— Кто такая Гонория, и что за дар она прислала Аттиле?
Улыбка медленно исчезла с лица Эдеко.
— Гонория — сестра Валентина, императора Западной империи, — холодно пояснил он.
Одна из служанок вошла с ужином на подносе, и мы с Эдеко не сводили друг с друга глаз, пока она не удалилась.
— А ее дар? — спросила я. — Что он предрекает?
— Она подарила ему свое кольцо. Но что именно он предрекает, мне, как ты, должно быть, уже заметила, не удалось узнать. — Эдеко покачал головой, будто стараясь отогнать какую-то темную мысль. Потом он сел. — Гонория лишена милости Равенны. Я думаю, что она послала гонца спросить у Аттилы, не захочет ли он принять ее сторону, чтобы вместе выступить против брата.
— Война с Западной империей? — воскликнула я, не в силах совладать с собой. Эдеко бросил на меня раздраженный взгляд. Но мои братья были союзниками Западной империи — если не по собственной воле, то по воле обстоятельств, — и меня не беспокоило, что Эдеко не в настроении отвечать на мои вопросы. — Но этой войны не может быть! — снова воскликнула я. — Аттила и Аэций дружны… да и всегда ладили. Ведь Аэций совсем недавно прислал свиток…
— Не понимаю, зачем ты задаешь мне вопросы, когда и сама знаешь на них ответ! — воскликнул Эдеко, отворачиваясь.
Мысли мои бились так лихорадочно, что я почти не слышала его.
— Аттила знает эту Гонорию?
Эдеко покачал головой.
— Нет, они не знакомы.
— А почему она лишилась покровительства в Равенне?
Эдеко вздохнул. Его взгляд походил на тот, которым усталая мать смотрит на неугомонного ребенка.
— У Гонории был в Равенне дворец, — начал Эдеко нехотя. — Им управлял слуга, Евгений. У брата Гонории, императора Валентина, нет детей, а его жена, говорят, все еще девственница. Так вот, многие высокородные римляне стремились жениться на Гонории и родить императорских наследников. Но Гонория согрешила со своим слугой, Евгением. Когда Валентин узнал о том, что сестра беременна, он приказал убить Евгения. Это произошло совсем недавно. Я не знаю, родила она или еще нет, но главное то, что Гонорию изгнали в Восточную империю. Однако от римлян, пришедших к нам вместе с сыном Бигилы, мы узнали, что ее мать попросила у Феодосия для Гонории разрешения вернуться. Брат, скорее всего, постарается найти Гонории подходящего мужа, и как можно скорее, чтобы она не успела снова попасть в какие-нибудь неприятности. Но раз она уже прислала свое кольцо Аттиле, я думаю, что Валентин опоздал. Теперь ты все знаешь, Ильдико. Знаешь об этом столько же, сколько я сам. — И с этими словами Эдеко поднялся.
— Так скоро, друг мой? — воскликнула я. — Останься и раздели со мной вино… и мой ужин. Я заметила, что ты не успел сегодня поесть.
— Ты используешь меня, Ильдико, — прошептал он, бросив на меня косой взгляд. — Я для тебя всего лишь источник новостей. То ли ты стремишься удовлетворить свое любопытство, то ли замышляешь что-то дурное… Но мне уже все равно.
Я вскочила на ноги.
— Да, это правда. Без тебя я бы жила в темноте, не зная ничего об окружающем мире. Но ты значишь для меня гораздо больше.
— Так ли это, Ильдико? Ты никогда не заботишься обо мне, тебя интересуют лишь дела, усложняющие мою жизнь. Ты скорее спросишь не обо мне, а о том, кто такая Гонория и что на уме у Феодосия.
— Ты же дал мне понять, что рад делиться со мной этими знаниями. Что я должна была подумать?.. У тебя настроений больше, чем военных трофеев на стенах дома Аттилы!
Эдеко продолжил говорить так, будто не слышал меня.
— Было время, когда ты тоже делилась со мной своими знаниями, но… — он замолчал и отвернулся.
Я была изумлена.
— Ты имеешь в виду мое видение о твоем сыне? — тихо спросила я.
— Хватит! — прошептал Эдеко и выскочил вон.
* * *
На следующий день в мою хижину пришла знакомая девочка-гуннка и сказала, что этим вечером мне не надо быть на службе.
— Что? Неужели они уже выступили в поход? — воскликнула я, не подумав.
— Они ушли, — ответила девочка, и ее черные глаза метнулись в сторону стража, маячившего за дверным проемом.
* * *
В ту ночь я совсем не спала. И в следующую тоже. Я все время думала о том, в какой опасности скоро окажутся мои братья. Снова и снова убеждала себя, что Аттила не мог так быстро подготовиться к войне, но не могла совладать с собой и бессильно металась из угла в угол, грызя ногти, при первой мысли, что он все-таки способен это сделать. На третью ночь, когда я настолько устала, что уже ни на чем не могла сосредоточиться, я выпила много вина, надеясь, наконец, уснуть. Наконец, почувствовала, как вино одолевает мой разум… и мне приснился сон, в котором на меня смотрел мужчина, стоявший у входа в мою хижину.
Его силуэт четко прорисовывался в лунном свете, струившемся сквозь отогнутую завесу. Я уже задула свою лампу, и лица его видеть не могла.
— Будет война, — сказал он.
«Вот как, это всего лишь Эдеко», — подумалось мне, и я попыталась сделать глубокий вдох. Не сразу, медленно, сквозь забытье, до меня дошел смысл его слов. Когда я поднялась на локте, стараясь стряхнуть с себя дрему, Эдеко отпустил завесу, перекрыв струившийся свет.
— Феодосий мертв, — продолжил он. — Маркиан, новый император, отправил к нам посла с извещением о том, что Восточная империя платить податей больше не будет.
Я с облегчением вздохнула и позволила себе откинуться назад, на груду шкур.
— Значит, ты пойдешь на Восточную империю, — услышала я собственный голос.
— Я тоже так сначала думал. Но Аттила решил принять кольцо в качестве предложения о помолвке. Теперь он требует половину Западной империи — как приданое.
В темноте я издала звук, похожий на тот, что выкрикивают животные, оказавшись загнанными в угол. Эдеко же продолжил рассказ:
— Двое наших посланцев уезжают завтра. Один направляется в Константинополь, чтобы дать Маркиану знать, что, если тот не пересмотрит свое решение о подати, Аттила пойдет войной. Второй — в Равенну, предупредить Валентина, чтобы тот не смел трогать Гонорию, которую Аттила считает своей женой.
Я долго не отвечала. Мне начали сниться братья, их дорогие лица являлись мне из темноты. Слова Эдеко показались сном внутри сна. Потом, поняв их значение, я спросила: «В какую же сторону поедешь ты?»
— Ни в какую, — напряженно ответил он. — Хотя мне приятно, что ты этим заинтересовалась. Я остаюсь здесь, с Аттилой, и буду готовить войско. — Я снова так глубоко погрузилась в сон о братьях, что испугалась, когда он заговорил снова. — Но это еще не все. — Тон его голоса был напряжен и настойчив, и лица моих братьев растворились в дымке. Теперь я могла представить в темноте строгое лицо Эдеко. И тут мне внезапно пришло в голову, что мне снится очень странный сон, о голосе в темноте. Ничего подобного со мной доселе не случалось. Эдеко тем временем говорил: — Я больше не стану навещать тебя, Ильдико. Вчера вечером, когда мы возвращались после встречи с послом Маркиана, я попросил у Аттилы разрешения жениться на тебе. Он был очень добр ко мне. Отвел в сторону, и мы поднялись на холм, на котором зажгли костер, в то время как остальные отправились по домам. Аттила объяснил, что сделал следующий вывод: все его везенье в последнее время, успешное наступление на Восточную империю, объединение гуннов под его началом, а теперь еще и Гонория со своим кольцом — все это пришло к нему вместе с мечом. Долгое время Аттила считал: для того, чтобы меч продолжал служить ему, достаточно оставить тебя в живых. Но, предоставив тебе большую свободу, он заметил, что его удача увеличилась в том же объеме. Ильдико, Гонория — не единственная женщина, на которой собирается жениться Аттила. Ты тоже станешь его женой, правда, вряд ли это случится вскоре. Он желает подождать, пока текущие события не примут определенную форму.
В хижине надолго воцарилось молчание, и я даже решила, что сон про Эдеко закончился. Но потом его голос снова зазвучал, на этот раз еще ближе.
— Ильдико, я должен идти. Я получил разрешение Аттилы навестить тебя сегодня, так как смог убедить его в том, что именно я должен принести тебе эту новость. Я больше не приближусь к тебе — это слишком рискованно. Ни один мужчина не посмеет оказаться рядом с женщиной, которую выбрал для себя Аттила. А теперь ты обручена с ним.
Я услышала свой смех, а затем голос Эдеко.
— Что в этом смешного?
— Аттила даже не смотрит на меня, — прошептала я.
— Для Аттилы женщина — всего лишь женщина. Ты принесла меч войны, поэтому он женится на тебе. Все очень просто.
Теперь его голос звучал совсем близко, и я решила, что Эдеко, должно быть, наклонился надо мной. Я протянула руку, чтобы коснуться его, но ощутила под пальцами лишь воздух.
— А для тебя, Эдеко? Что такое женщина для тебя?
