ворчал козел, мотая бородой. – Только, смотри, не подавись от вранья…
– И смышленый какой… – нахваливал столяр. – Его и кормить совсем не надо: сам себе пропитание добудет.
– Ну, это ты уж совсем напрасно, – рассердился козел. – Хоть один раз закусить хорошенько… Давненько я не едал по-настоящему.
Понравился упрямый козел купцу. Как раз ему вот такого и нужно. Да и ребятишкам забава… Ударили по рукам, и столяр получил за козла целых три рубля. Давно у него не было в руках таких денег, и с радости столяр напился пьян.
Просыпается утром на другой день, а кот Васька с печки ему мяукает:
– Дяденька, а козел-то опять у нас. Прибежал с веревкой на шее…
– Ну, это его дело, а я его больше не знаю…
Пришел от купца дворник с кучером, и вытащили козла за рога, зацепили веревкой и потащили к новому хозяину, только бока трещат.
– Чего ты упираешься-то? – удивлялся столяр. – Там, по-крайней мере, сыт будешь…
– Ну, это дело мое, – ответил сердито козел. – В гостях хорошо, а дома лучше того…
Прошло два дня, и козел опять вернулся домой. Пришли за ним два дворника и два кучера и принялись бить. Даже столяру сделалось жаль упрямую скотину.
– Ну, перестань, не упрямься, – уговаривал он козла.
Посмотрел на него козел исподлобья, нахмурился и проговорил всего одно слово:
– Эх ты, бесстыдник!..
Задумался столяр. Мудреный козел: не хочет жить у купца, где сладко поят и кормят, а рвется домой, в избушку, где хоть шаром покати, голодной мыши нечем накормить. Потом сделалось столяру совсем совестно… А козел опять пришел. Идет по улице и прихрамывает. Даже соседи и те пожалели: «Ах, бедный козлик!» Забился козел под свое крыльцо и лежит – туча тучей. Добыл столяр немного хлеба и снес козлу.
– На вот, покушай, упрямая башка…
Козел даже не шевельнулся. И на хлеб не смотрит… Еще совестнее сделалось столяру. Ведь вот скотина, бессловесная тварь, а своего угла ни за что не желает менять. И вот Васька тоже, и петух, и Шарик… Отправился столяр к купцу и говорит:
– Ваше степенство, как же мы относительно козлика? Он опять прибежал ко мне…
– Ты меня обманул, – говорит купец, – продавал козла за умного, а он хуже черта. Вот кучера да дворники совсем замаялись с ним. Все руки, говорят, отколотили о проклятого козла. Совсем глупый козел…
– Нет, ваше степенство, совсем даже не глупый он. Да… Поумнее будет дурака-то хозяина, потому как он свой дом знает. Уступите его мне обратно, а деньги я вам отработаю.
– Да бери хоть даром. Все равно не будет у меня жить…
– Нет уж, зачем даром. Это нехорошо…
Вернулся столяр домой такой веселый и принялся за свою работу. Давно его таким не видали. Опять засвистела пила, и полетели стружки… Опять соседи услышали, как поет столяр, работает и поет.
– Ну, теперь у нас все пойдет хорошо, – говорит Шарик, – хозяин поет, значит, беда прошла…
Вылез из-под крыльца козел, посмотрел кругом, мотнул бородой и сказал:
– Кабы не я, так все бы вы пропали тут…
Через год около избушки появились и новый забор, и новые ворота, и новый сарай. Прилетели голуби, зачиликали воробьи, вернулась старая мышь со всем семейством.
– Это он для нас, для мышей, выстроил, – уверяла мышь, осматривая сарай. – Ничего, как-нибудь поместимся… Ведь я ему говорила тогда, что не проживет он без нас.
Лесная сказка
I
У реки, в дремучем лесу, в один прекрасный зимний день остановилась толпа мужиков, приехавших на санях. Подрядчик обошел весь участок и сказал:
– Вот здесь рубите, братцы… Ельник отличный. Лет по сту каждому дереву будет…
Он взял топор и постучал обухом по стволу ближайшей ели. Великолепное дерево точно застонало, а с мохнатых зеленых ветвей покатились комья пушистого снега. Где-то в вершине мелькнула белка, с любопытством глядевшая на необыкновенных гостей; а громкое эхо прокатилось по всему лесу, точно разом заговорили все эти зеленые великаны, занесенные снегом. Эхо замерло далеким шепотом, будто деревья спрашивали друг друга: кто это приехал? Зачем?..
– Ну, а вот эта старушка никуда не годится… – прибавил подрядчик, постукивая обухом стоящую ель с громадным дуплом. – Она наполовину гнилая.
– Эй ты, невежа, – крикнула сверху Белка. – Как ты смеешь стучать в мой дом? Ты приехал только сейчас, а я прожила в дупле этой самой ели целых пять лет.
Она щелкнула зубами, распушила хвост и так зашипела, что даже самой сделалось страшно. А невежа-подрядчик не обратил на нее никакого внимания и продолжал указывать рабочим, где следовало начать порубку, куда складывать дрова и хворост.
Что было потом, трудно даже рассказать. Никакое перо не опишет того ужаса, который совершился в каких-нибудь две недели. Сто лет рос этот дремучий ельник, и его не стало в несколько дней. Люди рубили громадные деревья и не замечали, как из свежих ран сочились слезы: они принимали их за обыкновенную смолу. Нет, деревья плакали безмолвными слезами, как люди, когда их придавит слишком большое горе. А с каким стоном падали подрубленные деревья, как жалобно они трещали!.. Некоторые даже сопротивлялись, не желая поддаваться ничтожному человеку: они хватались ветвями за соседние деревья во время своего падения. Но все было напрасно: и слезы, и стоны, и сопротивление. Тысячи деревьев лежали мертвыми, как на поле сражения, а топор все продолжал свое дело. Деревья-трупы очищались от хвои, затем оголенные стволы разрубались на равные части и складывались правильными рядами в поленницы дров. Да, самые обыкновенные поленницы, которые мы можем видеть везде, но не всегда думаем, сколько живых деревьев изрублено в такую поленницу и сколько нужно было долгих-долгих лет, чтобы такие деревья выросли.
Уцелела одна старая ель с дуплом, в котором жила старая Белка с своей семьей. Под этой елью рабочие устроили себе балаган и спали в нем. Целые дни перед балаганом горел громадный костер, лизавший широким, огненным языком нижние ветки развесистого дерева. Зеленая хвоя делалась красной, тлела, а потом оставались одни обгоревшие сучья, топорщившиеся, как пальцы. Старая Белка была возмущена до глубины души этим варварством и громко говорила:
– Для чего все это сделано?.. Кому мешал красавец лес? Противные люди! Нарочно придумали железные топоры, чтобы рубить ими деревья… Кому это нужно, чтобы вместо живого, зеленого леса стояли какие-то безобразные поленницы? Не правда ли, старушка Ель?
– Я ничего не знаю и ничего не понимаю, – грустно ответила Ель, вздрагивая от ужаса. – Мое горе настолько велико, что
