Наш отряд специализировался на отборе проб воды из больших и малых притоков Подкаменной Тунгуски и всех встреченных источников и ключей по её берегам. Мы базировались на одном месте примерно три – четыре дня, а затем переезжали дальше по течению реки, в сторону Енисея. Одна из наших стоянок располагалась в самой фактории Куюмба, что недалеко от впадения в Подкаменную Тунгуску довольно крупного правого притока, реки Юктамакит. С учётом того, что наша экспедиция работала в глухих местах, здесь мы разместились, с комфортом. Отряд занимал отдельный дом, в котором были и кровати с перинами, и посуда, да и вообще, всё, необходимое для сносной осёдлой жизни. Здесь мы чувствовали себя, как в пятизвёздочном отеле, особенно с учётом того, что всё – таки, находились в значительно удалённых от цивилизации, от «материка», местах. Про такие «медвежьи углы» в народе говорят, что это то самое место, «куда Макар телят не гонял!».
Как-то ночью в занимаемый нами дом пришёл молодой тунгус, современно одетый, в модной тогда короткой чёрной кожаной куртке, продвинутый, по крайней мере, по сравнению с другими аборигенами. Он довольно развязно держался и попросил дать ему бензин в обмен на кусок оленьего мяса. Мяса у нас и своего было предостаточно, а вот бензин был на исходе. Несмотря на это, Коля, дал ему бензин в обмен на мясо, причём далеко не самое лучшее. Когда незваный гость ушёл, Коля рассказал мне занятную историю.
Выяснилось, что в прошлом сезоне, здесь, в фактории Куюмба, как-то вечером, уже в сумерках, вот этот самый, только что ушедший проситель, в пьяном виде прицельно палил по нему из карабина! Коле пришлось добираться от своей лодки на реке к дому, в котором мы сейчас живем, где ползком, где короткими перебежками, чтобы не попасть под его пулю. Река здесь делает поворот, и примыкающий к фактории берег – низкий аккумулятивный (намывной). Дома Куюмбы построены на высоком коренном обрывистом берегу, до которого от реки не меньше двухсот метров. Это же, сколько времени пришлось Коле играть в смертельные кошки-мышки с одуревшим от спирта тунгусом! Тем более что эвенки – стрелки отменные, даже в пьяном виде.
Я возмутился и предложил догнать наглеца и настучать ему по организму «по рогам его, и промеж – ему!», при этом, пояснив, что так поступать нехорошо. А заодно, предложил отобрать у этого героя наш бензин, пусть тянет свою лодку по реке на верёвочке, вспомнит детство золотое! Но Коля охладил мой пыл, высказав смелое предположение, что этот абориген, скорее всего не только не помнит, но и просто не знает об этом своем подвиге, и, услышав о нем от нас, сильно удивится! Более того, он может начать хвататься за карабин, и тогда мы окажемся в неравном положении. Дело в том, что если он нас застрелит в завязавшейся перестрелке, то для него в жизни мало что изменится: так же будет охотиться, только бесплатно и без спиртного. Если же мы его застрелим, то нам грозит «вышка» – высшая мера наказания, так как эта малая народность и так вымирает! Этими рассуждениями Коля меня, конечно же, не успокоил, но убедил в том, что начинать разборки с тунгусами, без крайней необходимости, не стоит.
6. Полевой роман Вали и Дениса
Валя и Слава
Ещё готовясь к заброске в фактории Ошарово, мы с Таней и Денисом познакомились с тридцатилетней секретаршей из НИИ, от которого и была организована экспедиция, голубоглазой блондинкой, красавицей Валей. Почти круглое, чуть удлинённое лицо обрамляли белые с лёгким золотистым оттенком крупные локоны. Молочная белизна гладкой, без единой морщинки, ухоженной кожи лица и шеи подчёркивали голубизну её широко посаженных, больших, распахнутых красивых глаз под длинными бесцветными, но ежедневно с самого утра покрываемыми чёрной тушью, ресницами. Эта же меловая бледность лица выгодно оттеняла бесстыдно, вызывающе яркие, карминово-красные (ненакрашенные), красиво изогнутые грешные губы, зачастую самолюбиво поджатые. Валино лицо чем-то напоминало внешность куклы Барби, разве что у нашей секретарши оно было чуть пошире. Но это сходство напрашивалось само собой, особенно тогда, когда наша томная Валентина напевала модную в то время песенку «…папа, подари, папа, подари, папа подари мне куклу». А мурлыкала она мелодию этой песенки постоянно. Широкая кокетливая улыбка, сопровождающая лукавую стрельбу глазами, открывала ряды ровных белых зубов без единого изъяна.
Картинно – кукольная красота Вали напрочь отшибала у молодых мужчин желание и способность трезво оценивать её умственные способности, а так же глубину, насыщенность и яркость её внутреннего мира. Я уж не говорю про такие мелочи, как порядочность, в том числе в отношениях с мужчинами, верность, заботливость и прочую дребедень, которая была для неё средоточием ненужных, обременительных и занудливых душевных тонкостей. У Вали на лбу прямо-таки огнём горела короткая надпись огромными буквами: «Любовница!». Дальше шёл шрифт поменьше: «Хорошая (наверное)». И, наконец, совсем мелко: «Временная».
Мы стали частенько встречаться долгими вечерами, беседовать на всевозможные темы, шутить и довольно быстро подружились, благо ни телевизора, ни других развлечений большого города здесь не было. Когда нам выдали противоэнцефалитные костюмы для походов в тайгу, Валя попросила Дениса разрешить вышить на его брюках красными нитками гладью в ряд три небольших цветка. Она сказала, что это будет её личный знак собственности. При этом как-то загадочно улыбнулась и произнесла непонятные слова: «Ты же мой подарок!». Денис, особо не вникая в её недоговоренности, шутки ради, разрешил вышить эти цветочки. Только позже он узнал о короткой шутливой беседе, состоявшейся между Валей и Таней в моем присутствии. В ней Валя стала расхваливать Дениса. В ответ Таня спросила: «Он тебе нравится?», та ответила: «Нравится!». Таня рассмеялась и сказала: «Ну, тогда я дарю его тебе!». Вот поганки!
Валя напросилась в эту экспедицию, чтобы отойти от очередной несчастной любви, а заодно хлебнуть таёжной экзотики, полевой романтики и (в первую очередь!) обрести новые любовные приключения. Примерно месяц она просидела на базе партии в фактории Ошарово, а затем попросилась в наш отряд.
По её просьбе ходила в маршруты по тайге с Денисом. Он сначала не возражал против Валиной кандидатуры. Однако очень скоро понял опрометчивость своего решения, так как выяснилось, что для таёжных маршрутов она совершенно не годится. Держалась всегда очень близко к нему, и, если бы он не придерживал рукой каждую из веток, оттягиваемых при продирании сквозь таёжные заросли, то она на первых же метрах пути осталась бы без своих прекрасных глаз. На просьбы держать большую дистанцию, Валя могла ему сказать: «Будешь ругаться, сяду на мох и вообще никуда и никак не пойду!». Со временем она всё-таки научилась выполнять в маршруте ту минимальную работу, которую должна была делать, а именно: перестала ныть, мешать ему в дороге, ну и худо – бедно без истерик стала проходить весь маршрут.
