– Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы я пошел с вами.
– Да, сэр. Я очень бы хотел, чтобы вы осмотрели мою жену.
– Я бы мог наведаться к вам утром, но сейчас мне нужно ехать на одну встречу, так что сегодня вечером я не смогу увидеться с вашей женой.
Ответ турка был необычным. Он потянул за шнурок, которым был завязан замшевый мешочек, и высыпал на стол горку золотых монет.
– Здесь сто фунтов, – сказал он. – И я обещаю вам, что все дело не займет у вас больше часа. У двери ждет кеб.
Дуглас Стоун посмотрел на часы. К леди Сэннокс можно поехать и через час, это еще не будет слишком поздно. Он, бывало, приезжал к ней и позже. К тому же такой большой гонорар! Кредиторы в последнее время начали давить все сильнее, так что шанс упускать было нельзя. Решено, он поедет.
– Что с вашей женой?
– О, это такая печальная история! Такая печальная! Вы, верно, никогда не слыхали об альмохадских[89] кинжалах?
– Никогда.
– Это старинные восточные кинжалы очень необычной формы, с ручкой, похожей на то, что вы называете стременем. Понимаете, я торгую древностями и всякими диковинными вещами, поэтому и приехал из Смирны в Англию. На следующей неделе я возвращаюсь обратно. Я привез с собой много товара, но кое-что осталось непроданным, в том числе, к сожалению, и один такой кинжал.
– Хочу напомнить вам, сэр, – нетерпеливо перебил его хирург, – что у меня сегодня встреча. Прошу вас, сосредоточьтесь на том, что имеет отношение к делу.
– Это имеет отношение к делу, вы увидите. Сегодня в комнате, где я храню свои товары, моей жене стало плохо, она упала и порезала нижнюю губу об этот проклятый альмохадский кинжал.
– Все ясно, – сказал Дуглас Стоун и поднялся с кресла. – Вы хотите, чтобы я зашил рану.
– Нет-нет, все намного хуже. Эти кинжалы отравленные.
– Отравленные?
– Да, и ни на Востоке, ни на Западе нет такого человека, который может определить, что это за яд, и найти противоядие. Мне об этом хорошо известно, потому что занятие свое я унаследовал от отца, и мы много знаем об этом отравленном оружии.
– Каковы симптомы отравления?
– Глубокий сон, через тридцать часов – смерть.
– Если вы говорите, что противоядия не существует, за что же вы хотите заплатить мне такую большую сумму?
– Лекарства не излечат отравленного, но нож может.
– Каким же образом?
– Яд впитывается медленно. Первые несколько часов он остается в ране.
– Тогда, может быть, будет достаточно просто хорошенько промыть порез?
– Порез не больше змеиного укуса. Рана крошечная, но смертельная.
– Значит, необходимо иссечение?
– Да. Если яд попадет в палец – отрежь его. Так всегда говорил мой отец. Но подумайте только, что поранила моя жена. Это просто ужасно!
У человека, для которого такие страшные вещи – каждодневная работа, способность сопереживать притупляется. Дугласа Стоуна этот случай уже заинтересовал, поэтому он лишь отмахнулся от слабых возражений мужа.
– Похоже, это единственный выход, – без тени сочувствия произнес он. – Лучше лишиться губы, чем жизни.
– Да, да, я знаю, что вы правы. Что ж, это кисмет[90], и нужно смириться. Меня ждет кеб. Вы поедете со мной и сделаете это.
Дуглас Стоун достал из ящика рабочего стола футляр с бистури, валик ваты и марлевый компресс и положил все это в карман. Если он хотел увидеться сегодня с леди Сэннокс, времени терять больше было нельзя.
– Я готов, – сказал он, надевая пальто. – На улице холодно, не хотите бокал вина на дорогу?
Турок отпрянул, протестующе замахав рукой.
– Вы забываете, что я мусульманин и верный последователь пророка, – воскликнул он. – Но скажите, что это за зеленая бутылочка, которую вы положили в карман?
– Это хлороформ.
– Нам это тоже запрещено. Там ведь есть спирт, и мы подобными вещами не можем пользоваться.
– Вы что же, хотите, чтобы я делал вашей жене операцию без наркоза?
– Ах, она, несчастная, ничего не почувствует. Яд уже начал действовать, она крепко спит. К тому же я дал ей нашего опиума. В Смирне делают хороший опиум. Но идемте скорее, сэр, прошел уже целый час.
Как только они вышли из дома в темноту, в лицо им хлестнул мощный порыв ветра с дождем. Лампа, висевшая на руке мраморной кариатиды[91] в коридоре, качнулась и погасла. Из-за сильного ветра Пиму, дворецкому, чтобы закрыть тяжелую дверь, пришлось навалиться на нее плечом. Двое мужчин, ничего не видя под ногами, пошли в сторону ярких желтых огней, которые указывали на то место, где стоял кеб, и через минуту уже мчались по улицам города.
– Далеко ехать? – поинтересовался Дуглас Стоун.
– О, нет. У нас маленький тихий домик рядом с Юстон-роуд.
Хирург нажал на пружинку в своем карманном репетире[92] и прислушался к тихому звону. Была четверть десятого. Он подсчитал в уме расстояние и время, которое займет такая несложная операция. Выходило, что к леди Сэннокс он попадет не позже десяти. В тумане за окошком проносились тусклые огоньки газовых фонарей, изредка проплывали ярко освещенные витрины магазинов. Дождь барабанил по кожаной крыше кеба, колеса шуршали по лужам, расплескивали воду и грязь. В темноте напротив светлым пятном маячил тюрбан его спутника. Хирург нащупал в кармане и приготовил иглы, лигатуры[93] и зажимы, чтобы не тратить времени на это по прибытии. От нетерпения он ерзал на сиденье и постукивал носком о пол. Наконец кеб замедлил ход и остановился. В ту же секунду Дуглас Стоун выскочил из экипажа, а за ним и торговец из Смирны.
– Можете подождать, – крикнул он кебмену.
Это был мрачный дом на узкой захламленной улице. Хирург, который хорошо знал Лондон, осмотрелся по сторонам, но не увидел ничего, что могло бы помочь определить, что это за место: ни магазина, ни движения, ничего, кроме двух рядов однообразных серых домов с плоскими фасадами. Две полосы мокрых блестящих тротуаров и два потока воды, которые, журча, неслись по канавам к канализационным решеткам, где завивались в водовороты и с гулом уходили под землю. Выцветшая дверь передними была вся в пятнах. Свет, который шел из мутного окошка над ней, позволял разглядеть, что она покрыта толстым слоем пыли и въевшейся грязи. Наверху в одном из окон спальни слабо мерцал желтый огонек. Торговец громко постучал, и, когда он поднял свое смуглое лицо к свету, Дуглас Стоун увидел, что оно перекошено от волнения. Отъехала в сторону задвижка, дверь открылась, и на порог вышла престарелая женщина, держа одной узловатой рукой свечку, а другой прикрывая ее робкое пламя от ветра.
– Все хорошо? – с тревогой в голосе спросил торговец.
– Она в том же состоянии, в каком вы ее оставили, сэр.
– Она не разговаривала?
– Нет, она спит.
Торговец вошел, и Дуглас Стоун последовал за ним по узкому коридору, удивленно озираясь по сторонам. Ни линолеума, ни половика под ногами не было, впрочем, как и вешалки для шляп. Везде, куда он смотрел, была пыль, под потолком гирляндами свисала спутанная паутина. Когда он поднимался следом за старухой по лестнице, его уверенные шаги громким эхом разносились по всему погруженному в тишину дому. Ковра на ступенях не было.
Дверь в спальню находилась на второй лестничной площадке. Сначала в комнату вошла старуха, потом Дуглас Стоун, сразу за ним – торговец. Здесь, по крайней мере, были какие-то вещи, даже в избытке. Турецкие ларцы, инкрустированные столики, боевые кольчуги, странной формы трубки, необычное оружие – все это громоздилось на полу, сваленное по углам в кучи. На прибитой к стене полочке горела единственная небольшая лампа. Дуглас Стоун взял ее и, внимательно выбирая путь между беспорядочно расставленными предметами, прошел к стоящему в углу дивану, на котором лежала одетая по-турецки женщина, в парандже и с чадрой на лице. Нижняя часть лица была открыта, и хирург увидел неровный порез, который шел вдоль нижней губы.
– Простите, но чадру поднимать нельзя, – сказал турок. – Вы знаете, какие у нас на Востоке обычаи.
Но хирург думал не о чадре. Для него это была не женщина. Для него это был интересный случай. Он наклонился и внимательно осмотрел рану.
– Следов раздражения нет, – сказал он. – Можно отложить операцию до тех пор, когда появятся локальные симптомы.
Муж, не в силах справиться с волнением, вскричал, ломая себе руки:
– О сэр! Сэр! Все это слишком серьезно! Нельзя медлить! Вы не знаете, с чем имеете дело. А я знаю, и поверьте мне: операция необходима! Только ножом можно спасти ее.
– И все же я бы подождал, – сказал Дуглас Стоун.
– Довольно! – сердито вскричал турок. – Важна каждая минута, я не могу вот так стоять и наблюдать, как умирает моя жена. Мне остается поблагодарить вас и, пока не поздно, обратиться к другому хирургу.
