Загонщики подходили.
Одинец был уже вне выстрела.
Охотник скользнул взглядом по берегу. Нигде не было видно лодок.
– Ну, слава тебе, последний лесной великан! – громко произнес охотник и рассмеялся счастливым смехом.
Протянув руку, он показал подошедшим крестьянам далеко в море сверкающую точку.
Золотая дорожка солнца быстро свертывалась, убегала от берега, обнажая холодную гладь моря.
Глава VI. В городе
Прошла неделя.
Охотник снова превратился в студента, бегал в университет, торопливо ел, спал и развлекался. Быстрая городская жизнь закрутила его в своем безостановочном колесе.
В тот день он вышел из университета поздно и побежал домой по набережной.
Где-то за мостом заходило солнце. На той стороне реки корабельные доки сверкали бесчисленными стеклами.
«Как тут редко замечаешь солнце, – подумал студент. – А там только и глядишь на него».
Там – это в лесу. Студент частенько теперь ловил себя на мысли о лесе.
Он пробежал уже и мост, а солнце отодвинулось куда-то за колонны большого здания.
«Вот так и Одинец, – думал студент. – Плыл, плыл – а солнце от него все дальше. Захлебнулся – и пошел ко дну».
Впереди над серым камнем набережной резко выделился черный подъемный кран, хищно выгнутая стальная спина.
«…Или с миноносца какого-нибудь его застрелили», – уныло закончил свою мысль студент.
В это время он заметил идущую прямо на него знакомую женскую фигуру.
– Вы? – удивленно спросил он. – Разве вы уже вернулись?
Окинув одним взглядом всю его растерянную фигуру, девушка спокойно сообщила:
– Я была у вас, искала вас.
– Меня? – удивился студент. – Вы же писали, что ненавидите меня!
Не отвечая, она спросила:
– Убили Одинца?
Студент почувствовал облегчение.
– Нет, не удалось, – ответил он быстро.
Но сейчас же поправился:
– Собственно, не то чтобы не удалось, а я даже спас его. То есть не совсем спас, а так… не стал стрелять, хотя совсем уже…
Он совсем запутался в словах и, внезапно разозлившись на свою растерянность, отрезал:
– Одинца крестьяне загнали в море. Я видел, как он поплыл, – и не стал стрелять. Вот и все.
Глаза девушки заблестели.
– Я так и знала! Так и должно было кончиться. Говорите скорей, в какой день он уплыл?
– В четверг на прошлой неделе. А что?
– А то, что Одинец ваш цел и невредим, – с торжеством объявила девушка.
– Его поймали в море? Откуда вы знаете?
– Лучше, гораздо лучше! Вот слушайте: в пятницу на той неделе – я нарочно запомнила день – по всему нашему берегу разнесся слух, что накануне вечером рыбаки видели громадного лося, плывущего с моря к берегу. Они было погнались за ним на лодках, но он успел достичь мелкого места и благополучно ушел в лес. Я отыскала этих рыбаков и все проверила.
– Да что вы! – вскрикнул студент. – Вот молодец! А я-то был уверен, что он потонет. Ведь двадцать восемь верст воды! Вот здорово!
– Ага! – торжествовала девушка. – Теперь сами за него рады. А то «убью да убью!»
– А знаете, – улыбаясь, сказал студент, – если б не вы, так я бы, пожалуй, того… двинул бы его в последний момент. Ружье у меня на предохранителе оказалось, не выстрелило. Тут я вас вспомнил и одумался.
Девушка, краснея, протянула ему руку.
Комментарии
На великом морском пути
Текст восстановлен по рукописи.
Повесть написана в 1923 году в Саблине (под Петроградом). Автором использованы собственные наблюдения, сделанные в юности, которую он провел на южном берегу Финского залива, там, где пролегает Великий морской путь перелетных птиц, а также сведения, полученные им тогда от отца, ученого-орнитолога. О соколе, живущем в Петрограде под куполом собора, упомянуто в дневнике писателя: «…услышал сапсана и плеск голубей на улице, а для прохожих всего этого не существовало. И услышав – увидел…»
Первое издание – в 1923 году в издательстве «Радуга» с рисунками В. Сварога. В V издание (1935 год) автором внесены изменения: по-другому описан момент выпуска на волю казарки и прибавлена новая глава: в собрании сочинений – пятая.
Мурзук
Текст восстановлен по рукописи.
В дневнике писателя сказано, что писал он «Мурзука» пять дней в июне, два дня в августе и с 12 по 15 сентября включительно. Летом 1924 года: «Писалось радостно. В отношении фабулы – ощущение, будто паровоз у тебя сзади и так тебя и прет вперед. Задумалась вещь еще весной, в городе («6 апр. 24 г. был в Зоологическом саду. Вынес очень тяжелое впечатление» – запись в другой тетради), но вся разработка темы здесь, на хуторе Хвата в Бологом. Считаю за подготовку к следующей большой вещи (думаю об Алтае), но несомненно есть и самоценное здесь».
Из письма В. Бианки О. И. Капице из Уральска от 15 июня 1926 года: «…Успех „Мурзука“ меня изумляет… Теперь я крепче обопрусь на своих 3-х китов, на которых строил „Мурзука“:
1) эмоции, 2) фабульность, 3) простота языка».
В 1925 году – первое издание в «Радуге» с рисунками В. Тиморева. Переиздавался отдельной книжкой и в сборниках. «Мурзук» был первым произведением В. Бианки, переведенным на иностранный язык (напечатан в Англии в 1937 году и имел хорошие отзывы). В нашей стране, по библиотечной статистике 1929 года, эта книга была у детей первой по читаемости. Печаталась даже особым шрифтом для слепых.
Много позже, в письме к В. Гарновскому, говоря о писательском труде, В. Бианки замечает: «…Пусть мои первые вещи… и „Мурзук“ кажутся мне теперь совсем наивными, но мне за них нисколько не стыдно, они меня радовали тогда, и я их люблю сейчас… Это доведенные до некой монолитности вещи».
В «Мурзуке» повадки рыси несколько романтизированы, что объясняется не столько стремлением автора к обострению сюжета, сколько недостаточными еще в те годы сведениями в научной литературе об этом редком звере.
При переиздании в 1940-х годах автором были внесены в повесть небольшие изменения.
Рассказы о тишине
Морской чертенок
Текст восстановлен по рукописи.
Написан рассказ в конце 1945 – начале 1946 года в Ленинграде. В это время писатель составлял сборник «Нечаянные встречи» из ряда старых рассказов (раздел «Нехожеными тропами») и двух новых разделов («Задумчивые рассказы» и «Рассказы о тишине»). «Морской чертенок» был помещен автором в начале сборника в виде вступления, а «Чайки на взморье» – как заключение.
Летом 1946 года рассказ был передан по радио.
Основой сюжета послужили впечатления детства автора. В стихотворении В. Бианки «Лебяжье» есть такие строки: «…Пять Братьев. На них / В детстве поймал я морского чертенка».
Уммб!
Рассказ написан в самом начале февраля 1946 года в Ленинграде, использованы впечатления детства автора (см. комментарии к повести «Одинец»). Рассказу был предпослан эпиграф, позже снятый автором: «Что только не лезет в душу и голову от всех этих стихий, как говорят. А стихии: солнце, море, ветер и еще то, чего не выразишь словами и что сильней всех стихий, из чего складывается улыбка жизни: то печальная, то настороженная, то радостная… Борис Житков. Письмо».
О Аулей, Аулей, Аулей!
Текст восстановлен по рукописи.
На рукописи стоит дата окончания: апрель 1945 года. Заветы (Подмосковье). В том же году автор читал этот рассказ по радио; напечатан был в журнале «Костер».
Чайки на взморье
Текст восстановлен по рукописи.
Закончен рассказ в Ленинграде – 16 декабря 1940 года. На черновой рукописи помечено:
«15/Х-40 г. Михеево». Но еще раньше, зимой 1934/35 года, для будущей повести «Браконьеры» В. Бианки записывает воспоминания о матросском сундучке в волнах Финского залива, о жадном нетерпении мальчика узнать, что в нем. Однако и в октябрьской редакции у рассказа еще не было лирического завершения, благодаря которому этот текст обычно ставится заключающим сборники.
Впервые рассказ был напечатан вместе с «Черноголовкой» в журнале «Литературный современник», № 6 за 1941 год.
Одинец
Повесть задумана писателем в 1925 году. Написана в Уральске в ноябре – декабре 1926 года.
В марте 1926 года в письме к О. И. Капице: «…Совсем счастлив буду, когда доберусь до своих „Браконьеров“ и „Одинца“. „Браконьеры“ это большая вещь, на 3/4 наполненная воспоминаниями о моем детстве в Лебяжьем, о стоверстном казенном лесе, его зверях и птицах. Тут только фабула выдумана; даже большинство приключений двух героев-мальчиков – факты. „Одинец“ – монография о лосе (как „Мурзук“ монография о рыси), последнем лосе лебяженских лесов, о лосе, переплывшем Финский залив в поисках новых мест, где б не тревожили его вечно люди. Обе эти вещи тесно связаны: жизнь Одинца переплетается с приключениями двух молодых „браконьеров“. Писать эти вещи – для меня большой праздник».
