Это был голос Амелии. Она сидела рядом, склонившись надо мной. Я видел ангельское лицо – все как в тот день, когда меня оживили в обители нищенствующих.
– Это не мое имя… – Я опешил: голос звучал абсолютно нормально, разве что был чуть хриплым от усталости.
А ведь казалось, мои губы не приспособлены для столь тонких действий, как человеческая речь.
– Да, – сказала Амелия. – Но это единственное ваше имя, которое известно мне. Так что пока оставим как есть.
Я был слишком слаб, чтобы спорить, и сомневался, что мне этого хочется.
– Вы спасли меня, – сказал я. – И вообще я вам многим обязан.
– Если не ошибаюсь, вы сами себя спасли, – возразила она.
Комната, где мы находились, была гораздо меньше зала, в котором погиб Рейвич.
Но ее заполнял тот же золотистый осенний свет, на стенах были такие же узоры в виде математических формул, впрочем, как и повсюду в «Убежище». Свет играл на кулоне в форме снежинки, висевшем у Амелии на шее.
– Что с вами случилось, Таннер? Что превратило вас в человека, способного на такое жестокое убийство?
Такие слова можно расценить как упрек, но ее голос не звучал сурово. Я понял, что она не осуждает меня. Похоже, Амелия признала: судить меня за ужасы из прошлого нет оснований. В той же мере человек виновен в злодеяниях, которые совершил во сне.
– Я играл роль заядлого охотника.
– Того, о ком вы говорили? Кагуэллы?
Я кивнул:
– Помимо всего прочего, ему изменили сетчатку глаза, использовав гены змеи. Он хотел охотиться в темноте, при этом быть на равных с добычей. Я думал, что этим все ограничилось. И ошибался.
– Но вы этого не знали?
– До определенного момента не знал. В отличие от Рейвича. Ему было известно про ядовитые железы Кагуэллы, про то, как можно доставить яд по назначению. Наверное, ему об этом сообщили ультра.
– И он пытался дать вам подсказку?
Я качнул головой, не отрывая ее от подушки:
– Может быть, ему хотелось, чтобы один из нас пережил другого. Надеюсь, он сделал правильный выбор.
– А ты сомневаешься? – спросила Зебра.
Я с трудом оглянулся: она стояла по другую сторону кровати.
– Значит, Рейвич сказал правду, – пробормотал я. – Когда стрелял. Вас просто усыпили.
– Он был не самым скверным человеком, – сказала Зебра. – Не желал другим зла – лишь тому, кто лишил его семьи.
– Но я все еще жив. Значит, он проиграл?
Зебра медленно покачала головой. Она вся сияла в потоках золотистого света. И я понял, что мучительно желаю ее, хотя мы не раз предавали друг друга в прошлом… и еще неизвестно, что ждет нас в будущем.
– Думаю, он получил то, что хотел. Во всяком случае, почти все.
Похоже, она чего-то недоговаривала.
– О чем ты?
– Похоже, тебе не успели об этом сказать, – ответила Зебра. – Рейвич солгал нам.
– Солгал?
– Насчет своего скана. – Она поглядела на потолок, и на лице заплясали золотистые зайчики.
Я заметил остатки прежней «раскраски», уже совсем бледные.
– Сканирование прошло неудачно. Они слишком поторопились. Скан не успел сделать запись.
Я старательно изобразил скептическую гримасу. Но при этом понимал, что Зебра говорит правду.
– Неудачи быть не могло. Я же говорил с Рейвичем, это происходило никак не после сканирования.
– Тебе только казалось, что ты говорил с ним. Думаю, это была бета-версия, пародия на Рейвича. Она повторяла его привычки, поэтому ты и считаешь, что сканирование был успешным.
– Но зачем весь этот спектакль?
– Думаю, ради Таннера, – сказала она. – Рейвич хотел внушить Таннеру, что все его усилия бесполезны. Что, даже уничтожив старика физически, он ничего не добьется.
– Оказывается, это было не совсем так, – заключил я.
– Как сказать. Конечно, Рейвич умер бы в любом случае – чуть раньше или чуть позже. Но убил его все-таки Таннер.
– И Рейвич знал об этом? Все это время, пока мы были с ним, он знал, что умрет, что сканирование не удалось?
– Получается, он выиграл, – произнесла Зебра. – Или наоборот, потерял все.
Я взял ее за руку, пожал:
– Теперь это не имеет значения. Таннер, Кагуэлла, Рейвич – все они мертвы.
– Все до одного?
– Все, кто действительно что-то значил.
После этого я целую вечность всматривался в золотистый свет, исходивший непонятно откуда, пока Зебра и Амелия не оставили меня одного. Я устал. Это была беспредельная усталость, которая не проходит, даже если выспишься. Но я все-таки уснул. И снова увидел сон. Не знаю, что я надеялся увидеть, но мне опять снилась камера с белыми стенами. И меня вновь охватил первобытный ужас от того, что́ происходило там со мной, и от наказания, которому я подверг сам себя.
Позже, гораздо позже я вернулся в Город Бездны. Это было долгое путешествие. По дороге нам пришлось сделать остановку в обители нищенствующих, где сестра Амелия возвратилась к своим обязанностям. Она с удивительной стойкостью перенесла испытания, но, когда я предложил помощь – правда, не представляя, чем мог помочь, – Амелия отказалась и лишь попросила сделать ордену пожертвование, в меру моих финансовых возможностей.
Я дал обещание и позже выполнил его.
По прибытии в Полог мы с Квирренбахом и Зеброй договорились о встрече с человеком, который прыгал в Бездну.
– Дело касается «Игры», – сказал я ему. – Мы предлагаем внести в нее существенные изменения.
Воронофф зевнул:
– С чего вы решили, что меня это заинтересует?
– Хотя бы выслушайте. – И Квирренбах приступил к изложению общей идеи.
План был разработан нашей тройкой в «Убежище». Он был довольно запутанным, и нам не сразу удалось донести его до собеседника. Однако через некоторое время Воронофф проявил интерес.
Он выслушал до конца, а потом сказал, что идея ему понравилась. И что ее даже можно осуществить на практике.
Мы предложили новую форму «Игры» под условным названием «Игра теней». В основе лежала все
