— Это точно.
— Я осталась здесь не из-за Уоррена или других членов семьи.
— По-моему, ты осталась из-за денег, — сказал Алекс.
— Если это единственная понятная тебе причина, что ж, считай так.
Он прекрасно знал, что это неправда. Хотя и хотел, чтобы это было правдой. Если бы Каролин интересовали лишь деньги или будь на ее месте обыкновенная молодая женщина с нормальной самооценкой и аппетитами, она бы сейчас жила припеваючи, вместо того чтобы быть вечной приживалкой у Макдауэллов.
— Ну, хорошо, ты предана Салли, — процедил он сквозь зубы. — Ты осталась при ней из-за любви и благодарности, и тебе до лампочки, сколько там тебе причитается по завещанию. И что ты будешь с этого иметь? Ты намерена превратить ее последние несколько недель в пытку? Или же ты станешь наблюдать, как какой-то пришлый мошенник дурит ей голову?
Каролин ответила не сразу.
— Не думаю, что Уоррен нанял тебя из-за Салли, — произнесла она, помолчав, — чтобы облегчить ей ее последние дни.
— Господи, не поверю, что ты настолько наивна! — игриво воскликнул он. — Не ты ли сама только что сказала мне, что Уоррен напрочь лишен всякой сентиментальности, не говоря уже о такой вещи, как честь? Ему нужно одно: чтобы на наследство не объявилось лишних претендентов.
— И что должен сделать для этого ты?
— Принять все состояние и вновь исчезнуть в неизвестном направлении.
— Тебе не кажется, что это было бы довольно подозрительно?
— А кто может что-то заподозрить?
Каролин откинулась на подушки. Лицо ее по-прежнему ничего не выражало.
— Например, я.
— Но ты этого не сделаешь, — Алекс придвинулся к ней, и на этот раз она не стала отодвигаться. Возможно, знала, что это бесполезно. Он навис над ней в темноте и положил ей на плечи руки. Узкие плечи под сильными мужскими руками.
Она застыла, не шевелясь, глядя на него, и он не смог устоять перед искушением. Он прикоснулся губами к ее губам, прикоснулся легко, чтобы только ее поддразнить.
— Ты ведь знаешь, Каролин, как мы с тобой можем решить эту маленькую проблему, — прошептал он. — Это проще простого, и я не знаю, почему раньше мне это не пришло в голову. Твое наследство не так велико — Уоррен показал мне завещание. По-моему, ты могла бы его увеличить. Я мог бы заставить Уоррена передать какую-то часть наследства Алекса тебе. Скажи, разве ты стала бы возражать?
Он снова поцеловал ее, на этот раз чуть более настойчиво. Ее губы были сладкими и покорными. Сейчас самым мудрым шагом было бы отстраниться, оставить ее одну томиться в одиночестве и в темноте.
Увы, искушение было слишком велико. Издав сдавленный стон, он снова впился ей в губы, а его горячий язык жадно скользнул ей в рот.
Каролин ответила на его поцелуй. Она сама не знала почему, но последние остатки воли покинули ее, и он это тотчас понял. Понял по тому, как ее язык устремился ему навстречу, как ее руки скользнули к его плечам, но вместо того, чтобы оттолкнуть, впились в них. Каролин со всей страстью отвечала на его поцелуй, и он был не в силах вынести эту сладостную пытку.
Но в следующую секунду она оттолкнула его от себя. Он даже не предпринял попытки ее удержать, до глубины души взбудораженный ее губами, ее кожей, ее запахом. Взбудораженный собственным непреодолимым желанием.
— Давай заключим договор, — произнесла Каролин сдавленным голосом. — Ты держишься от меня подальше. Только посмей еще раз прикоснуться ко мне или хотя бы подойти близко. Можешь сказать Уоррену, что я тебя ненавижу с самого детства. Мне все равно. И если ты оставишь меня в покое и не причинишь страданий Салли, так и быть, можешь делать все, что хочешь.
— Не понял, в чем подвох.
— Как только ты вновь дотронешься до меня, я тотчас вызову полицию, и мне все равно, если у Салли из-за этого остановится сердце. Ты меня понял?
— Понял.
— И?
Он криво улыбнулся. Оставалось надеяться, что в темноте она не разглядела этой его кривой усмешки, потому что тем самым он бы выдал себя.
— Я просто пытаюсь решить, что для меня важнее. Деньги, которые обещал мне Уоррен, или возможность как следует трахнуть тебя.
— Последнее ты уже сделал, — в ее голосе ему послышался упрек. — Так что теперь можешь выбрать деньги.
Боже, как просто было бы сказать ей всю правду! Иное дело, что она вряд ли бы захотела его выслушать, но он мог бы ее заставить. Имелось слишком много такого, что было известно только им одним.
Она решила, что он подделал шрам, изобразил аллергию на креветок. Что мешает ей подумать, что и все остальное — это тоже лишь хитроумные уловки?
К тому же он сам не был уверен, что ему хочется, чтобы она поверила. Если ему чего-то и хотелось — то лишь узнать правду, что же случилось той ночью. И как только он получит ответы на свои вопросы, все остальное последует само собой. И тогда вещи обретут, по крайней мере, некоторое подобие смысла.
А пока он был не ближе к этой самой правде, чем тогда, когда сидел на крыше дома в Тоскане. Разница лишь в том, что теперь он снова угодил в сети семьи, от которой бежал восемнадцать лет назад. Угодил как физически, так и эмоционально.
А еще эта женщина-ребенок, которую он бросил много лет назад! Если он рассчитывает обрести хотя бы толику душевного спокойствия, он должен пообещать, что больше никогда не притронется к ней.
Душевное спокойствие и перспектива никогда больше не прикоснуться к Каролин были взаимоисключающими вещами, но в данный момент у него просто не было ни времени, ни настроения об этом задумываться. Потому что ему хотелось лишь одного — стащить стеганое одеяло с ее стройного тела и проверить, по-прежнему ли она все так же хороша на вкус, как и пару ночей назад.
Но он этого не сделает.
— Я обещаю держаться на расстоянии, — произнес он. — Пока.
Нельзя сказать, что она приняла его слова с благодарностью.
— Это твой собственный выбор. Я отдаю себе отчет в том, что я не красотка с журнальной обложки, перед которой невозможно устоять. Поэтому можешь спокойно и дальше втираться в доверие к остальным. Впрочем, этим ты уже занялся, как только избавился от меня.
— Я бы не стал употреблять слова «избавился», — возразил он. — И не говори мне, что тебе самой это не понравилось.
— Убирайся.
Он нарочито медленно поднялся на ноги.
— Мне выйти на улицу или я могу покинуть твою спальню через коридор?
— Как пришел, так и уходи.
— Боишься, что кто-нибудь решит, будто мы любовники?
Он видел, что она готова ответить колкостью, и тем не менее не удержался, чтобы не подразнить ее еще.
— Мы не любовники. И никогда ими не были, — выдавила она.
— Неужели? А как ты назовешь то, что произошло пару дней назад?
— Ошибкой.
— А ты не привыкла делать ошибки, я правильно тебя понял? Наша Каролин — ходячее воплощение безупречной добродетели.
— Я не хочу повторять ошибок.
— Придется.
— Я предупредила тебя.
— А я дал обещание. Не бойся, крошка, я не прикоснусь к тебе даже пальцем. Я не стану даже дышать в твою сторону. Я не отнесу тебя в постель, чтобы оттрахать до потери сознания. Я ничего такого не сделаю, пока ты сама меня об этом не попросишь.
Каролин рассмеялась, правда, немного натянуто.
— Скажи сразу: пока я не приползу к тебе на коленях. Это куда больше похоже на истину.
— Я не требователен, Каролин. Просьбы будет достаточно.
Окажись у нее что-нибудь под рукой, она наверняка швырнула бы в него. Впрочем, ей хватило благоразумия осознать, что подушка в данном случае не самое эффективное оружие. Поэтому она даже не пошевелилась. Тем временем Алекс выскользнул назад в окно.
Еще не было и шести утра, но Каролин заставила себя встать с постели. Занавески на окнах библиотеки были прозрачными и легко пропускали утренний свет, но ей даже тяжелые шторы не помогли бы. Как только Алекс ушел, она поднялась и оттолкнула от двери стул. Впрочем, она так и не сумела убедить себя в том, что ей ничего не грозит. Если тот, кто выдает себя за Алекса Макдауэлла, захочет вторгнуться к ней, ему ничто не помешает это сделать. Это человек без принципов, и пока его удерживает лишь данное скрепя сердце обещание и откровенный корыстный интерес.
