Начнем с аналогии. Предположим, вы верите, что существует некое вещество, которое, если его проглотить, делает познавательные способности человека совершенно ненадежными. Назовем его вслед за Плантингой «XX» (но не будем путать с популярной маркой пива, которое при употреблении его в больших количествах производит сходное действие). Вы, например, верите, что стоит вам проглотить XX и вам станет казаться, будто вы сидите здесь и читаете книгу, тогда как на самом деле вы находитесь в другом месте и занимаетесь чем–то совершенно иным. Предположим, далее, вы приходите к убеждению, что вероятность того, что вы недавно приняли XX, велика или, по крайней мере, точно не известна (возможно, ваш друг — большой проказник, у которого, по вашему мнению, имеются огромные запасы XX, — зашел к вам в гости и теперь сообщает, что он, шутки ради, подсыпал немного XX в молоко из вашего холодильника, а десять минут назад вы как раз допили молоко из этого пакета). Итак, что же вы — назовем вас здесь С — должны будете думать о следующем утверждении, Н:
(Н) Познавательные способности С надежны.
В обычной ситуации вы, конечно, согласитесь с Н. Но разве не появился у вас только что аргумент, делающий вашу веру в Н совершенно неоправданной? И разве не будет теперь с вашей стороны совершенно неразумным принимать Н? Ведь гипотеза о крайней ненадежности ваших познавательных способностей есть для вас нечто вполне реальное и убедительное. А никаких доводов в пользу Н, которые сами не составляли бы логический круг, у вас, конечно, никогда не было. (Да и откуда бы вы их взяли? Доказательная сила всех подобных доводов зависела бы от предположения об истинности самого Н.) Но если теперь у вас есть причины считать Н ложным, а никаких выходящих за пределы логического круга доводов в пользу Н вы представить не способны, то не будет ли разумнее с вашей стороны просто отказаться от веры в Н? Но если вы откажетесь от веры в Н, то вам придется отказаться от веры во что–либо вообще — вы не сможете иметь никаких разумных убеждений. Иными словами, вы оказываетесь ввергнуты в пучину своего рода абсолютного скептицизма.
Именно в таком положении, по мнению Плантинги, и находятся сторонники атеизма. Согласно общепринятой эволюционной теории, основная функция наших познавательных способностей — обеспечивать наше выживание и размножение. Ради такого рода целей и работает естественный отбор, и нет особых оснований предполагать, что наши познавательные способности могут иметь какую–либо иную функцию или назначение, помимо службы этим, чрезвычайно общим и широким целям. Однако, утверждает Плантинга, способность открывать истину о мире имеет весьма отдаленное отношение к задаче содействия нашему самосохранению и размножению. К примеру, самец–гоминид, жаждущий смерти и убежденный, что вернейший способ добиться подобной цели — это побыстрее удирать от таких существ, как тигры и медведи, и почаще совокупляться с разными самками своего вида, споспешествовал бы делу выживания и размножения ничуть не хуже, чем особь мужского пола с более традиционными желаниями и мнениями. И вообще, жизнь так устроена, что наши убеждения чаще оказываются не истинными, а ложными — и однако полезными. А потому, заключает Плантинга, в свете эволюционной теории, а также предположения, что не существует Бога или иного сверхъестественного существа, которое каким–то образом обеспечило бы развитие у человека надежно функционирующих и ориентированных на поиск истины познавательных способностей, вероятность того, что наши способности заслуживают доверия, следует считать низкой или не поддающейся определению. Но если так, то атеист, принимающий эволюционную теорию (а нынешнее состояние науки вынуждает его это делать), оказывается в ситуации, чрезвычайно сходной с положением человека, обнаружившего, что вероятность того, что он проглотил XX, является низкой или не поддающейся определению. А если это верно, то у атеиста появляется аргумент, опровергающий Н, а также все прочие его убеждения, в том числе и атеизм.
Кроме того, даже если вы не верите, что мы могли бы в конечном счете выжить и размножиться, имея главным образом ложные убеждения, вы, разумеется, согласитесь, что мы могли бы выжить и размножиться, имея главным образом ложные философские и религиозные убеждения. Любая теория, делающая те же эмпирические прогнозы, что и квантовая теория, позволит нам совершать все те чудеса, которые позволяет нам совершать квантовая теория; любая теория, делающая те же эмпирические предсказания, что и современные биологические и физиологические теории, позволит нам добиться такого же рода успехов в медицине, каких мы уже достигли, и так далее. И опять же, мир так устроен, что наши научные теории, по–видимому, гораздо чаще оказываются не истинными, а ложными — и однако полезными. Таким образом, если принять в расчет эволюционную теорию и атеизм, то вероятность надежного функционирования наших теоретических способностей следует, похоже, считать низкой или не поддающейся определению, а значит, если аналогия с XX остается в силе, это также дает атеисту аргумент, опровергающий, как минимум, убеждение в надежности его теоретических способностей, что опять же равносильно опровержению как самого атеизма, так и эволюционной теории.
Находится ли в сколько–нибудь лучшем положении агностик? Бесспорно, нет. Ведь агностик, при нынешнем состоянии науки, также вынужден принимать эволюционную теорию (во всяком случае вначале). Но стоит ему задуматься о представленных выше доводах и он, точно так же, как и атеист, получит аргумент, опровергающий Н (или, самое меньшее, опровергающий убеждение в надежности его собственных теоретических способностей). Конечно, агностицизм не превратится в опровержение самого себя — ведь он, в конце концов, и есть не более чем воздержание от веры в бытие Бога. Но сохранить прочие свои убеждения агностику будет ничуть не легче, чем атеисту — ибо, опять же, коль скоро вполне реальна вероятность того, наши теоретические или иные способности не заслуживают доверия, трудно понять, каким образом могли бы мы на разумных основаниях держаться убеждений, возникающих через применение этих самых способностей.
Данный аргумент бросает атеизму дерзкий вызов, о силе которого судить нелегко. Против доводов Плантинги возражали как теисты, так и атеисты, но к единому мнению о том, в чем же заключается их слабое место, критики еще не пришли. Одни утверждают, что ошибкой было принимать всерьез мысль, будто эволюция могла и не производить отбор надежных познавательных способностей; другие полагают, что, даже несмотря на наше неумение определить эту вероятность, и атеисты, и агностики,
и теисты имеют вполне разумные основания принимать Н относительно самих себя; третьи же указывают на ряд пунктов, в которых хромает аналогия с веществом XX, тогда как другие аналогии, по–видимому, подрывают аргументацию Плантинги. Недостаток места не позволяет нам входить в детальный разбор этих критических замечаний, но заинтересовавшиеся данным вопросом читатели могут найти подобные возражения в изобилии, если обратятся к источникам из предлагаемого ниже списка.
Рекомендуемая литература
Alston William, Perceiving God (Ithaca, NY: Cornell University Press, 1991)
Beilby James (ed.), Naturalism Defeated? (Ithaca, NY: Cornell University Press, 2002)
Bergmann Michael, Knowledge and Awareness (Oxford: Oxford University Press, 2006)
Kvanvig Jon, Warrant in Contemporary Epistemology (Lanham, MD: Rowman & Littlefield, 1996)
Plantinga Alvin, Warranted Christian Belief (New York: Oxford University Press, 2000)
Plantinga Alvin and Wolterstoff (eds.), Faith and Rationality (Notre Dame, Nicholas IN: University of Notre Dame Press, 1983)
Swinburne Richard, Epistemic Justification (Oxford: Clarendon Press, 1981)
Глава 5. Аргументы в пользу теизма
Бертрана Рассела, известного британского философа XX века и атеиста, однажды спросили, чем он станет объяснять свой атеизм, если встретится на том свете с Богом. «Недостаточно доказательств, Господи, недостаточно доказательств!» — таков был его знаменитый ответ.
Мысль Рассела имеет два аспекта — имплицитный и эксплицитный. Имплицитно его слова означают, что для разумной веры в Бога требуется определенное количество доказательств — надо полагать, доказательств логических. Эксплицитно же Рассел утверждает, что подобных доказательств вообще не существует. В предшествующей главе мы познакомились с рядом сильных аргументов, заставляющих думать, что в своем имплицитном утверждении Рассел был неправ. Вера в Бога может быть правомерной даже при отсутствии логических доказательств — основой и оправданием для нее может служить, например, определенного рода религиозный опыт.
Есть, однако, немало людей, которые скажут, что у них нет религиозного опыта, и вдобавок, они не обнаруживают никаких иных не–логических доказательств в пользу теизма — даже исходной склонности к вере в Бога. Другие же могут чувствовать подобную склонность и все же полагать, что ее доказательная сила, равно как и доказательная сила любого религиозного опыта, который они способны иметь, опровергаются другими их знаниями о мире, например тем фактом, что наш мир содержит громадную массу зла и страданий. Для таких людей наличие аргументов, представляющих собой логические основания теизма, может являться важной и даже необходимой предпосылкой приобретения оправданной и правомерной веры в Бога. А это побуждает нас рассмотреть эксплицитное утверждение Рассела, а именно: что никаких веских оснований для веры в Бога в действительности не существует. Вопрос о том, существуют ли убедительные доказательства бытия Бога и если да, то какими они могут быть, и станет предметом настоящей главы.
