Прошло несколько минут, прежде чем зрители нарушили безмолвие. Наконец Измаил, вспомнив о своем, авторитете, решил, что он может воспользоваться своим правом и распорядиться, куда идти его детям.
— Пойдемте, дети, — сказал он более равнодушным чем когда-либо тоном, — и предоставим этим собакам петь в свое удовольствие. Я не хочу лишать жизни животное только потому, что его хозяин поселился слишком близко к расчищенной мною земле. Пойдем, у нас довольно своего дела. Нечего заниматься делами соседей.
— Не уходите, — крикнула Эстер голосом, похо=жим на таинственные предсказания Сивиллы, — в этом есть какой-то знак, какое-то предостережение. Я — женщина, я — мать, и я хочу узнать в чем оно.
При этих словах, размахивая ружьем, с видом, невольно действовавшим на зрителей, она подошла к месту, где еще были обе собаки, которые продолжали жалобно выть. Все ее спутники последовали за ней: иные из послушания, другие по беспечности, которая не позволяла им восстать против воли матери, но все с большим или меньшим интересом.
— Абнер, Абирам, Измаил, — крикнула Эстер, останавливаясь там, где земля была избита, истоптана ногами и еще окрашена кровью, — вы — охотники, скажите же, какое животное погибло здесь? Говорите! Вы — мужчины, вы должны знать все признаки, которые встречаются на равнине. Это кровь волка или пантеры?
— Это кровь буйвола — благородного сильного создания, — ответил Измаил, спокойно осмотрев роковые признаки, так взволновавшие его жену. — Вот место, где он бил землю ногами в предсмертной борьбе. А дальше он упал и взрыл землю рогами. Да, я уверен, что это был буйвол замечательной силы и смелости.
— А кто его убил? — спросила Эстер. — Если человек, то он должен был оставить его внутренности; если волки — они не съели бы кожи. Скажите мне, вы — мужчины и охотники — разве это кровь животного?
— Он, вероятно, бросился с этой возвышенности, — сказал Абнер, шедший несколько впереди. — Вы найдете его вон в том ивовом лесу. Посмотрите, сотни хищных птиц летают над ним.
— Значит, он еще не умер, — сказал Измаил, — иначе эти прожорливые птицы напали бы на свою добычу. По собакам я заключаю, что это какой-нибудь опасный зверь. Мне думается, что это медведь, зашедший сюда от порогов.
— Да, да, — сказал Абирам, — пойдемте прочь. Нечего бесполезно нападать на опасного взбешенного зверя. Обратите внимание, Измаил, это слишком большой риск, а выгоды мало.
Молодые люди улыбнулись при новом проявлении хорошо известной им трусости дяди. Старший из них выразил даже свое презрение.
— Мы можем посадить его в клетку вместе с другим животным, которое тащим за собой, — насмешливо проговорил он. — Тогда можно будет вернуться в поселения с полными руками и показывать наш зверинец перед присутственными местами и тюрьмами всего Кентукки.
Нахмуренные брови отца, говорившие о надвигавшейся буре, остановили шутки молодого человека. Он обменялся взглядами с готовыми возмутиться братьями и счел за лучшее замолчать. Но вместо того, чтобы удалиться, как советовал осторожный Абирам, все спустились к лесу и остановились в нескольких шагах от него.
Перед ними предстало зрелище, достаточно внушительное и поразительное, чтобы произвести впечатление даже на умы более развитые, чем умы невежественной семьи Измаила. Как всегда в это время года, небо было покрыто бегущими густыми облаками, под которыми неисчислимые стаи болотных птиц, махая усталыми крыльями, направляли свой тяжелый полет к отдаленным водам юга. Поднявшийся ветер то мчался низом по прерии, образуя вихри, которым почти нельзя было противостоять, то изливал свою ярость в высших слоях воздуха, как будто он играл висевшими там парами, то отделяя их друг от друга, то смешивая в беспорядке, великолепном и грозном, громадные массы облаков. Множество хищных птиц продолжало летать над маленьким лесом, описывая круги, борясь против ветра. Они то подымались на значительную высоту, то быстро падали вниз и сейчас же продолжали полет с криками ужаса, как будто вид чего-то особенного или инстинкт подсказывали им, что не наступил еще момент, когда добыча может достаться им.
Измаил стоял несколько времени в удивлении, доходившем до оцепенения. Глаза всех были устремлены на это необыкновенное зрелище. Голос Эстер нарушил, наконец, чары и напомнил слушателям о необходимости, разъяснить их недоумение мерами, более деятельными, чем удивленные, смущенные взгляды.
— Позовите собак, — крикнула Эстер, — и заставьте их войти в лес. Если вы не потеряли свойственного вам мужества, то вас достаточно много, чтобы справиться с самыми свирепыми медведями с запада от Большой реки. Позовите собак, говорю вам! Энох, Абнер, Габриэль, да оглохли вы и онемели от удивления, что ли?
Один из молодых людей исполнил приказание матери. Ему удалось заставить собак отойти от места, вокруг которого они продолжали бегать, и отвести; их к опушке леса.
— Заставьте их войти туда, — продолжала Эстер, — заставьте. А вы, Измаил, Абирам, если оттуда выйдет какой-нибудь опасный зверь, покажите ему, что умеете обращаться с оружием.
Молодые люди, державшие до сих пор собак на ремне, которым они окружили их шеи, отпустили их, уговаривая войти в лес. Но старая собака, очевидно, находилась под каким-то необыкновенным впечатлением, или же была слишком опытная, чтобы решиться на необдуманное предприятие. Дойдя до первых деревьев леса, она внезапно остановилась, дрожа всеми членами и как бы не в состоянии ни отойти, ни двинуться вперед. Поощрительные восклицания молодых людей не имели никакого влияния; она отвечала на них только медленным жалобным лаем. Молодая собака в продолжение нескольких минут обнаруживала те же симптомы, но, менее благоразумная, нежели более впечатлительная, чем ее старая товарка, она решилась, наконец, и исчезла в лесу, Через минуту послышался тревожный лай, собака вернулась почти тотчас же и стала по-прежнему с лаем бегать вокруг леса.
— Неужели между моими детьми нет мужчины? — громко воскликнула Эстер. — Дайте мне мушкет получше этого маленького охотничьего ружья, и я покажу вам, что может сделать храбрая женщина.
— Погоди, мать! — крикнули сразу Абнер и Энох. — Если тебе так хочется видеть зверя, мы выгоним его из леса.
Никогда, даже в самых важных случаях, они не вели таких длинных разговоров, но, раз приняв решение, они выполнили его быстро и решительно. Тщательно приготовив оружие, они смело вошли в лес. Люди с менее крепкими нервами, чем у молодых охотников, задрожали бы при мысли об опасностях, которые были связаны с таким рискованным предприятием. По мере того, как они углублялись в лес, вой собак становился пронзительнее и меланхоличнее. Ястреба и сарычи опускались так, что касались крыльями высоких ветвей деревьев, а ветер свистел в открытой прерии, как будто духи воздуха также спустились туда, чтобы присутствовать при раскрытии тайны.
