– А при жизни он был весьма примечательным парнем, – заметил Аберкромби Смит.
– Он был великаном. Длина мумии – шесть футов семь дюймов[105], и в тех местах, где он жил, его бы считали гигантом, потому что его раса никогда не была рослой. А попробуйте, какие у него мощные шишковатые кости. Не думаю, что кто-нибудь рискнул бы с ним связываться.
– Может быть, эти руки помогали закладывать камни в пирамиды, – предположил Монкхаус Ли, с отвращением глядя на загнутые грязные когти мумии.
– Нет. Этого парня выдержали в соляном растворе и забальзамировали по всем правилам. С обычными строителями так не поступали. Их просто засыпали солью или заливали битумом[106]. Подсчитано, что бальзамирование одного тела стоило примерно семьсот тридцать фунтов на наши деньги. Наш друг был по меньшей мере знатен. Как вы считаете, Смит, что означает эта небольшая надпись рядом с его ступней?
– Я уже говорил, что не владею восточными языками.
– В самом деле? Я думаю, это имя бальзамировщика. Наверное, он был очень добросовестным трудягой. Интересно, что-нибудь из того, что сделано в наши дни, сохранится четыре тысячи лет?
Говорил Беллингем непринужденно и быстро, но Аберкромби Смит видел, что сильный страх все еще не покидает его. Руки его дрожали, нижняя губа подергивалась, и, куда бы он ни поворачивался, взгляд его неизменно возвращался к страшному компаньону. Однако, несмотря на страх, в голосе и поведении его сквозило торжество. Глаза его сияли, по комнате он расхаживал бодрым пружинящим шагом, с таким видом, словно он только что с трудом справился с суровым испытанием, которое, впрочем, только приблизило его к намеченной цели.
– Вы что, уже уходите? – воскликнул он, когда Смит поднялся с дивана.
Похоже, перспектива остаться в одиночестве вернула его страхи, он даже протянул руку, чтобы удержать соседа.
– Да, мне нужно идти. Меня ждет работа. Вы уже оправились, но, мне кажется, с вашими нервами вам следует изучать что-нибудь более приятное.
– О, обычно я не теряю хладнокровия. Я имел дело с мумиями и раньше.
– В прошлый раз вы тоже потеряли сознание, – напомнил ему Монкхаус Ли.
– Да, да, это верно. Что ж, пожалуй, мне нужно принимать что-нибудь успокоительное или полечить нервы электричеством. Но вы же еще останетесь, Ли?
– Как скажете, Нед.
– Хорошо, тогда я спущусь к вам и переночую на вашем диване. Спокойной ночи, Смит. И прошу прощения, что побеспокоил вас своей глупостью.
Они пожали руки, и студент-медик, поднимаясь по неровным спиральным ступенькам, услышал щелчок ключа в замке и шаги двух его новых знакомых, отправившихся на нижний этаж.
Вот при каких необычных обстоятельствах состоялось знакомство Эдварда Беллингема и Аберкромби Смита, знакомство, которое, по крайней мере, последний не имел желания поддерживать. Однако у Беллингема его не слишком приветливый сосед, похоже, вызвал симпатию, и он до того настойчиво пытался сблизиться с ним, что отделаться от него, не прибегая к откровенной грубости, не представлялось возможным. Дважды он забегал, чтобы поблагодарить Смита за помощь и еще много раз после того заходил к нему с разными книгами, бумагами и по прочим мелким вопросам, которые могут возникнуть у живущих по соседству холостяков. Как вскорости выяснил Смит, он был человеком широко начитанным, придерживался в общем католических взглядов на жизнь и обладал феноменальной памятью. Да и манерами он обладал настолько приятными и обходительными, что через определенное время его отталкивающая внешность переставала замечаться. Для утомленного подготовкой к экзамену Смита египтолог оказался довольно приятным собеседником, и через какое-то время он уже начал ждать его визитов с нетерпением и даже сам стал ходить к нему в гости.
Беллингем, несомненно, был умным человеком, однако студенту-медику показалось, что в его поведении присутствуют некоторые признаки безумия. Иногда он неожиданно начинал выражать свои мысли возвышенным высокопарным тоном, который никак не вязался с простоватым поведением.
«Как поразительно осознавать, – восклицал он, – что человеку подвластно управлять силами добра и зла… Что он способен быть либо добрым ангелом, либо демоном мщения». О Монкхаусе Ли он как-то сказал: «Ли – славный малый, честный человек, но ему не хватает силы, напористости. Он неподходящий партнер для человека, занятого великим делом. Для меня он неподходящий партнер».
Выслушивая подобные намеки и недомолвки, Смит лишь поднимал брови, качал головой и отпускал наполненные медицинской мудростью замечания относительно работы по ночам и нехватки свежего воздуха.
В последнее время у Беллингема появилась привычка, которая (Смит это знал) часто свидетельствует о приближающемся ослаблении мозга. Он начал разговаривать с самим собой. В поздние часы, когда у него наверняка не могло быть посетителей, Смит слышал доносящийся с нижнего этажа приглушенный монотонный голос соседа, даже шепот, тем не менее прекрасно слышный в ночной тишине. Эти монологи раздражали и отвлекали студента, и он несколько раз поднимал эту тему во время разговоров с Беллингемом. Однако в ответ на обвинения тот начинал злиться и заявлял, что по ночам не произносит ни слова. Правда, почему-то раздражало его это намного сильнее, чем можно было бы ожидать.
Если бы Аберкромби Смит хоть немного не доверял своим ушам, ему бы не пришлось далеко ходить за подтверждением того, что слух его не обманывает. Тома Стайлза, маленького сморщенного старика, прислуживавшего обитателям башни с давних времен, также серьезно беспокоило происходящее.
– Прошу прощения, сэр, – однажды утром, убираясь в верхней комнате, сказал он, – как вы считаете, с мистером Беллингемом все в порядке?
– В порядке, Стайлз?
– Я имею в виду, с его головой, сэр.
– А почему вы спрашиваете?
– Ну, не знаю, сэр, в последнее время у него сильно изменились привычки. Это уже не тот человек, каким он был раньше, хотя, позвольте мне говорить откровенно, в отличие от мистера Хасти или вас, сэр, он никогда мне не казался достойным джентльменом. У него появилась эта ужасная привычка разговаривать с самим собой. Странно, что вас это не тревожит. Я уж и не знаю, как с ним быть, сэр.
– Не понимаю, какое вам до этого дело, Стайлз.
– Ну, понимаете, мистер Смит, мне ведь не все равно. Может быть, я и позволяю себе лишнее, но ничего не могу с собой поделать, сэр. Я ведь к моим молодым джентльменам как к детям родным отношусь. Порой чувствую себя и отцом их и матерью. Ежели что случится да понаедут родственники, мне ж за все отвечать придется. Но мистер Беллингем, сэр… Мне бы очень хотелось знать, что это иногда расхаживает по его комнате, когда он уходит и запирает дверь на ключ.
– Послушайте, вы говорите чепуху, Стайлз.
– Может статься и так, сэр, да только я не раз слышал это своими собственными ушами.
– Глупости, Стайлз.
– Хорошо, сэр. Если я буду вам нужен, звоните.
Аберкромби Смит не придал значения болтовне старика, но через несколько дней произошел один случай, который произвел на него неприятное впечатление и заставил вспомнить его слова.
Как-то довольно поздно вечером к нему поднялся Беллингем. Он увлек его занимательным рассказом о пещерных гробницах в Бени-Гассане, деревушке, расположенной в Верхнем Египте, когда Смит, отличавшийся отменным слухом, отчетливо услышал, как на расположенной под ним лестничной площадке открылась дверь.
– Кто-то только что вошел или вышел из вашей комнаты, – заметил он.
Беллингем вскочил и на миг замер, в его взгляде сомнения было не меньше, чем испуга.
– Я закрыл ее на ключ. Да, кажется, закрыл, – неуверенно произнес он. – Никто не мог открыть дверь.
– Позвольте, но я слышу, кто-то поднимается к нам по лестнице, – сказал Смит.
Беллингем бросился вон из комнаты, громыхнул дверью, выбежал на лестницу и поспешил вниз. Смит услышал, как примерно на полпути его шаги замерли, и ему показалось, что раздался шепот. Через секунду дверь на нижнем этаже хлопнула, в замке щелкнул ключ и Беллингем, с капельками пота на бледном лице, взбежал по ступеням наверх и снова вошел в комнату.
– Все в порядке, – сказал он, устало усаживаясь в кресло. – Это все глупый пес. Он сам открыл дверь. Не знаю, как я мог забыть запереть ее.
– Не знал, что выдержите собаку, – промолвил Смит, внимательно всматриваясь в растревоженное лицо соседа.
– Да, уже давно. Нужно от этого пса избавиться. От него одни неприятности.
– Да, наверное, раз вам так тяжело удержать его в комнате. Я всегда полагал, что для этого вообще необязательно запирать дверь на ключ, достаточно просто закрыть ее.
– Я просто не хочу, чтобы старик Стайлз как-нибудь выпустил его. Это довольно дорогая собака, понимаете, было бы неприятно, если бы пес сбежал.
