавит его в будущем от лишних трат.
Бигила с трудом поднялся на ноги.
— Я сам передам это Феодосию! — воскликнул он.
— Об этом ему скажет твой сын, — жестко ответил Аттила. Затем он обратился к стражникам: — Уберите эту змею с моих глаз и закуйте в цепи.
Бигила стал кричать и биться, он так сильно сопротивлялся, не желая уходить, что охранникам пришлось тащить его волоком. Но его мольбы слышались даже из-за двери.
— Ты. И ты, — сказал Аттила, показывая на Ореста и Элсу, которые тут же встали. — Отведите мальчика к Феодосию. Скажите, что он и евнух должны вернуться еще с пятьюдесятью мерами золота. А потом, если мы сочтем это нужным, то отпустим Бигилу.
Решив, что Аттила позволит им закончить ужин и лишь потом отправит выполнять поручение, Орест и Элса не стали торопиться, но Аттила бросил: «Сейчас же!» — и они кинулись к двери, спотыкаясь и отталкивая друг друга.
Только тогда Аттила вновь повернулся к Эдеко, который все еще стоял навытяжку. В зале было так тихо, что слышались доносящиеся издалека стоны Бигилы. В глазах Аттилы сверкали темные блики злобы. Он крикнул:
— Пошли вон, все!
Потом он скользнул взглядом от Эдеко к тем, кто собрался за длинным столом, и все бросились к выходу.
* * *
Позже, тем же вечером, я спросила Эдеко:
— А что, если бы Бигила солгал Аттиле? Я видела по его лицу — он думал об этом и сказал бы, не будь рядом сына. Он мог бы соврать, что ты согласился принять взятку, но передумал, решив раскрыться Аттиле.
Эдеко выпучил глаза и открыл рот. Потом изумление сменилось возмущением.
— Аттила не поверил бы! — воскликнул он.
Но его настроение испортилось, эта мысль потрясла его не меньше, чем меня. Он отвернулся и долго смотрел на северную стену моей хижины. Я внимательно за ним наблюдала, жалея, что не могу читать его мыслей. Меня так и подмывало подтолкнуть Эдеко еще дальше, к осознанию собственного страха, поскольку после этого ему пришлось бы признать и то, что его связь с Аттилой не настолько крепка, как казалось. Но вдруг на его лице снова появилась полуулыбка, и, сунув руку в кожаный мешочек, он повернулся ко мне. В руке Эдеко я увидела черную жемчужину, вставленную в золотое кольцо, висевшее на цепочке. Я приняла ее и стала рассматривать. Потом надела на шею. Когда гладкий бок камня коснулся моей кожи, я еще раз дала молчаливую клятву оставаться достойной дружбы Эдеко, единственного доступного мне теперь удовольствия.
* * *
Весной Орест и Элса вернулись с сыном Бигилы. Я сама не видела мальчика, потому что Аттилы в то время не было в городе: он со своей армией и Эдеко вышел на равнину, чтобы их встретить. Эдеко рассказал мне обо всем, что там произошло. Для того чтобы загладить вину в серьезном проступке, Феодосии прислал к Аттиле самых знатных своих представителей, с которыми великий вождь уже встречался. Они преподнесли дополнительные пятьдесят мер золота, и взамен Аттила отдал им Бигилу. Евнух лично не пожелал присутствовать на встрече, и для того, чтобы сгладить это неприятное обстоятельство, римляне поднесли Аттиле новые дары.
В этой истории меня больше всего удивила снисходительность и мягкость Аттилы. Я думала, он придет в ярость, узнав, что евнух не присоединился к общей делегации. К тому же все это время я была уверена в том, что он убьет незадачливого заговорщика, может быть даже на глазах сына, и не даст римлянам шанса добраться до Константинополя. Но когда я поведала о своих мыслях Эдеко, тот лишь пожал плечами и рассказал мне еще немного о римских офицерах. Как только дело Бигилы благополучно разрешилось, они стали умолять Аттилу отказаться от земель к югу от Дуная. И вождь снова согласился.
— Значит, будет мир, — сказала я, пo-прежнему сбитая с толку.
— Да, мир, — тихо произнес он. — Мы дали Феодосию все, чего он хотел, а он взамен обещал соблюдать сроки и размеры податей и не лезть в наши дела.
— Все же мне кажется, — произнесла я, — что Аттила отказался от очень большого куша, ведь речь идет о землях, которые, я сама слышала, он называл своими.
— Да, так это и выглядит, — согласился Эдеко, и его взгляд оживился. — И Феодосию это тоже должно показаться странным. И пока император будет размышлять о причинах такого благодушия Аттилы, сам вождь получит полную свободу для действий.
— Для каких действий, Эдеко? — спросила я, боясь ответа.
Наблюдая за тем, как Эдеко кусает губы, будто бы решая, стоит ли ему отвечать, я достала жемчужину и провела ее гладким боком по своим губам. У меня уже появилась привычка постоянно играть с этой безделушкой.
Наконец, Эдеко улыбнулся, и эта улыбка показалась мне хитрой.
— Время — вечная река, Ильдико, — сказал он. — И если человек терпелив, истоки Времени непременно окажутся у его ног.
* * *
Мне не пришлось долго ждать, чтобы с головой окунуться в истоки, о которых говорил Эдеко. Всего через несколько дней после этого разговора во время вечерней трапезы охранники привели к Аттиле двоих римлян. Один из них, говоривший на наречии гуннов, сообщил, что они прибыли из Западной империи; он был переводчиком для своего спутника, знатной особы. Переводчик плохо говорил на языке гуннов, и я слишком далеко стояла от него, чтобы понимать, но до моего слуха донеслось слово «Гонория», несколько раз повторенное за время разговора. После того, как оно было произнесено в последний раз, второй римлянин низко поклонился и вложил какой-то предмет в открытую ладонь Аттилы. Тот тут же сомкнул пальцы, а второй рукой стал теребить бороду. Этот жест говорил о том, что Аттила что-то задумал. Все это время вождь не сводил глаз с посла. Потом начал медленно и сосредоточенно кивать. Затем повернулся к Онегизу и сказал:
— Возьмите этих людей в один из своих домов. Смотри, чтобы их кормили и им было удобно.
Аттила часто приглашал к столу гостей, принесших ему подарки, но то, как он поступил на этот раз, навело меня на мысль, что разговор о Гонории для него очень важен. Ведь он не желал вести его даже в присутствии своих лучших людей, которые были единственными гостями вождя гуннов в тот вечер. Разливая вино, я внимательно посматривала на Аттилу. Долгое время он сидел, крепко сжимая свой подарок и глядя куда-то в сторону своей спальни. Потом внезапно вскинул голову и с удивленным видом обозрел присутствовавших, будто только что осознал, что сидит среди людей, с подносом еды на коленях.
— Можете идти, — прошептал он.
Люди Аттилы, наблюдавшие за ним все это время, бесшумно отодвинули свои тарелки и вышли. Вскоре после этого Аттила распустил и служанок.
Я не находила себе места, ожидая прихода Эдеко. Обычно он являлся ко мне не чаще одного раза в десять дней, но я всегда могла рассчитывать на то, что, если произойдет что-нибудь любопытное, он непременно зайдет с новостями. Услышав приближающийся стук копыт, я села, чтобы не показаться ему встревоженной. Но все равно, когда Эдеко вошел, не выдержала и выпалила:
— Кто такая Гонория, и что за дар она прислала Аттиле?
