работали Дунай и Пилигрим, со знанием дела калеча придурка и по-английски пытаясь донести мысль, что они могут это долго-долго делать, не давая ему умереть.
Десятник гордо молчал ровно до того момента, пока не остался один. С японцами сложно в этом плане: позора боятся. А как своих свидетелей не осталось, начинают говорить.
По словам офицера, других отрядов поблизости не было. Они сами — это остатки сотни, которая должна была найти переправу через реку. К счастью для нас, и к сожалению для них, они просто-напросто промахнулись, заблудившись в высокой траве.
Так и вышли прямо к нашей фактории.
Но, в общем и целом, новости были неприятные: японцы обиделись за перебитое посольство. И теперь ни о каком мирном решении речи не шло. Впрочем, мы и так об этом догадывались… Больше ничего нового японец не рассказал, и Дунай быстро завершил его мучения ударом ножа в сердце.
Нам оставалось только оттащить добычу в лагерь, и можно было отдохнуть. Ночь ещё только начиналась, и времени хватило бы, чтобы выспаться!
Глава 12
На отличненько развернулись…
Дневник Листова И. А.
Двести тридцать пятый день. Размышления о времени
Когда я жил на Земле, мне вечно не хватало времени. Честно говоря, я и сам не понимал почему. Конечно, можно с видом умирающего лебедя рассказать, как я был занят на работе… Но я же прекрасно знаю, что это не про меня: я в офисе фигнёй страдал. Да и, оглядываясь назад, могу с уверенностью утверждать: на самом деле, свободного времени у меня было столько, что хоть лопатой греби.
И всё равно там, на Земле, его вечно не хватало. Ни занятого, ни свободного. Никакого, в общем! Один мой знакомый как-то очень умно объяснял, что время, дескать, ускорилось. И даже обоснование подводил. А по мне, это не время ускорилось, а мы, люди, как-то так изменились, что нам времени стало мало.
Мы стали иначе смотреть на всё, что нас окружает.
И, видимо, упустили что-то очень важное. Возможно, мы стали слишком часто задумываться о глобальном, не обращая внимания на мелочи? Ведь час состоит из 3600 секунд — но лишь для тех, кто эти секунды считает и ценит. А для тех, кто не замечает их — в часе остаётся всего-навсего 60 минут.
За последние одиннадцать дней я снова это прочувствовал. И опять на своей шкуре. Раньше у меня было время понаблюдать, как ветер колышет стебли травы, как гонит вдаль облака, как закатывается солнце за горизонт… Даже во время очередного дела я краем глаза видел то красивое, что происходит вокруг. И времени у меня было, как воды в море. Казалось бы, неисчерпаемом море…
А дней шесть назад я понял, что солнце печёт не так активно, как раньше. Да и ежедневного ливня уже нет. И нет давно… И да, я не сразу это заметил, потому что занят был.
Я вообще только сегодня понял, что с той ночи, когда мы взяли штурмом лагерь японцев, прошло одиннадцать дней.
Но это не были потерянные дни! Просто заметить я их не успел. Они р-р-раз! — и будто промелькнули мимо. Так быстро, что мой внутренний календарь принял их за всего-то за пару суток. Пришлось даже поспорить с самим собой…
И вспомнить всё, что мы успели за эти одиннадцать дней.
Миграция животных почти закончилась. Из Страшной Пущи ещё выходили небольшие группы травоядных, а иногда и хищников. А вот основная масса животных надёжно обосновалась на другом берегу реки.
Радуясь этой передышке, мы переправили в факторию застрявших членов группы. Тех самых, без репликации, которые в двух днях пути нас дожидались.
А ещё мы успели построить печь для обжига извести. И даже начали возводить прочную каменную постройку — чтобы было, куда заселить тех, у кого капсулы нет.
И если пару недель назад было жалко тратить силы, время и ресурсы на масштабное строительство, то сейчас это стало необходимостью.
Становилось холоднее! Не то чтобы прямо мороз-мороз… Но ветер стал порывистым, злым и холодным. По ночам без плотной одежды обойтись было сложно. И повезло тем, у кого имелся модернизируемый комбинезон. Потому что летней одежды среди трофеев было хоть завались, а вот зимней почему-то — маловато.
К сожалению, постройка ещё не была доделана. Чтобы дать раствору подсохнуть, за день нельзя было класть слишком много новых рядов. Но поначалу стены составляли из крупных, грубо обтёсанных валунов. И даже сейчас они уже были выше крыш капсул, отчего здание успели прозвать «Большим домом».
Внутри здания строили печи. Строили их сразу, потому что уже было понятно: пригодятся. К счастью, в нашей группе нашлись те, кому довелось в век роботизации не только увидеть печь вживую, но и даже растопить её. А заодно, хоть по верхам, изучить внутреннее устройство. Иначе с первыми же холодами мы бы получили на свою голову первых угоревших.
А на крыше моей капсулы, в деревянных ящиках, стремительно росла рассада из местных злаков. Я только и успевал, что проверять и удивляться. Трава достигла вполне себе взрослого состояния, а теперь, судя по всему, собиралась дать урожай.
К слову, горошины, ранее собранные работниками фактории, удалось засушить, а потом снова размочить. Всходов они, конечно, больше дать могли, зато вкусовые и питательные качества не изменились. К тому же, сушёные горошины можно было дольше хранить. И наша фактория занялась сбором урожая между горами и Страшной Пущей.
Группы сборщиков отправлялись в походы на день-два, унося с собой пустые горшки, а возвращаясь с полными. Сушёный горох складывали в корзины и мешки из грубой ткани, то есть в те места для хранения, которые мы могли сделать прямо на месте. С горшками всё было сложнее. Хотя керамика — это явно надёжнее в плане хранения продуктов.
Три дня назад мы узнали, что это не только слова. На складе обнаружили дыру в одной из корзин. А часть урожая, который в ней хранился, кто-то умудрился ночью сожрать. Розыск прожорливого преступника привёл нас к норам, где обитали мелкие ящерки, больше похожие на помесь ежа и крысы.
Мы, конечно, постарались обезопасить запасы от этих мелких воришек… Но рано или поздно придётся с ними воевать. Эти местные вредители пока ещё только начинали раскрывать перед нами глубины своей хитрости и настойчивости.
И, конечно же, каждый день по мосту на другой берег уходили группы охотников. Иногда с охотниками выбирался и я. Всё-таки охота была для нас
