Илья глядел в опустевший ковш так, будто там было нарисовано что-то очень любопытное. Он явно хотел возразить, но чуял: ответом станет ругань.
– А что я страже греческой скажу – вот, подарок вам привез?.. Они меня для начала в поруб засадят и два месяца разбираться будут, знаю их.
– С греками все устроено. Гонец в Константинополь ушел третьего дня, пока доберешься, там уже заждутся вас. Встретят сообразно чину, не беспокойся. Грамота будет у константинопольского легатария, он сам передаст ее тебе. Грамота не именная, в ней только указано – сорок один муж. Сам понимаешь, это число ничего не значит. Просто я обещал ловцам, что их пустят в город. Не говорить же – молодцы, радуйтесь, если вас уцелеет хотя бы десяток… Чай не дети, догадались.
– Сорок паломников со паломником… – буркнул Илья. – Нас теперь сорок четыре вместе с Денисом. Будет тесно на ладье.
– Ну, выкинь лишних в реку, – небрежно посоветовал Добрыня. – К слову, на порогах берегись. Вообще, брат, давай начинай беречься. Пора уже. Хватит бегать-прыгать, драться и все такое.
– Да я почитай целый год без драки! – заявил Илья. – Мне Подсокольник мешает, вперед лезет, я моргнуть не успею, хрясь – и уже поговорить не с кем.
– Славный парубок Микола, – похвалил воевода. – Надо будет его наградить, что ли…
В дверной косяк постучали.
– Ну? – буркнул Добрыня.
Вошел, кланяясь, гонец из княжих.
– Воеводе от ключника весть.
– Что? – Добрыня весь подобрался.
– Сыскали вора. Ждут тебя.
– Та-ак…
Добрыня взял со стола нож и попробовал лезвие.
* * *
В порубе было душно, тускло, пахло дымом и кровью. Добрыня с Ильей прошли в дальний угол, то и дело цепляя шапками высокий подволок. Когда строили терем, на таких не рассчитывали.
Вор, голый и окровавленный, висел на столбе вверх ногами.
– Посвети, – сказал воевода, садясь на корточки.
Вору сунули под нос факел. Добрыня присмотрелся, встал в рост, опять стукнулся шапкой, снял ее.
– Ничего не разберешь, – пожаловался он Илье, – синяки одни на морде. Тебе, случаем, не памятен этот красавец?
– Впервые его вижу, – сказал Илья не глядя. – Поляк вроде.
Добрыня вопросительно покосился на старшего гридня.
– Звать Болеслав, – сказал тот. – Представлялся в Киеве витязем-рядовичем, якобы ходит вольно, службы ищет.
– Ах, да ты Болеслав! – притворно обрадовался Добрыня. – Неужто сам польский круль?
Он брезгливо пнул вора сапогом.
– Не-ет… – простонал тот.
– А что так? Ты представился тиуном великого князя, пес!
Добрыня пнул вора еще раз.
– Было бы лучше для тебя назваться польским крулем, – заключил воевода. – Не так мучительно. Хм… А отрежьте-ка ему ятра для начала!
Гридни шагнули к вору. Тот заорал, жутко, протяжно.
– Только пасть сперва заткните, не то князя разбудит.
Вора обступили и деловито им занялись. Добрыня жадно наблюдал. Илья отвернулся. Он знал эту жестокую шутку. Никакие ятра вору не отрежут – пока что – но тому же не видно, а боль страшная.
Вор извивался на столбе. Его станут резать долго. Он уже сам захочет рассказать все-все-все. А его будут мучить и не зададут ни одного вопроса.
Илья прошел к столу на козлах, где были разложены вещи, изъятые у вора. Переменил лучину, склонился над столом. Чего тут только не было. Польская грамота, какие-то фибулы, греческая печать, с виду настоящая, еще грамоты… Истинных хозяев их вор наверняка убил. А вот бляха со знаком великого князя – падающим на добычу соколом – точно подделка, даже на зуб пробовать лениво. Настоящую попробуй возьми. Можно убить гонца. Но все знают на Руси и окрест: если из княжей челяди кто пропадет, розыск будет стремителен и страшен. Пока не вызнают, куда делся человек, не успокоятся. Только степь хранит тайны, остальное разрешимо.
Вора терзали. Илья потрогал Добрыню за плечо.
– Пойду я на двор подышу.
Добрыня кивнул, не оборачиваясь. Он был занят – следил, чтобы гридни лишнего не отрезали, увлекшись.
Свежим воздухом Илья наслаждался на ходу. Выйдя из поруба, он направился прямиком в терем. Деловой с виду, но совершенно бесшумной походкой – князя не разбудить бы – проник в закрома, где разжился по знакомству кувшином меду. Отхлебнул и подумал, что самое время прогуляться до детинца, посмотреть, как младшие поживают.
В детинце его и нашел Добрыня. Илья сидел в окружении младших храбров и слушал дружинные песни. Вид у него был счастливый донельзя.
Дружина вскочила, роняя лавки.
Добрыня поманил Илью окровавленным пальцем.
– Умыться бы тебе, брат, – ласково посоветовал Илья.
Воевода поглядел на свою руку и буркнул:
– А дайте.
Ему бегом поднесли умыться, он оттер руки, сполоснул лицо. Отобрал у Ильи кувшин, заглянул внутрь.
– Увы, – сказал Илья кротко, – совсем ничего не осталось.
– И ему умыться дайте, – приказал воевода. – Чем холоднее, тем лучше.
Илья возражать не стал и, страдальчески морщась, побрызгал на себя из лохани.
– Ладно, – сказал Добрыня. – Пойдем-ка мы с тобой, храбр, на крылечке посидим.
Илья очень уверенно поднялся и еще более уверенно пошел. По тому, как мягко он ставил ногу, было ясно: Урманин пьян. А в пьяном Урманине просыпался зверь, бесшумно крадущийся и далеко прыгающий. И в шутку напрыгивающий на старых знакомых, когда из-за угла, а когда через забор. Ему это казалось смешно, всем остальным не очень.
Медовуха не заплетала Илье руки-ноги, скорее, наоборот. На крыльце под огромным телом витязя не скрипнуло ни дощечки. Илья повел носом и хищно огляделся, высматривая себе развлечение. Оставалось надеяться, что Урманин не вздумает этой ночью залезть на Десятинную церковь и уснуть с крестом в обнимку. А то в прошлый раз, очнувшись поутру, он боялся спуститься. Закинули веревку, подняли храбру вина на опохмел… Отец Феофил пришел в такое изумление, что даже не ругался. Сказал – дитя, оно и есть дитя, чего с него возьмешь, спасибо крест не своротило.
– Ночевать у меня будешь. – Добрыня уселся и точь-в-точь как утром похлопал ладонью. Илья покорно умостился по соседству. Крыльцо все равно не заскрипело.
– Ну что сказать, брат, – воевода расчесал пятерней бороду. – Новости есть добрые, а есть и худые. Как я и полагал, на княжем дворе измены нет. Воду мутит кто-то из новгородцев. Придется тебе его найти…
– …И выкинуть в реку. А чего? Ты же разрешил. Лишних – в воду.
– Помолчи. Этот молодец-ловец, сам того не зная, оказал нам услугу. Болеслав мог бы тут натворить дел. Он не вор, он в службе императора франков. Вместо разбойника мы поймали соглядчика.
– Хорош соглядчик – продал чарку в Киеве! – Илья покачал головой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
