ты, подонок! – проговорил я.
– Они живы, – успокоил Рейвич, возвращая руку под одеяло. – Это просто снотворное.
– Зачем ты это сделал?
– Я тоже хотел спросить, – сказал Таннер.
– Они нарушали симметрию. Теперь вы остались вдвоем. Идеальное завершение вашей «Игры». – Он склонил лысую голову в мою сторону. – Согласитесь, простота – лучшая красота.
– Что вам нужно? – осведомился Таннер.
– Я уже получил все, что хотел. Вы двое, в одном зале.
– Похоже, вы от меня кое-что скрыли? – сказал я.
– Ну, скажем… сведения, которые я добыл перед тем, как покинуть Окраину Неба. Весьма любопытные.
Рейвич снова высунул из-под одеяла пистолет, на этот раз целясь в Таннера. Точность прицела оставляла желать лучшего, но жест произвел должный эффект: Таннер попятился. Теперь мы стояли на равном расстоянии от кресла.
– Почему бы вам не поделиться своими воспоминаниями? – продолжал Рейвич. – А я заполню пробелы. – Он кивнул Таннеру. – Вы первый.
– С чего мне начать?
– Можно с гибели жены Кагуэллы, поскольку это ваша вина.
Почему-то мне вдруг захотелось защитить Таннера.
– Он убил ее не нарочно. Пытался спасти ей жизнь.
– Ну и что? – презрительно фыркнул Таннер. – Я сделал то, что должен был сделать.
– Но, к несчастью, вы промахнулись, – подсказал Рейвич.
Казалось, Таннер не слышал, он продолжал вспоминать вслух:
– Может, промахнулся, а может, и нет. Допустим, я сам решил убить ее – она никогда не стала бы моей.
– Нет, – вмешался я. – Это было совсем не так. Ты пытался спасти ее…
Будь я проклят, если знаю это наверняка.
– В общем, я понял, что Гитте конец, – продолжал Таннер. – Однако Кагуэллу можно было спасти. Он получил не слишком тяжелую рану. Поэтому я подключил их обоих к системам жизнеобеспечения и отвез в Дом Рептилий.
Я невольно кивнул, вспоминая тот адски долгий путь через джунгли, когда мне приходилось справляться с болью в культе. Хотя на самом деле это был не я… Это был Таннер, и я знал о случившемся только из его воспоминаний…
– Когда я вернулся, люди Кагуэллы, которые оставались в Доме, встретили меня и забрали тела. Они сделали для Гитты все, что могли, хотя и понимали: это бессмысленно. Кагуэлла пробыл несколько дней в коме, но в конце концов выкарабкался. Впрочем, он почти напрочь лишился памяти.
Я вспомнил, как очнулся от долгого мертвого сна, задыхаясь от страха. Тогда я сознавал только одно: что-то пронзило меня насквозь. Никаких подробностей восстановить не удавалось. Я позвал Таннера. Мне сообщили, что он ранен, но жив. Про Гитту никто ничего не сказал.
– Таннер пришел навестить меня, – сказал я, перехватывая инициативу. – Я увидел, что он потерял ступню, и догадался: с нами случилось нечто ужасное. Но я ничего не помнил, кроме того, как мы отправились на север, чтобы устроить засаду на отряд Рейвича.
– Ты попросил привести Гитту. Все-таки помнил, что она находилась с нами.
Обрывки давно забытого разговора начали всплывать в памяти, словно высвобождаясь из тугой паутины.
– И ты выложил мне все. Мог бы солгать – придумать что-нибудь в свою защиту, сказать, что ее убил боец Рейвича. Но не солгал. Ты объяснил, как было на самом деле.
– Какой смысл лгать? – пожал плечами Таннер. – Ты все равно вспомнил бы.
– Но ты должен был знать.
– Что именно? – спросил Рейвич.
– Что я убью его за это, – ответил я ему.
– А-а, – протянул Рейвич, и из динамика модуля послышался мягкий бесстрастный смешок. – Мы почти добрались до сути проблемы.
– Я не думал, что ты убьешь меня, – сказал Таннер. – Думал, простишь. Мне даже казалось, что твое прощение не понадобится.
– Наверное, ты слишком плохо меня знал.
– Возможно.
Рейвич похлопал свободной рукой по подлокотнику кресла, щелкая почерневшими ногтями по резному металлу.
– Значит, вы приказали его убить, – произнес он, обратив ко мне безглазое лицо. – И выбрали способ, который мог заодно удовлетворить вашу основную страсть.
– Я не очень хорошо это помню, – сказал я.
И это была почти правда.
Я помнил, как смотрел сверху вниз на Таннера, ползавшего в белой камере без потолка. Я помнил, как он понемногу осознавал происходящее, как чувствовал опасность и догадывался, что он здесь не один. Что в этом замкнутом пространстве есть кто-то еще.
– Расскажите, что помните вы, – попросил Рейвич, обращаясь к Таннеру.
– Помню, как эта тварь сожрала меня заживо. Поверьте, такое не скоро забудешь.
Таннер говорил ровным, невыразительным голосом, чем-то похожим на синтезированный голос Рейвича.
И тут я вспомнил.
Гамадриада издохла почти мгновенно. Ее убили вещества, содержащиеся в организме каждого человека и несовместимые с ее метаболизмом. Змея подергалась и свернулась, точно пустой пожарный шланг.
– Мы распороли ей брюхо, – сказал я. – Извлекли Таннера из ее глотки. Он не дышал, но сердце еще билось.
– Вы могли прикончить его на месте, – сказал Рейвич. – Кинжал в сердце, и делу конец. Но вам нужно было кое-что у него получить, правильно?
– Мне нужна была его личность. И прежде всего память. Поэтому пришлось надеть на него медицинский жилет. Я поддерживал в Таннере жизнь, пока готовили трал.
– Для чего?
– Чтобы выследить вас, Рейвич. Я уже знал, что вы покинули планету, что вскоре вы будете на борту субсветовика, летящего до Йеллоустона. Я наказал Таннера. Предстояло сделать то же и с вами в память о Гитте. Но для этого мне требовалось стать Таннером.
– На этой планете вы могли бы стать кем угодно.
– Мне требовались его навыки. – Я перевел дыхание. – Это не должно было остаться навсегда. Я подавлял свою настоящую личность, пока не оказался на борту корабля. Воспоминания Таннера должны были постепенно рассеяться, оставив после себя отдельные фрагменты. Они сохранились до сих пор, но уже не путаются с моими.
– А другие ваши секреты?
– Вы о глазах? Да, такое скрыть непросто. Впрочем, эксперимент удался. Но генетические изменения уже сошли на нет. Возможно, так и было задумано.
– Кое-что вы все-таки забыли. –
