Вскоре на траверзе по левому борту должен был показаться мыс Горн. Конечно, едва ли его можно будет хоть сколько-нибудь ясно разглядеть, серая пелена дождя затягивала всю перспективу – но вдруг? Несмотря ни на что, я чувствовал острое желание посмотреть на этого "убийцу кораблей". Для того и выбрался наружу. Вейхштейн тоже собирался вылезти, но немного отстал.
И это случилось – тучи разошлись, и мыс, от которого мы находились всего в паре километров, открылся нашим взглядам. Отвесный, но все же довольно низкий берег вдруг вспучивался складчатым каменным горбом – по его правой стороне возвышались несколько массивных утесов, вершина задевала низкие темно-серые тучи, ярящиеся волны одевали подножие кипенно-белым кружевом пены…
Мыс Горн!
Он был виден всего несколько секунд – темный, пугающий, грозный. А потом полог туч сомкнулся, и все снова затянула непроницаемо-серая пелена дождя…
– Ну что, где он? – на смотровую площадку вскарабкался Вейхштейн. Он говорил громко, почти кричал, и все равно его голос за гулом ветра был слышен плохо. Рука его шарила по поручню, пристегивая карабин, а сам он, вытянув шею, смотрел туда, где только что был виден мыс.
– Опоздал! – воскликнул я. – Долго возился…
– Ну, может еще покажется, – в голосе Вейхштейна не слышалось особого разочарования.
– Может быть, – Гусаров пожал плечами. – Хотя при таком дож…
– Корабль! – вдруг заорал Харитонов. – Слева по курсу!
Гусаров тут же вскинул к глазам бинокль, мгновенно выхватив взглядом из толчеи волн обнаруженный вахтенным корабль. Мы с Вейхштейном, вцепившись в поручень, всматривались в серую даль.
– Это какой-то торговый… Погружаться не будем…, – крикнул Гусаров после короткой паузы. – Похоже, у них там неприятности! Не до нас им…
С ним трудно было спорить. До корабля было далеко, и заметить в серой пелене дождя скользящий между серых волн низкий серый силуэт лодки было непросто.
Видя, что мы с Вейхштейном аж на цыпочки привстаем от нетерпения, Харитонов протянул нам свой бинокль: жаль, что их было не два, и смотреть нам пришлось по очереди.
…С кораблем и в самом деле было что-то неладно. Он заметно просел правым бортом и носом: волны перекатывались по палубе, разбивались о ходовую рубку, рассыпаясь пеной и брызгами. По палубе, держась за тоненькие ниточки тросов, медленно передвигались фигурки членов команды. Они направлялись к большим контейнерам, размещенным на палубе – сначала я не понял, что они собирались делать, а потом догадался, что, скорее всего, они собираются сбрасывать контейнеры в море, чтобы хотя бы так немного облегчить и выровнять корабль.
– Видать, пробоину получили! – крикнул Гусаров, не отнимая от глаз бинокля. – И груз с креплений сорвало – в трюме наверняка настоящая чертова мельница! Уравновесить корабль не могут!
– Их к мысу сносит, товарищ капитан! – добавил Харитонов. – Разобьет бедолаг, как пить дать!
– Похоже на то!
Тем временем фигурки на палубе, орудуя топорами, срубили часть канатов, которыми контейнер крепился к палубе, но, судя по тому, что произошло дальше, чего-то не учли. Оставшиеся канаты лопнули – мне даже показалось, что сквозь гул ветра донесся треск и крики – и огромный куб заскользил по палубе, разрывая штормовые тросы, давя и сбрасывая в бушующее море маленькие фигурки людей. Человечки заметались, но было поздно – высоченная волна промчалась по палубе, сметая матросов. Когда вода схлынула, на палубе оставалось меньше половины команды.
У меня сжалось сердце. Совсем рядом с нами люди попали в беду! Капитан, наверное, пытается удержать корабль подальше от смертельно опасного берега, аварийная команда латает пробоину, стучат помпы, выбрасывая за борт кубометры воды, радист шлет в эфир призывы о помощи, а матросы на палубе стараются сбросить груз, который уменьшает шансы на спасение, и без того призрачные…
– Мы можем им помочь? – крикнул Вейхштейн, хотя, как и я, знал ответ.
– Нет! – помотал головой Гусаров. – Стоит нам сунуться поближе – и их не спасем, и сами погибнем! Черт, да что же они, балласт не могут принять? Хоть бы выровнялись, а то винты воздух молотят! Ах, проклятье!
А берег все надвигался – быстро, неотвратимо…
Фигурки на палубе заметались: одни устремились к шлюпкам, которые каким-то чудом еще уцелели на борту, а другие – вот смельчаки! – продолжали рубить канаты. Вот рухнул в море, подняв чудовищный фонтан брызг, второй контейнер, за ним третий…
Но было уже поздно.
Корабль, увлекаемый течением, приблизился к берегу, и вдруг замер. У меня на секунду вспыхнула надежда на то, что экипажу каким-то чудом удалось переломить ситуацию – но в следующее мгновение нос корабля смялся от удара о подводную скалу, фигурки матросов посыпались в море, шлюпка, которую несколько человек успели подготовить к спуску, сорвалась с талей и кверху дном шлепнулась в море. А потом из трещин в лопнувших бортах ударили струи рыжего с желтыми прожилками пламени, превращая корабль в циклопический факел.
– Это они что же, топливо везли? – прокричал Харитонов.
– Ага! Или боеприпасы! А может, и то, и другое! Эх, бедняги…
Зрелище было жутким – корабль, одетый ореолом пламени, тяжело заваливался на борт и быстро погружался в воду, которая, отражая блеск пламени, казалась расплавленным, раскаленным до солнечного сияния металлом.
Мы так и не узнали, чей это был корабль – союзников или врага. Да и, казалось бы, что такое гибель одного корабля по меркам войны охватившей большую часть земного шара? Но разыгравшаяся трагедия потрясла всех – у нас на глазах погибли несколько десятков людей, которые до последнего мгновения отчаянно сражались со стихией. Сражались, хотя знали, что не выйдут из этой схватки победителями…
Не прошло и пяти минут, как неизвестный корабль затонул. Все так же ярились волны, все так же бушевал ветер, и уже ничто не напоминало о разыгравшейся трагедии…
– Давайте спускаться! – скомандовал Гусаров. – Харитонов, через пять минут пришлю смену!
– Слушаюсь, товарищ капитан!
Мы начали спускаться – сначала вниз скользнул Вейхштейн, потом, отстегнув карабин, встал на лесенку я…
– Волна! – голос вахтенного перекрыл гул ветра.
В следующее мгновение лодку потряс сокрушительный удар, пальцы разжались, и я камнем рухнул в темный колодец лаза…
* * *
– Очнулся, симулянт? – в поле зрения вплыло улыбающееся лицо Вейхштейна.
– Ага, – сил у меня хватало только на шепот. – Где… где я?
– Не ври, память тебе не отшибло! Там же, где и раньше – на лодке. В нашей каюте. В Анголу плывем, не забыл?
– На лодке? А почему не качает?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
