Вперед. Еще не бегом, но быстрым шагом. Первыми, ощетинившись стальным ежом, пикинеры, следом — стрелки. Вот ты и пришел… Черно-белая волна, обтекая маршала и немногочисленных свитских, устремляется вперед, накатывая на поредевший иноземный строй. Эта армия надеялась вволю повеселиться на талигойской земле. Не она первая.
— Пикинеры, вперед! Талиг! — Ролан никогда не был оратором. — Талиг и… Тали-и-иг!
Правильно: будет Талиг, найдется и король, как бы его ни звали — Фердинанд, Карл, Рокэ, Людвиг или… Арно.
Боевой не клич, а рев. Расстояние между сторонами тает. Дриксы дают залп. Последний залп в упор, для которого берегли заряды, но атаку уже не остановить — слишком силен порыв.
Первая линия сошлась с противником вплотную, лязг и треск столкновения слышен и здесь, и дальше, было б кому слушать… Ролан давит. Пока один — вторую линию Айхенвальд придерживает, выжидает, примеривается, куда лучше нанести завершающий удар. Нанесет — не маленький, а твое место здесь. Бой решит, возвращаться маршалу на холмы или заворачивать отступающих и идти уже до конца. Собственного или дриксов.
Рев переходит в вой… Опрокинут, должны опрокинуть!
3
Савиньяк хочет, чтобы они нагнали страху на этих гаунау, значит, так и будет! Четыре с лишним сотни с гиканьем кинулись на задние шеренги коричневой пехоты, но гаунау не ослепли и не оглохли. Отчаянный вопль сигнальных труб заставляет «медведей» обернуться, они видят черно-белое знамя. И талигойских конных гвардейцев во всей их пусть и потрепанной, но красе. Всадники Бэзила несутся вперед, не опасаясь налететь на смертельный частокол пик — в задних рядах пикинеров нет, они еще сражаются впереди, из последних сил удерживая строй.
Спешно поворачивающиеся высокие люди. Кто-то выстрелил, часть солдат сбивается в кучу, но некоторые… да! Начинают разбегаться. Еще чуть-чуть… Бэзил с тремя кавалеристами врезался в десяток окруживших офицера «медведей». Бурые отмахиваются разряженными мушкетами, как дубинами, но остановить напор разогнавшихся лошадей им не под силу.
Не успевшего отскочить офицера просто смяли, его судьбу разделили еще двое или трое, и тут Чарльз нашел своих врагов. Собственных. Обретая черты, они вынырнули из общей сумятицы. Краснолицый пехотинец, не став меряться силой с боевым конем, прыгнул влево от Чарльза в надежде избежать клинка. Это ему удалось, зато стоявший за прыгуном оказался не столь расторопен. Тяжелая шпага опустилась на коричневое плечо.
Потом был еще один. Этот пытался убежать и получил удар по затылку. Кто-то здоровенный собрался выбить капитана из седла прикладом, но пистолет не подвел. Молитвами Бонифация… Все больше бурых, не помышляя об обороне, ударялись в бегство, кое-как уворачиваясь от копыт и клинков. Давенпорт осадил жеребца, чтоб не врезаться в двоих гвардейцев, от души работавших палашами. Обученные кони по мере сил помогали всадникам. Люди и лошади расчистили вокруг себя неплохую площадку. Стало видно, что задние ряды гаунау полностью расстроились.
Горнист позади выводит «Сбор». И впрямь пора, а то рассеемся поодиночке. Судя по накатывающему невнятному гулу, приближалась пехотная свалка. Чарльз слушал ее, пока со стороны Ор-Гаролис не донесся слитный топот. Шла конница. Накликал… Кляня собственное разгильдяйство, Чарльз принялся заряжать пистолет, но беспокойство умерло, едва родившись. Ветер развернул черно-белое знамя, под ним темнели родные мундиры. Робби… А вот и он сам. Собственной персоной. Без каски, с хищной улыбкой на неумытой физиономии.
— Все, кончились рейтары, — чуть ли не с досадой объявил однокорытник. — Мы решили, что для вас одних тут «медведей» многовато.
— Не сказал бы…
— Жадный Манрик!
— Дальше давай! Дальше по их линии, пусть везде бегут! — замахал окровавленной шпагой Бэзил и исчез, дав шпоры буланому. И опять — налететь, разогнать, рубануть подвернувшегося неудачника и вперед, туда, где пока держатся.
Вот они! Гаунау в особенных, серебрящихся, мундирах. Кажется, тоже егеря, только пешие. Звери не хуже бергеров-»следопытов». Собрались вокруг знамени и, соблюдая подобие строя, отходят к реке. Ну и кошки с ними, раз такие непугливые! Знамя жаль, но такие не бросят…
— Уходят! Проклятье… Вперед!
Полковник Хейл рассудил иначе, чем капитан Давенпорт. Снова всадники налетают на сбившихся пехотинцев, снова те огрызаются. Вскидывается и падает конь, подминая хозяина. Еще один кавалерист вываливается из схватки, держась за бок. Чарльз поворачивает жеребца, спеша на помощь. Спешат и другие.
Они были шагах в трех, когда черный султан Бэзила нырнул вниз. Леворукий, неужели? Так не повезло?! В самом конце!.. Новые всадники врезаются в схватку, расшвыривая последних оставшихся на ногах егерей. Получив удар лошадиной грудью, вместе со знаменем рушится знаменосец. Рядом мертвый офицер. А вот и Бэзил. Скорчился на земле, держась за бедро, буланый полумориск кружит над ним, защищая хозяина, чуть в стороне валяется егерский мушкет с широким кинжалом, очень аккуратно примотанным к стволу кожаным ремнем. На лезвии — кровь.
Чарльз соскакивает на землю, успокаивает коня. Кто-то помогает полковнику Хейлу сесть.
— Ну что вы тут толчетесь?! — рычит спасенный. — Больше дела нет? Оставьте со мной двоих и дальше! Дальше!
— А дальше не очень-то и нужно, — хохочет Чарльз. — Посмотри, они же бегут. Везде бегут…
4
Глухой беспрерывный шум… Сражение рокочет, как море. Шторм и прорезающий его сигнал. Такое знакомое: «Кавалерия, в атаку!» Там, за левым крылом дриксов. Это Хейл, прорвался-таки. Теперь все. Теперь никакое упорство, хоть гусиное, хоть медвежье, не спасет.
— Мой маршал, — глаза Сэц-Алана блестят, как у влюбленного, — мой маршал, наши!
— Разумеется. — Быть уверенным в своих людях, удивляться не подвигам, а невыполненным приказам — это и значит быть маршалом. Сомневаться — дело начальника штаба, но Хеллинген в тылу. Некому советовать, что надо приказать Айхенвальду, впрочем, бергер не глухой — все услышит и все поймет.
Впереди продолжало шуметь кровавое море. Искушение забраться на ближайшую вершину и схватить трубу становилось неодолимым, но Лионель дождался медных уверенных голосов.
Айхенвальд не мешкал. Он рассчитал правильно — решительный удар придется справа. Побегут и там — посыплется и вся линия. Вот теперь можно в седло. Рисковать дальше бессмысленно.
— Коня!
Когда в столице сидит свихнувшийся петух, когда нет ни короля, ни маршала, ни резервов, ни довольствия, а тебе надо и поросят растить, и окорока коптить, дать разок по вражеским лапам — еще не успех. Успех — это сохраненная армия и выигранная война. Вернее, выигранная война и сохраненная армия, а сегодня он только начал. Когда и где конец, знает один Леворукий, но знать — не главное. Главное, армия поняла, что будет так и только так, как решишь ты. Ты, а не Фридрих, не Хайнрих, не Создатель с Зеленоглазым, есть ли они, нет ли!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
